Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба - [101]

О том, как пристально он следил за екатеринбургским расследованием, говорит его письмо управляющему Министерства иностранных дел от 19 февраля 1919 года, которое мы уже цитировали[321].

С.С. Старынкевич был эсером, в коалиционном правительстве Колчака он представлял самую левую часть политического спектра. Логика гражданской войны вынудила Колчака объединить под своим главенством разные антибольшевистские силы, но черносотенные элементы были крайне недовольны сотрудничеством с либералами и социалистами. Разногласия между ними оставались столь же глубокими, как и до революции.

Вернувшись в Лондон, делегация опубликовала авторитетные заверения министра юстиции. Когда об этом стало известно в России, возмущение офицерских кругов многократно усилилось. Ведущую роль в них играл генерал М.К. Дитерихс. Одно время он был командующим Уральским фронтом, но затем был отстранен от командования. Оказавшись в резерве, он рвался к «царскому делу».

Как упоминалось, первоначально расследование убийства царской семьи было поручено следователю по важнейшим делам А.П. Намёткину. Об этом человеке известно мало. Достоверно лишь то, что он не подыгрывал черносотенцам. Сперва он вызвал гнев тем, что отказался приступить к расследованию без санкции прокурора, а когда санкция была дана, повел его так, что вызвал еще большее негодование военных кругов.

Другого профессионального следователя в прифронтовом городе не было, поэтому дело решили передать одному из членов окружного суда. В исключительных случаях закон это допускал. В результате закулисного сговора между военными, председателем суда и прокурором на эту роль был рекомендован некто Михнович. Видимо, он устраивал черносотенные круги. Но решение принимало общее собрание членов суда, и оно дружно прокатило Михновича. Так же дружно оно проголосовало за Ивана Сергеевича Сергеева.

Слухи о «еврейском ритуальном убийстве» царя следователя Сергеева не впечатляли. Это снова вызвало гнев в кругах черносотенного офицерства. Был пущен слух о еврейском происхождении самого следователя. Наговоры привели к желанному результату: обойдя министра юстиции, Дитерихс добился лично от Колчака его отстранения. Вскоре должен был уйти в отставку и Старынкевич. За те несколько месяцев, что Сергеев вел расследование, то есть с августа 1918 по январь 1919, была установлена львиная доля фактов, которыми потом воспользовался его преемник. Сам Сергеев, после развала фронта, попал в лапы большевиков и был расстрелян.

Генерал Дитерихс сблизился с находившимся в стане белых британским журналистом Робертом Уилтоном и нашел в нем горячего почитателя и единомышленника. Оба сообразили, что могут быть полезны друг другу. Уилтон получал от Дитерихса сенсационные сведения о «еврейских зверствах», творившихся на «немецкие деньги», против царя, России и Великобритании. А Дитерихс, через энергичного и неумного Уилтона, получил возможность вести черносотенную пропаганду на весь мир. Книга Уилтона «Последние дни Романовых» стала первым опубликованным трудом о екатеринбургской трагедии. Вторым стало двухтомное сочинение самого Дитерихса. Оно было написано в бытность его главой Дальневосточной Республики — последнего оплота антибольшевистских сил на территории России.

Оба автора не жалели красок, чтобы опорочить И.С. Сергеева и А.П. Намёткина как несведущих и нерадивых людей, но проговаривались, что истинные причины недовольства обоими лежала в иной плоскости.

«Следователь Намёткин и член суда Сергеев, независимо от их личных качеств, характеров и политических физиономий, в своей следственной деятельности безусловно были под влиянием… больного политического течения мысли тогдашней гражданской власти и влиявших на нее политических партий бывших учредильцев» (Дитерихс, т. 1, стр. 125. Курсив мой. — С.Р.).

В учредилке, то есть в Учредительном собрании, разогнанном большевиками и затем продолжившим работу в Самаре, доминировали эсеры и близкие к ним партии. По мнению Дитерихса, они были заражены тем же еврейским духом, что и большевики, потому их сторонникам нельзя было доверить расследование «царского дела». С солдатской прямотой генерал излагал свое кредо: «Сергеев хотя и крещеный, а все же был еврей, еврей по крови, плоти и духу, а потому отказаться от своих соплеменников никак не мог» (Дитерихс, т. 1, стр. 129–130). С такой же прямотой Дитерихс излагал высшую цель расследования цареубийства: «для укрепления среди народных масс и в рядах нарождающейся армии монархических принципов и тенденций» (Там же, стр. 124). Стало быть, раскрытие истины, какой бы она ни оказалась, для Дитерихса не было целью. Что же до «монархических» тенденций, то под ними понимался «патриотизм» в духе Союза Русского Народа.

Пороча первых двух следователей, генерал Дитерихс обнаруживал незаурядное красноречие, но, превознося третьего, Н.А. Соколова, он превзошел самого себя.

До октябрьского переворота Соколов работал в Пензе, оттуда бежал на восток, переодевшись крестьянином. Эта обычная для того времени акция по спасению собственной жизни под пером Дитерихса превратилась в величайший патриотический подвиг во имя России.