Царьград - [39]

— Вижу. Командуй Фомич, что делать.

— По всей видимости это и есть сам Маметкул. — говорил Белых, рассматривая, так же как и его подчиненный в бинокль, красовавшегося на сером тонконогом скакуне, прозываемого на Руси аргамаком, статного воина, в блестящей броне, в золоченом шлеме, с саблей на боку с драгоценной рукоятью и в богато изукрашенных ножнах. Да и «запакованный» в металлический степной доспех улан, сидящий в седле, на хорошем коне, за спиной богатого всадника и держащий над собой длинный шест бунчука, говорил сам за себя, это представитель ханского рода. О чем дополнительно свидетельствовало богатое и не только для степи, вооружение и снаряжение, как самого бунчужного, так и его товарищей из свиты военачальника.

— Согласен. Кроме него других воевод ханских кровей у Кучум - хана нет.

— Так вот, прикажи своим лучшим стрелкам, чтобы его у Кучумки вообще не стало.

— Есть, разрешите выполнять.

— Разрешаю.

Пока командиры разглядывали Маметкула и его свиту и обменивались мнениями, а потом один отдавал приказ, а второй готовился его исполнить, враг, подгоняемый завываниями мулл, снова почти дорвался до самой траншеи. Что естественно вызвало увеличения потерь среди атакующих в следствии усиления количества металла в воздухе, все орудия из - за малого расстояния перешли на обычную картечь. Да и егеря наконец достали мулл. Один за одним они замолкали и валились на истоптанную зелень луга.

Первыми дрогнули и побежали вогулы с остяками, селькупы и прочие насильно согнанные подневольные самоеды. На этот раз они побежали по хитрому. Не назад, на острые жала копий фанатичных татар, а на фланги битвы и только после этого, в одиночку, мелкими группами, а в дальнейшем и отрядами, уходили с места сражения. Причем уводили остатки своих воинов и охотников сами таёжные князьки, те которые к этому времени остались живы. Убежавшие от смерти остяки, сели в лодки и поплыли вниз по Иртышу к себе, в родные края. Вогулы, следуя примеру остяков, покинув ханское войско, отправились через заболоченную Исвалгу вверх по Кунде на свою землю. Селькупы похватав свои челны, бросились на них в низовья Иртыша, на Обь в свои стойбища и укрепленные городки - коч. В этом похвальном забеге, их поддержали и иные самоеды, так же ставшие активно разбегаться в разные стороны и уходить, кто и как горазд в свои земли, скрываясь подальше от неминуемой уруской смерти, разнося по тайге весть о появлении страшных урусов, с которыми лучше не враждовать, иначе смерть. Ведь даже южный жестокий повелитель хан Кучум со всем своим войском не устоял перед силой этих пришельцев.

Разбежавшийся таёжный народец составляй большую часть ханского войска и естественно после их «демобилизации по своим домам», кучумская армия посыпалась. Оставшиеся, без прикрытия телами таёжников, татарские копейщики, попали под сосредоточенный огонь, не выдержали и их остатки побежали. Они были бы истреблены все, если бы не безумная конная атака уланов, отвлекшая русских от избиения вражеской пехоты. Развернуть легкие «единороги» или довернуть ствол ружья с винтовкой, много времени и усилий не надо. И «вихрь» кавалерийской атаки захлебнулся в слитном, многотысячном громе орудий и ружей. «Поток» горячего металла на бешеном скаку выбрасывал из седел всадников, опрокидывал коней, ломали ноги подбитые лошади, сворачивали шеи упавшие воины. Предсмертное ржание пораненных коней, вой побитых людей смешались в единый многоголосый гул. Не сбитые картечью и пулями скакуны, спотыкались в завалах тел погибших, падали, калеча себя и всадника, поднимая своими тушами высоту вала из павших лошадей и их наездников.

Остатки уланов отпрянули назад и вне зоны поражения опять стали изготавливаться к новой атаке. За это время пехота успела отбежать за дистанцию их уверенного поражения из оружия урусов. Где и встретила разгневанного Маметкула с его телохранителями.

— Шайтан, куда. Назад. — кричал царевич, нещадно полосуя жильной плетью бегущих пехотинцев по чему придется.

— Я растопчу вас, и тела ваши растаскивают псы. Трусы. А головы я отдам урусам, чтобы они скормили их свиньям. Назад отродье ослов и баранов.

— Тайджи. — пытались оправдаться беглецы. — Урусов множество, их тьмы. Мы храбро сражались и убили их превеликое множество. Но их оказалось больше и мы были вынуждены бежать.

В таком ключе и шла «беседа» между Маметкулом с его уланами с одной стороны и пешими татарами. Но уже через четверть часа метод «убеждения» ханского племянника и его уланов, так же применявших в качестве «убедительного аргумента» витые плети, помог достичь взаимопонимания сторон. И в течение часа пехотинцы были выстроенные в боевые порядки, приведено полдюжины мулл, на замену выбывших, которые не менее чем полчаса завывали перед воинами, поднимая перед предстоящим боем им их воинских дух на таком импровизированном «митинге». И наконец, более менее стройные шеренги татарской пехоты, в ряды которой влились и остатки спешенных улан, начали угрожающе медленно накатываться на русские позиции.

Даже возобновленная стрельба не задержала татар. Те просто увеличив скорость движения, перейдя сперва на скорый шаг, а потом и на бег. Но в это время, на глазах всего войска, пал раненым Маметкул, лично поведший ханских воинов в бой. Ряды атакующих дрогнули, смешались. Поднявшиеся в контратаку стрельцы, уж очень добыча была вкусна, лежащий буквально в двухстапятидесяти метрах раненный татарский царевич, внесли ещё «одну цистерну» дегтя в оставшуюся у татар «ложку» уверенности в победе. И татары сломались. Как то вдруг, все войско развернулось и бросилось на утек от идущих к ним навстречу русским цепям. Преданные тайджи уланы сумели, буквально из под носа у стрельцов, вынести его, в рукопашной отбив своего воеводу, став стеной между ним и своими товарищами уносящими тело, и набежавшими стрелками, правда, заплатив за спасение командира своими жизнями. После чего, оставшиеся в живых личные уланы Маметкула погрузили его в бессознательном состоянии в лодку, за засекой у Чауш мыса и увезли на другой берег Иртыша и далее в степь на излечения.