Царица Армянская - [20]

— С весной связан и другой обряд — пост. Так, может, ты лучше станешь поститься, Кама Вараш? — сказала Мари-Луйс. — Это было бы полезно, а то живот у тебя уж вон как раздулся.

Кама Вараш что-то пробормотал. Голос его постепенно терял ту твердость и уверенность, которые придавали ему значительность и должны были внушать страх окружающим.

— Царь-солнце Мурсилис начертал и печатью своею заверил закон о том, что в жертву приносится человек. Не следует этому противиться, великая царица.

— Я уже объявила, что впредь такому не бывать, что я запрещаю!

— Но мы же должны жить в дружбе и согласии, великая царица?..

— Да, но иной друг ведет себя словно ребенок: чем больше ему позволяешь, тем больше он безобразничает. Вот я разрешила, чтоб ты остался в нашем городе, да, видно, наглость в ваших людях сильнее всего. Ты уже пытаешься повелевать мною.

Кама Вараш, приложив руки к груди, сказал:

— Не обвиняй невиновного, великая царица. Упрек твой воспринимаю как особое внимание ко мне. Но знай, бог Шант — и наш, и ваш бог — не довольствуется в качестве жертвы ни печеностями, ни бычками, ни овцами, ни разливанными винными морями. Он может наслать на нас великую беду, скажем, эпидемию страшной болезни или засуху, если мы не принесем ему в жертву человека.

— Ваши боги для нас, армян, неприемлемы. Вы поклоняетесь свинье, а нам она ненавистна. У вас есть бог Кар Хуху, а мы знать не желаем об этом исчадии зла и распутства.

— Да, но этот Кар Хуху и ваш бог?..

— Был некогда и нашим, — не отрицала Мари-Луйс. — От него даже у нас повелся род Каргов, люди которого возвели крепость и город Карг. Но поклоняться ему запретил наш царь Уганна, и мы уже давно не признаем этого бога.

Она еще напомнила Кама Варашу, что они, хетты, и собак приносят в жертву своим богам. И, между прочим, покровительнице животных богине Инаре тоже.

Кама Вараш усмехнулся:

— Вспомни, божественная, что жрецы вашего рода Мамкуна, потомков Гайка, тоже собак в жертву приносят. Вы ведетесь от племени Армана. Они еще за три тысячелетия до нас оставили о себе письмена. У их богов были собачьи головы, а значит, мы все от одного корня: и вы — армяне, и мы — хетты.

— Возможно, — не возражала Мари-Луйс, — но вы от своего корня давно отступились, а ваши жрецы потакают блуду и всякой скверне.

— Я не обижаюсь, справедливая царица, потому что все тобою сказанное — истинная правда. Но все то, что делается на земле, под землей и на небесах, совершается по воле богов. Помни, что и мертвые вечно живы…

Мари-Луйс пригласила Кама Вараша и его спутников отобедать, и за обильным угощением разговор велся все о том же. Когда гости собрались уходить, Кама Вараш ниже обычного склонился перед царицей.

— Ты перевернула мою душу и сердце, благословенная царица, удостоив меня уважения и почестей. Я исполню твое желание, не стану приносить в жертву человека.

Мари-Луйс проводила хеттов до самого выхода. Когда она возвращалась, ей навстречу шел Таги-Усак. Он низко поклонился.

— А тебя обманули, великая царица.

— Однако ты забываешься! — сурово заметила она. — Кто здесь царит, а кто в слугах пребывает? Что за тон, как разговариваешь со мной?..

— Кама Вараш обманул тебя, божественная. Убей меня, но он обманул, и я не стану молчать, поскольку дело касается тебя и чести армянской царицы. Кама Вараш принесет в жертву своих девственниц.

Мари-Луйс взъярилась:

— Молчать! Слышишь, молчать!

И она, не глянув больше на Таги-Усака, удалилась. А он стоял недвижим, с опущенной головой. В полночь Мари-Луйс велела позвать его. Таги-Усак пришел усталый и мрачный. Царица повела его в небольшую комнату, где едва светился маленький огонек в чаше. На деревянной кровати спала златокудрая миловидная девушка.

— Как ты думаешь, кто это? — спросила Мари-Луйс.

— Кажется, девушка, предназначенная хеттами в жертву Шанту?..

Царица вывела его из комнаты.

— Несчастная будет спать два дня и две ночи, пока не кончится действие дурманящего зелья, которым ее опоили. Кама Вараш подарил мне это дитя в приемные дочери.

Таги-Усак опустился на колени, обхватил руками ноги царицы и взмолился:

— Не верь Кама Варашу! У него есть другая девушка для жертвоприношения. Он хочет обвести тебя. Не верь ему!

Мари-Луйс вырвалась из его рук и сердитая удалилась. Уже из-за двери она крикнула:

— Не смей попадаться мне на глаза!

Таги-Усак, ошеломленный, так и остался на коленях.

* * *

Великий жрец Арванд Бихуни с ритуальными телодвижениями приблизился к колоннам храма Мажан-Арамазда. Их было четыре, мраморных, массивных колонны с входными вратами посредине, украшенными чеканкой с образом Мажан-Арамазда в центре.

Паломники до того излобызали медь чеканки, что она местами протерлась. Жрец благоговейно погладил изображения богов и, поддав плечом створку, вошел в храм.

Внутри было темно. Из ниши вдруг вынырнул какой-то призрак с белою бородою по пояс и запалил факел. В конце храма, под самый верх поднималась причудливая пирамидальная колонна, с которой свисал принесенный в дар храму царем Уганной его заветный щит, целиком из чистого золота. У дверей, ведущих в помещение для жертвоприношений, высились два толстенных столба. На стенах были изображены теленок и корова. В углу стоял треножник, напоминающий: бычьи копыта, на нем купель с водою для отпущения грехов. Великий жрец обмакнул пальцы в воду, провел ими по лбу и по бороде, подсыпал ладана в курильницу и опустился на приступок возле нее. Старый жрец омыл ему ноги.