Царевич - [7]
А вот какая из зубных щёток моя — не имею ни малейшего понятия. На этот раз Алёшка помогать отказывается. Не признаётся, какой щёткой чистил зубы. Но это я и сам угадал. На деревянной ручке каждой щётки была выжжена одна буква. Но буква "А" была лишь на двух щётках. Я выбрал себе зелёную. Вряд ли Алексей чистил зубы розовой.
Почистил зубы, умылся и опасливо вышел в коридор. Дальше что делать? Потихоньку поплёлся обратно в сторону своего купе, но тут по дороге открылась дверь и незнакомая девушка недовольно заявила мне: "Алёшка, где ты ходишь? Всё же стынет!". Паника [Ольга, сестра].
Тут я понял. Меня пробивает на воспоминания только в стрессовые моменты. В обычном состоянии Алексей полностью пассивен. И только когда я начинаю трусить, боясь разоблачения, он встревает и помогает мне. Спасибо, Алёшка!
Хотя нет. Не полностью он пассивен. Я ходить научился. И не только ходить. Вообще двигаться. Это Алёшка двигается, не я. Никогда я так не ходил раньше. Он, оказывается, невероятный трус. Идёт, постоянно держась хоть за что-нибудь, аккуратно огибая все препятствия. Резких движений вообще не делает. Еле ковыляет, как бабушка. Но я не вмешиваюсь. Один раз попробовал — так стало ещё хуже. Я могу перехватить контроль над телом, но тогда идти получается заметно медленнее, чем у тормоза Алёшки. Потому что мне приходится каждое движение контролировать. А так у нас разделение труда получается. Я — капитан, а он — старпом. Я говорю, куда нужно попасть, а уж как туда лучше идти решает он. И он же командует телом по дороге.
Вообще, мне даже нравится моё нынешнее состояние. Мало того, что здоров, так ещё и помощником обзавёлся. Он и за завтраком всё вместо меня делал. Даже жевал. Единственно, мы с ним поцапались, когда он захотел выпить молока. Я молоко с детства ненавижу. Меня тошнит от него. А Алёшка его любил. Тело хочет молоко, а я не пускаю [хочу!]. Стошнит [хочу!]. Нельзя [дай!]. Всё-таки уступил я. Выпил [вкусно!] эту [вкусно!] дрянь [вкусно!].
Пока завтракали, потихоньку смотрел на отца. Который "хозяин земли Русской". Называть его Николашкой [возмущение] дальше мне неудобно. Очень Алёшке это не нравится. В принципе, хороший ведь человек [конечно!]. Но не на своём месте. Не справится он тут. Всё равно его ведь расстреляют. Вместе с семьёй [ужас] [бессилие].
Кстати, я обнаружил, что остатки личности Алёшки достаточно разумны и могут даже самостоятельно поддерживать несложную беседу. Но тут мне его уже приходилось жёстко контролировать. Личности у него нет, но памятью моей он пользуется в полном объёме и знает всё то, что знаю я. Так что ему ничего не стоило ляпнуть что-либо вроде "после революции" или "по приказу Ленина" или даже "во время Второй Мировой войны". Но всё равно он сильно выручал меня. Потому что в вопросах подготовки к празднованию приближающегося Рождества в лужу садился бы уже я.
А часам к одиннадцати мы прибыли. В Царское Село мы приехали, это я по дороге выяснить успел. На перроне нас встречала довольно-таки порядочная толпа. Толпа концентрировалась вокруг женщины средних лет [мама!]. Так вот ты какая, "гессенская муха!" [возмущение]. Тьфу.
Когда же я (очень аккуратно, держась за перила) спустился из вагона на землю, ко мне подлетел какой-то мальчишка. Знакомый, друг? Хотел было протянуть ему руку, но тот вдруг без предупреждения обнял меня и поцеловал в щёку.
Буря эмоций захлестнула меня. Сразу вспомнил, кто это [Колька Деревенко]. А моё мнение об Алёшке упало существенно ниже плинтуса. Это он что, с ним… [гнев] [отвращение] [недопустимость].
Так. Ничего не понимаю. А чего он тогда целоваться полез? Не девчонка, чай. Это хорошо, что я такой добрый. Другой мог бы и в рыло дать…
Глава 4
— …Но в теннис! В теннис мне с сёстрами можно поиграть?!
— Алёша! Я ведь говорил уже. Нельзя! Что ты как маленький?
— Мне скучно.
— Я понимаю.
— На дерево нельзя, на велосипеде нельзя, в мяч нельзя. Даже в теннис нельзя!
— Алёша! Мы же уже разговаривали с тобой об этом! Нельзя!
— Извините. Обидно.
— Понимаю. Но… такова судьба.
— Ладно, я потерплю. Извините, сорвался.
— Давай лучше мы ещё раз повторим с тобой французские глаголы. Итак, мы остановились на…
— Давайте…
Что ж, французский — это не страшно. Я его худо-бедно, но знаю. Гораздо хуже латынь. Мне нужно чего-то испугаться или чему-то обрадоваться, когда меня спросят о латыни. Тогда, может, тоже вспомню. Но пока не получается. Я как-то меньше стал бояться. Не как в первый день. А то, что я латынь забыл полностью, смазывается тем, что Алёшка и раньше успехами в ней не блистал.
Ещё хуже латыни — русский язык. Прямо беда с ним. Я сейчас по-французски пишу много грамотнее, чем по-русски. Собственные знания Алексея по русскому не восстановились. И когда он пытается что-то писать, то чаще всего слова пишет так, как они ему слышатся в данный момент. Правил-то он никаких не помнит [уныние]. Зато правила знаю я. Я-то, в отличие от него, пишу довольно грамотно (читал много). И он этим пытается пользоваться, беззастенчиво обращаясь к моей памяти в спорных моментах. Как правило, верный ответ быстро находится. Но беда в том, что это верный ответ с точки зрения орфографии начала XXI века. В итоге, на бумаге у нас с ним получается полная фигня [
Она не ходила в атаки. Она не стреляла во врагов. Она не добывала с риском для жизни разведданные. Она не минировала мосты. Она даже не работала. Она вообще ничего не делала. Только сидела в тылу и ждала, пока другие всё сделают за неё. Чтобы победить, ей достаточно было выжить. Выжить в тылу, не на фронте. Всего лишь выжить. Это ведь так просто, верно? Верно?..
Очередная история об ещё одном попаданце. На этот раз попали не в 1941 год и даже не в конец XVII века, а чуть позже. Предупредить товарища Сталина не получится, мочить Хрущёва поздно, автомат Калашникова уже изобретён, а Высоцкий и сам неплохо исполняет собственные песни. К тому же герой не обладает знаниями Сайреса Смита по всем вопросам, а ноутбук с кучей энциклопедий с ним отчего-то не провалился. Но старый мир герою совсем не нравился, и он всё равно решает изменить Будущее. Но как? А может быть, не нужно пытаться, надрываясь, руками развернуть тяжеленную Колесницу Истории? Может быть, просто на важной развилке бросить той под колесо небольшой камушек? Быть может, тогда эта Колесница и сама отвернёт в сторону от ведущей к Пропасти дороги, а?..Ахтунг! Оголтелая пропаганда СССР.
Что-то вроде эпилога к книге "Студентка, комсомолка, спортсменка". Что было дальше? Маленькое окошко в будущее того мира. Рассказ об одном дне из жизни простой советской девчонки. Просто добрый и наивный детский рассказ. Добрый рассказ, в котором будет очень много крови. Рассказ о первой любви. Рассказ о сказке. Рассказ о девочке, у которой есть Родина…
Вторая редакция первой части. Полный вариант.Взрослый мужчина-программист попадает из нашего мира в мир магии, в тело 13-летней девочки. Разумеется, девочка обладает незаурядным магическим талантом и легко поступает в академию магии, получив отличные оценки на вступительных экзаменах. Герой некоторое время определяется с тем, какого он сейчас пола и привыкает к новому миру. После чего начинает усиленно "обалдевать" магическими знаниями. Сделав ряд важных научных открытий и, обзаведясь полезными знакомствами, герой добивается признания в среде магов.
Ужас в том, что о т.н. "сочинских автобусах", которыми вывозили из прихорашивающегося для Зимней Лимпияды ЮЖНОГО города бомжей и беспризорников, мне рассказывали несколько раз самые разные люди. И о том, что однажды пропал автобус с девочками – тоже… (Олег Верещагин).
Ночь с 21 на 22 июня 1941 года. Почти началось. Часы Истории отсчитывают последние минуты того времени, которое на десятилетия получит яркое, понятное и ужасное в своей простоте название "до войны". Остановить приближающееся начало безумной и бессмысленной бойни не способен никто и ничто. Кровавый тиран Гитлер радостно потирает потные ладошки и с довольным видом хвастается перед подельниками своими грядущими преступлениями. Он ещё не знает о том, что в судьбу Вселенной вот-вот вмешаются слепой случай и простой советский школьник Петя.
Смешанный набор человеческих судеб, вооруженных операций и попыток разобраться, кто же на самом деле является виновником непонятной войны. В центре повествования безымянная девушка, попавшая в жернова трех враждующих держав. Книга не хронологическое описание пяти дней непонятной войны. Она нечто большее, охватывающее историю последних трех десятилетий. Вставные сюжеты — истории жизни героев — демонстрируют читателю истинную ситуацию полувека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Наш современник, оказавшейся в средневековой Монголии и достигший высокого положения при дворе Чингисхана, получает должность наместника в дальнем городе тангутских земель. Этот город вскоре станет для Баурджина родным, а он сам постарается заслужить репутацию не временщика, а истинного властелина. Однако не дремлют враги и завистники, наглое мздоимство чиновников переросло все мыслимые пределы, оживились шпионы и соглядатаи, а в самом дворце зреет заговор знати. Вдобавок над урочищем Уголцзин-Тологой повисла синяя луна, предвестница странных и опасных событий.
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК 1998, том 68, № 11 Предлагаемая читателю статья одного из виднейших славистов XX в., нашего соотечественника Александра Васильевича Исаченко (1910–1978), необычна по жанру. Этот жанр в современной терминологии можно определить как опыт построения "виртуальной" истории России. Опубликована она была четверть века назад в "Венском славистическом ежегоднике" к очередному VII Международному съезду славистов в Варшаве в 1973 г.
«Желтая пыль» — душераздирающая исповедь подростка, подвергавшегося систематическому физическому и эмоциональному насилию.
Между рассказом "Как я ходила на парад" и повестью "Фройляйн Штирлиц". Читать исключительно между ними, иначе не поймёте тонкостей. В книге ссылки на все части моего цикла "Москва, 1983 год. Развилка".