Цареубийца. Маузер Ермакова [заметки]

Шрифт

Интервал

Основой для данной работа послужила моя монография «Маузер Ермакова», написанная еще в 1995 году и переданная тогда же прокурору-криминалисту Генеральной прокуратуры РФ В.Н. Соловьеву в качестве дополнительного материала, с целью его возможного использования в производимом им следствии по делу «О выяснении обстоятельств гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в период 1918-1919 гг.». Основной акцент в таковой делался на абсолютно новую трактовку известных фактов, непосредственно связанных с подготовкой и механизмом проведения самого «расстрела» Царской Семьи, исходя из реального числа его непосредственных участников, а также возможного количества произведенных ими выстрелов по своим жертвам.

Немецкий Райхспатент (Deutsche Reich Patent) за № 90430 был выдан 11 сентября 1895 г.

Не переводимое на русский язык словосочетание слов «веник», «метла» и слов «рукоятка», «ручка» и пр.

В некоторых, более поздних моделях емкость магазинной коробки была рассчитана на 6 и 20 патронов.

У ранних модификаций пистолета Маузера планка прицела была насечена до 700 и даже до 500 метров. А пистолеты самых первых выпусков, как, например, мод. 1905 г. с длиной ствола 101 мм, имели постоянные прицелы, выполненные в виде целика.

За его основу был взят патрон 7,63 mm Borchardt, сконструированный американским оружейником X. Борхартом для его самозарядного пистолета модели 1893 г., выпускавшегося в Берлине предприятием Waffenfabrik Loeve. А точнее, одна из его модификаций 1893 г.

«Маузером № 1» называли карманную модель пистолета Маузера 1910 г. кал. 6,35 мм.

Впоследствии некоторые элементы конструкции Астры были использованы фирмой «Маузер Веерке АГ» в выпускаемых ей моделях маузер 711 и маузер 712, которые также были снабжены переводчиком режима огня и имели сменные магазины на 10, 20, 40 патронов.

11 сентября 1926 г. на заседании Комиссии Уральского обкома ВКП(б) было принято решение о том, что созданием Уральского Музея революции будет заниматься непосредственно Уральский Истпарт. (Истпарт -структурное подразделение Уральского Обкома ВКП(б), созданное для сбора, комплектования и популяризации документов по истории революционной борьбы и становления Советской власти на Урале.)

ЦДООСО. Ф. 224, оп. 2, д. 845, л. 7.

Это обстоятельство было вызвано тем, что с 1946 по 1952 гг. экспозиция СГОИКМ располагалась в помещении бывшего Вознесенского храма. А после того, как музей получил помещения в бывшем доме А.Ф. Поклевского-Козелла и на территории бывшего Ново-Тихвинского девичьего монастыря, была проведена новая фондовая проверка, результатом которой и явилась означенная запись.

«С/м» - аббревиатура «Свердловский музей» (СГОИКМ).

«Реликвии Октября». Свердловск, 1987. Составители: Л.Ф. Муртузалиева, Б.А. Свалова, С.Б. Кохан.

В выпущенном в 1989 г. каталоге СГОИКМ «Стрелковое и холодное оружие периода революции и гражданской войны» (Составитель: к.и.н. Г.Н. Шапочников) описание этого пистолета было осуществлено более грамотно: «60. с/м 508; 0-79. Пистолет системы Маузера, обр. 1896 г. (модель 1912 г.), зав. № 161474. Германия, начало XX в., г. Оберндорф. На раме клеймо: «Waffenfabrik, Mauser Obemdorf, А. NECKER. На стволе тоже клеймо. Сохранность: подающая пружина магазина, боек, ударник с пружиной утеряны. Ствол просверлен».

У Петра Ермакова было два старших брата - Николай и Степан, а также младший брат Алексей. Отец П.З. Ермакова - З.С. Ермаков скончался в 1900 г., а мать - в 1922-м.

Новгородцева Клавдия Тимофеевна (впоследствии К.Т. Новогородцева-Свердлова) (1876-1960) - советский и партийный деятель. Из семьи купца. Окончила Екатеринбургскую классическую женскую гимназию, училась в Петербурге на Курсах воспитательниц и руководительниц физического воспитания П.С. Лесгафта, по профессии - Домашняя учительница. Член РСДРП с 1904 года. В 1904-1907 гг. занималась пропагандистской деятельностью, была членом Екатеринбургского и Пермского Комитетов партии. Участник IV съезда РСДРП. Свой дом использовала в качестве штаб-квартиры екатеринбургских большевиков. Находилась в фактическом браке с Я.М. Свердловым. Подвергалась арестам и ссылке. После событий Февральской смуты 1917 г. заведовала книгоиздательством ЦК РСДРП(б). В 1918 г. - член ВЦИК, работник его аппарата. С 1918 по 1920 г. заведовала Секретариатом ЦК РКП(б). Участвовала в работе VI и VII съездов партии, II Всероссийского съезда Советов. С 1920 по 1931 г. заведовала Отделом детских учреждений ВЦИК, детской литературы и детских учебников ОГИЗ, работала в Главлите. С 1946 г. - Персональный пенсионер Союзного значения. Награждена орденом Трудового Красного Знамени. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи. (Август 1918 - февраль 1920.) Составитель Н.Г. Росс. Франкфурт-на-Майне, Издательство «Посев», 1987, с. 432.

Дитерихс М.К. Убийство Царской Семьи и других Членов Дома Романовых на Урале». Часть I. М., Издательство «Скифы», 1991, с. 287.

Так тогда называлась городская тюрьма.

С упразднением Вологодской губернии и всех ее уездов 14 января 1929 г. и преобразованием таковой в Вологодский Округ Северного края бывший Вельский уезд был выведен из ее состава и впоследствии вошел в состав Архангельской области.

Истпарт - Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б), занимавшаяся собиранием, научной обработкой и изданием материалов по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции. С августа 1920 г. создан при Государственном издательстве. 21 сентября 1920 г. СНК Р.С.Ф.С.Р. принял подписанное В.И. Лениным постановление об учреждении Истпарта при Народном Комиссариате Просвещения. 1 декабря 1921 г. Истпарт был введен в структуру ЦК РКП(б) на правах отдела. Сначала в Истпарт входило 9 человек, назначаемых СНК Р.С.Ф.С.Р., но впоследствии его состав был увеличен. Возглавляла Истпарт Коллегия (с 1924 г. - Совет). Повседневное же руководство его работой осуществлял Президиум: Председатель - М.С. Ольминский, Зам. председателя - М.Н. Покровский и Секретарь - В.В. Адоратский.

РГАСПИ. Ф. 124, оп. 1, д. 645, л. 7.

Там же, л. 8.

Муниципальный музей истории города Екатеринбурга. Личный фонд П.З.Ермакова, 387/Д1-554.

ГАРФ. Ф. 539, оп. 6, д. 8796, л.л. 35-36.

После завершения окончательного разгрома гитлеровской Германии в мае 1945 г. на ее территории работали многочисленные комиссии Группы Советских оккупационных войск в Германии, которые занимались организацией учета и вывоза трофейного имущества бывшего Третьего Рейха. Среди этих комиссий было и немало таких, которые вели поиск и осуществляли сортировку различной секретной или особо ценной архивной документации, которая в последние месяцы войны была эвакуирована из мест своего постоянного хранения. Как правило, эти комиссии состояли из специально отобранных сотрудников ГРУ ГШ НКО СССР, выполняющих эту задачу по личному приказу Зам. Верховного Главнокомандующего Г.К. Жукова, или НКГБ СССР, выполняющих точно такую же задачу по личному распоряжению Наркома Внутренних Дел Л.П. Берии. По мере поступления информации эти комиссии могли работать, что называется, «бок о бок» на одних и тех же объектах. Вследствие этого, на одном из таких объектов в г. Бернау две подобные группы занимались разбором папок с документами на русском языке, обнаруженных в одном из подвальных помещений. Среди многих документов, помеченных штампом Имперской Канцелярии, было обнаружено 7 томов Следственного Производства Н.А. Соколова и один не имеющий копий том из личного архива Генерал-Лейтенанта М.К. Дитерихса. В связи с разницей в подведомственности каждой из указанных групп обнаруженные материалы были переданы для ознакомления в два разных наркомата: Наркомат Обороны СССР и Наркомат Государственной Безопасности СССР. Примечательно, что первые четыре тома Следственного Производства (попавшие в НКО СССР) были впоследствии переданы в Архив Главной Военной Прокуратуры, где находились на хранении до недавнего времени. В свою очередь оставшиеся три тома и том из личного архива Генерал-Лейтенанта М.К. Дитерихса попали в НГБ СССР, после чего в 1946 году (в связи с переименованием Наркоматов в Министерства) стали числиться за ГУ МГБ СССР, откуда в 1948 году передаются в Центральный архив МГБ СССР. (Впоследствии в связи с объединением МГБ СССР и МВД СССР в одно ведомство таковые с 1953 года стали числиться за ЦА МВД СССР, а начиная с 1954 года - за ЦА КГБ СССР.) Материалы следствия, имеющиеся в этих томах, дают ответы на многие вопросы, но вместе с тем с ними был связан один весьма занимательный случай, относящийся к биографии М.А. Медведева (Кудрина).Знакомясь с этими материалами в 1945 году, внимание работников ГВП было привлечено личностью бывшего Помощника Начальника Караульной команды ДОН - Павла Спиридоновича Медведева, 1890 г.р., уроженца Пермской губ. Следует также сказать, что одной из главных причин «Пермской катастрофы» в декабре 1919 года официальными советскими историками всегда считался захват моста через р. Каму в ходе стремительного зимнего наступления войск Уфимского правительства на Пермь. Ответственным же за уничтожение этого самого моста был назначен П.С. Медведев, который и должен был произвести его взрыв при приближении неприятеля. Взрыва, как ни странно, не последовало, однако это обстоятельство отнесли на счет нарушения целостности электрической цепи в результате повреждения одного из проводов, подключенных к так называемой «адской машинке». Считалось также, что П.С. Медведев после неоднократной неудачной попытки взорвать мост скатился под него в самый последний момент и впоследствии был схвачен белогвардейцами. Однако, ознакомившись с документами следствия, работникам прокуратуры стало ясно, что П.С. Медведев вовсе не был схвачен, а сдался в плен добровольно. Мало того, после своей добровольной сдачи коммунист П.С. Медведев продолжил службу в должности санитара в Эвакуационном пункте № 139 (относящемся к одному из военных госпиталей вражеской армии). А будучи разоблаченным, давал на следствии самые подробные показания об убийстве Царской Семьи, без всякого на то принуждения со стороны, называя виновных в этом лиц.В это же самое время в Москве в качестве преподавателя Кафедры истории ВКП(б) в Высшей школе НКВД СССР работал один из участников расстрела Царской Семьи - Михаил Александрович Медведев (Кудрин), 1891 г.р., также уроженец Пермской губ. А так как П.С. Медведев был практически одного возраста со своим однофамильцем и так как он принимал участие в совершении этого преступления (к этому выводу пришло белогвардейское следствие), у работников ГВП возникло серьезное подозрение в том, что П.С. Медведев и М.А. Медведев - одно и то же лицо. Причем весьма примечательным оказалось то, что рвение чинуш от юстиции не охладил даже сам факт смерти П.С. Медведева, который (как это следует из материалов Предварительного Следствия Н.А. Соколова) еще с 25 марта 1919 года числился умершим от сыпного тифа во время своего заключения в Екатеринбургском Тюремном Замке. А в своем стремлении разоблачить еще одного «затаившегося врага» (благо, накопленный за войну опыт был огромен) работники ГВП составили соответствующее представление, которое незамедлительно было направлено в компетентные органы, в соотвествии с которым таковые начали по нему самую тщательную проверку. В ходе этой проверки осенью 1945 г. в УНКГБ по Свердловской области был вызван еще один цареубийца - П.З. Ермаков, который и разъяснил эту «запутанную» ситуацию, вследствие чего все подозрения в отношении М.А. Медведева (Кудрина) были полностью сняты.

Аффинажный завод - производство, занимающееся металлургическим процессом получения благородных металлов высокой чистоты путем их разделения и отделения загрязняющих примесей. В данном случае имеется в виду первый в России Екатеринбургский частный платиново-аффинажный завод, принадлежавший Акционерному Обществу Николо-Павдинского Горного Округа. Его постройка началась после получения соответствующего правительственного разрешения, последовавшего 14 мая 1914 г.

В соответствии с полученными договоренностями это производство специализировалось на выпуске черновой платины общим объемом не более 450 пудов в год (7,2 т). В 1915 г. завод выдал первую продукцию под руководством его Главного инженера Н.Н. Барабошкина. Однако с началом Гражданской войны работа этого предприятия была остановлена из-за отсутствия поставок сырья.

Бирюков Е.М. Фотограф «Товарищ Маузер». Журн. «Уральский следопыт». 1979. № 10, с. 78.

Медведев А.И. По долинам и по взгорьям. М., Военное издательство Министерства обороны Союза ССР, 1960, с. 32, 33.

Бирюков Е.М. Фотограф «Товарищ Маузер». Журн. «Уральский следопыт», 1979, № 10, с. 78.

Дитерихс М.К. Указ. соч., с. 287.

Летом 1917 г. поселок Верх-Исетского завода являлся пригородом Екатеринбурга и не имел статуса городского района. Однако неофициально он все же считался таковым и именовался как 4-й район Екатеринбурга.

4-й район резерва Красной Армии являлся воинской структурой 4-го района Екатеринбурга и находился в подчинении Центрального Штаба Красной Гвардии города Екатеринбурга.

Дитерихс М.К. Указ. соч., с. 287.

Список этих людей приводится Н.А. Соколовым в его книге «Убийство Царской Семьи».

Уроженец поселка Верх-Исетского завода Степан Петрович Ваганов (1886-1918) был призван на флот в 1910 г. Окончил Минно-торпедную школу в Кронштадте. Проходил службу на крейсере 2-го ранга «Аз1я». Матрос 2-й статьи. За проявленную храбрость в морских сражениях, при попытке прорыва германского флота в Рижский залив неоднократно отмечался в донесениях. Член РСДРП(б) с 1915 г. Впервые был арестован в 1916 г. за попытку пронести на корабль номер газеты «Пролетарский голос» Петроградского Комитета РСДРП(б). Был осужден на 6 месяцев. Наказание отбывал в Ревельской береговой тюрьме. До октября 1917 г. служил в команде сторожевого судна «Ворон». Дезертировал в ходе большевистского переворота и объявился в Екатеринбурге в январе 1918 г.

ЦДООСО, Ф. 221, оп. 2, д. 774, л. 12.

Во многих источниках датой рождения Я.М. Юровского указывается 3 июля (21 июня) 1878 г. Однако это неверно, так как, по имеющимся сведениям Департамента полиции, мещанин г. Каинска Я.М. Юровский родился 19 июня (ст. ст.) 1878 г. А так как в XIX веке разница в датах между календарями старого и нового стиля составляет 12 дней, следовательно, датой рождения Я.М. Юровского по новому стилю следует считать 1 июля 1878 г.

В 1935 г. город Каинск был переименован в город Куйбышев. (А всего в СССР имя В.В. Куйбышева было присвоено 11 городам, ранее носящим другие имена.) Ныне входит в состав Новосибирской области.

Юровский Я.М. Последний царь нашел свое место. Архив Президента РФ (АП РФ). Ф. 3, оп. 58, д. 280. (Опубл. Исповедь цареубийц. Убийство Царской Семьи в материалах Предварительного Следствия и в воспоминаниях лиц, причастных к совершению этого преступления Составитель Ю.А. Жук. М., ООО «Издательский дом «Вече», 2008, с. 289.)

Это сыновья: Мойша (р. 1868), Пейсах (р. 1875), Янкель (р. 1878), Борух (р. 1879), Эле-Мейер (р. 1882), Лейба (р. 1888) и сестра Перла (р.?). Еще один, самый младший в семье ребенок, умер в малолетстве.

В книге Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» это учебное заведение ошибочно названо «школой «Талматейро». Хотя ее правильное название - «Талмуд-Тора». Однако не следует забывать, что на разных еврейских диалектах слово «Тора» звучит по-разному. Так, на ашкеназском - юго-восточном диалекте (в Польше и в Украине) оно произносится как «Тойра», а на северо-восточном (в Белоруссии и Литве), как «Тэйро». Посему человек, произнесший его на следствии, вероятнее всего, просто «проглотил» окончание в слове «Талмуд», результатом чего и появилось это неверное словосочетание.

Абрам Эфраимович Дондо был крупным скотопромышленником и торговцем мяса в Томске и губернии, одновременно являясь основным поставщиком мяса для еврейской общины города. А его родной брат Моисей держал трактир в принадлежавшем ему доме. В 1912-м А.Э. Дондо состоял старостой каменной синагоги Томска на Магистратской улице.

Юровский Я.М. Указ. соч. (Опубл. Исповедь цареубийц, с. 289.)

Там же.

Дата указана по старому стилю.

23 октября/4 ноября 1890 г. Наследник Цесаревич и Великий Князь Николай Александрович отправился в длительное путешествие вокруг Азии. Морская часть маршрута начиналась в Италии, где Наследник Цесаревич и сопровождающие Его лица, разместившись на борту фрегата «Память Азова», отправились в Италию. Из Италии фрегат проследовал в Египет, оттуда - в Японию, делая длительные остановки в Индии (с заходом на о. Цейлон), Индонезии - Батавии (о. Ява), Сиаме, Сайгоне (Французский Индокитай), Гонконге, Ханькоу, Шанхае (Китай) и пр. Конечной точкой маршрута стал Владивосток, куда Наследник Цесаревич прибыл 11/23 мая 1891 г. и 19/31 мая присутствовал при закладке памятника Адмиралу Е.И. Невельскому, а также закладке главной железной дороги России - Уссурийского участка Сибирской магистрали и здания железнодорожного вокзала на ст. «Владивосток». Из Владивостока обратный путь Наследника Цесаревича проходил уже сухопутными и речными путями через бескрайние сибирские просторы с остановками во всех крупных городах - Хабаровск, Благовещенск, Нерчинск, Чита, Красноярск, Томск, Тобольск, Сургут, Омск, Оренбург и Москва, откуда Он прибыл в Санкт-Петербург 4/16 августа 1891 г. Именно во время возвращения в столицу Его путь лежал через губернский Томск, где Я.М. Юровский впервые имел возможность увидеть будущего Государя.

Юровский Я.М. Указ. соч. (Опубл. Исповедь цареубийц, с. 289.)

Там же, с. 290.

На этот факт указывает справка, полученная из Архива революции и внешней политики, находящаяся в личном деле Я.М. Юровского как члена ВОСБ. Однако какие-либо подробности этого дела до сих пор не изучены исследователями, так как архив Томского ГЖУ был подожжен и сгорел во время революционных беспорядков в феврале 1917 г.

Текст письма Я.М. Юровского, равно как и время его отправки, до сих пор не известны. Однако между его написанием и получением ответа должно было пройти никак не менее одного года.

Текст этого письма впервые был опубликован в ПСС Л.Н. Толстого, выпущенного в 60-е годы.// Л.А. Лыкова, В.Б. Малкин. «Каин из города Каинска». Газ. «Час пик», № 179 (908) 1997 3 декабря, с. 14.

В связи с этим обстоятельством было бы уместным привести выдержку из книги Р. Вильтона «Последние дни Романовых», которая наглядно показывает, сколь далеки от истины бывают подчас некоторые «верные источники»: «Было известно также, что он состоял в связи с одной немкой, которая не захотела за него выйти замуж из-за религии. По этой ли причине или потому, что он видел в том способ преуспеть в жизни, но Янкель в Берлине крестится по лютеранскому обряду, после чего начал официально называться Яковом. Имя отца он переделал на Михаила и стал Яковом Михайловичем. Лицо его не выдавало его происхождения. Он сходил за настоящего русского». Вильтон Р. Последние дни Романовых. Берлин, Издание Книжного Магазина «Градь Китежь», 1923, с. 21.

В некоторых своих анкетах Я.М. Юровский писал, что с 13 лет был неверующим, за границей никогда не был и иностранных языков не знает. Но это, как видит читатель, не соответствует действительности. Так как по крайней мере один язык -немецкий разговорный он, как и большинство евреев того времени, знал довольно неплохо.

Автобиография члена партии с 1905 г. Я.М. Юровского. ГА РФ. Ф. 539, оп. 3, д. 9269, л. 2.

На следующий день после опубликования Высочайшего Манифеста от 17 октября 1905 г., даровавшего Русскому Народу более широкие права и свободы, в городе активизировалось большевистское подполье и прочие силы социал-демократического толка, открыто призывающие к массовым беспорядкам под лозунгом свержения Самодержавия. 20 октября 1905 г. на Соборной площади Томска собрался многотысячный стихийный митинг демократически настроенных граждан (в основном из числа интеллигенции и студенчества), на котором выступавшие, всяк на свой манер, обсуждали эту новость, породившую множество слухов. Другая же часть населения в ознаменование этого исторического события, соединившего в себе Божью Волю и Монаршую Милость, попыталась организовать Крестный ход с хоругвями и иконами. В ходе такового произошло неизбежное столкновение всех оказавшихся в то время на улицах. Причем как с одной, так и с другой стороны. С целью прекращения беспорядков и восстановления былого спокойствия в центральную часть города были стянуты войска численностью до нескольких рот, усиленные казачьей сотней. В свою очередь, охранявшие митинг силы местной самообороны (милиции) из числа самовольно вооружившихся граждан стали оказывать активное сопротивление силам правопорядка, в результате чего на некоторых участках улиц даже произошли короткие перестрелки. Теснимые все дальше и дальше от центра, силы местной самообороны решили забаррикадироваться в здании Управления Томской железной дороги, где в то время уже находилось около 400 бастовавших рабочих-путейцев, ст. «Тайга», пришедших требовать свое жалованье. Укрывшись в нем, бунтовщики не успокоились и продолжали вести стрельбу из окон, причем уже не только по военным, но и по мирным гражданам. Озверевшая толпа решила взять здание штурмом, а после нескольких неудачных попыток подожгла его. Всех же тех, кто пытался спастись от огня, выпрыгивая из окон, убивала на месте без разбора.

Резник Я.М. Чекист. Повесть. (О Я.М. Юровском.) Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1972.

В одном из своих посещений Санкт-Петербурга автору настоящего издания удалось посетить Музей-квартиру С.М. Кирова, в экспозиции которого было выставлено фото, запечатлевшее Я.М. Юровского в группе участников революционного движения в Сибири в 1905 г. Наряду с такими известными партийными руководителями, как С.М. Киров и В.В. Куйбышев, на ней были также запечатлены М.А. Герцман, Е.У. Белопашенцева-Пиньжакова, а непосредственно рядом с самим Я.М. Юровским -Н.Е. Сорокин.

«Магазин часов и поделочных камней Я.М. Юровского» упоминается в справочном издании «Вся Россия» за 1912 г.

Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. М., Изд-во «Сирин», 1990, с. 171.

ГА РФ. Ф. 539, оп. 3, д. 9269, л.2.

Осокорь - растение семейства Ивовые, вид рода Тополь.

Я.М. Юровский опознал свою шубу-барнаулку на Ф.И. Голощекине, которого встретил в Екатеринбурге у синематографа «Колизей» вечером 21 февраля 1913 г. Эту шубу он сшил себе на заказ в Томске, а позднее отдал ему в дар во время побега «Товарища Филиппа» из Нарымской ссылки. «Эпизод с шубой» подробно был описан в книге Я.Л. Резника «Чекист». (См.: РезникЯ.Л. Указ. соч., с. 36).

В ГАРФ (Фонд Особого Отдела Департамента Полиции) хранится документ следующего содержания: «Каннскому мещанину Якову Михайлову Юровскому Томским Губернатором, в интересах охранения общественного порядка, на основании п. 4. ст. 16 Положения об усиленной охране ввиду вредного направления деятельности названного Юровского, воспрещено на все время действия указанного положения жительство в пределах Томской губернии с правом избрания Юровским места жительства». (М.Д. де Дзулиани. Царская семья. Последний акт трагедии. М., Художественная литература, 1991, с. 99.)

ДП, № 74.3, 1912.Его Высокопревосходительству господину Товарищу Министру внутренних делКаинского мещанина Томской губернии Якова Михайловича Юровского, живущего в г. Екатеринбурге, Пермской губ., на 2 Береговой ул., в д. № 25.ПРОШЕНИЕ 4 апреля 1912 г. в Томске, где я проживал по татарской улице дом 6, кв. 2 по предписанию Начальника Томского губернского жандармского управления, которое гласило о произведении обыска у меня и купеческой дочери Анны Павловны Линевич как у людей противогосударственнопреступных, подлежащих аресту независимо от результатов обыска. После обыска я был арестован. Кто такая подлинная Линевич, я не знал и не знаю до сих пор, но то обстоятельство, что мой арест был связан с ее именем, дает мне новый повод думать, что она лицо политически преступное, иначе я не могу представить себе обыска и ареста меня.Я, как уроженец г. Томска, почти безвыездно провел свою жизнь на виду у властей как владелец часовой мастерской, а потом часового магазина. Никогда ни в чем не обвинялся и в первый раз был подвергнут обыску и аресту. 6 и 25 апреля сего года я был допрошен в Охранном отделении, как выяснилось на допросах 4-го же апреля, были арестованы мои знакомые: Александр Гаврилович Соколов, работавший по землеустройству, и его гражданская жена Нехама Львовна Сорила: как оказалось, что Соколов - не Соколов, а кто именно, я не знаю, а Сорина жила некоторое время под именем вышеназванной Линевич. После освобождения я узнал, что единственной целью прописки под чужим именем было желание Соколова избавить ее как еврейку от ограничений по праву жительства.Насколько я понял из допросов, мне ставится в вину, что Сорина у нас временами жила по несколько дней. Я этого факта не отрицал и не отрицаю. Далее, мне ставится в вину, что Соколов будто бы зашел ко мне в магазин по приезде в Томск и сразу же остался жить у меня. Неправильность такого утверждения легко может быть установлена данными полицейской прописки. Познакомился я с Соколовым через Сорину, приблизительно в 1908 г. он приехал в Томск, снял комнату по Никольской улице в доме Немирова, где в то время жила и Сорина. У меня же он квартировал зиму 1910 и 1911 гг. по Королевской улице в д[оме] Прохорова.Мне также ставится в вину денежная помощь Моисею Борисовичу Дил.<неразб.>, который высылался из Томска, как не имеющий права жительства еврей, помощь моя выразилась в том, что я поручился за него в Первом ссудносберегательном товариществе.Далее мне ставится в вину, будто у меня проживала без прописки некая Рахиль Рабинович, что не соответствует истине. В 1911 г. я уезжал из Томска по моим коммерческим делам, - в это время опасно заболела моя жена, - Рабинович оставалась несколько раз ночевать у нас, этого факта я тоже не отрицал. Независимо от всего вышеизложенного, я в знакомстве с вышеупомянутыми лицами не мог видеть ничего опасного для общественного порядка и спокойствия вредного для меня лично, так как знал их за людей вполне легальных и совершенно непричастных к какой-либо правительственной деятельности.В 1911 г. в силу кризиса я ликвидировал свой часовой магазин [и] ездил в Нарымский край, а именно в село Колпашево, где расположено Нарымское лесничество, и в село Кривошеино-Родина, где находится Чулымское лесничество, ездил для того, чтобы собрать необходимые сведения относительно нового коммерческого предприятия по добычи осокоря, которым я намеревался заняться.Часть адресов в отобранных у меня при обыске памятных книжках относится именно к этой поездке, предпринятой мной исключительно с коммерческими целями, что может быть установлено моей специальной поездкой на Волгу, куда идет осокорь. Поездка эта также ставится почему-то [мне] в вину, между тем как в действительности в Нарымском крае у меня нет знакомых, и останавливался я во время поездки у какого-то совершенно мне незнакомого крестьянина, что легко могло быть проверено полицейским расследованием.После ареста 4 апреля я пробыл под стражей ровно месяц. 4 мая сего года я был освобожден и получил в Жандармском управлении свой паспорт обратно. На другой день 5 мая сего года явившейся ко мне Околоточный надзиратель, пригласил меня в полицейскую часть, где у меня отобрали паспорт и предъявили предписание Томского губернатора, подписанное за Губернатора - Вице-Губернатором господином Штевеном о высылке меня этапным порядком из пределов Томской губ.[ернии] с правом указать избираемое мной место жительства, за исключением многих местностей Сибири, Кавказа и Европейской России. Ответа требовали немедленно, и я указал как первопопавший город Екатеринбург, где нахожусь сейчас.Полагая, что полнейшая моя непричастность к какой-либо вредной для государственного порядка деятельности вполне доказывается вышеизложенными данными, ввиду чего я не мог быть признан человеком, вредным для общественного спокойствия и подлежащем высылке, прошу Ваше Превосходительство проверить справедливость изложенных мной обстоятельств.В дополнение позволю себе указать Вашему Высокопревосходительству, что предписание о моей высылке подписано покойным Вице-Губернатором господином Штевен и что это было как раз за несколько дней до самоубийства господина Штевен.Этот прискорбный факт дает мне основание предположить, что за несколько дней до рокового конца господин Штевен едва ли обладал в достаточной степени необходимым спокойствием и полным психическим здоровьем.На основании изложенных соображений я осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с покорной просьбой, затребовать все производство по настоящему делу, Предписание Томского Губернатора о моей высылке отменить и разрешить мне вернуться в Томск.О последующем распоряжении прошу Ваше Высокопревосходительство не отказать меня уведомить.24 мая 1912 г.г. Екатеринбург, Яков Михайлович ЮРОВСКИЙ.С подлинным верно:Директор Архива революции: /Далаго/Зав. справ.[очной] частъю:РГАСПИ. Ф. 124, оп. 1, д. 2232, л. 16, 16 об.

Некоторые исследователи, не зная настоящего названия этого фотоателье, называют его «электрофотографией», что в принципе неверно.

В книге Резника Я.Л. «Чекист» рассказывается о происходивших в Томске событиях 20-22 октября 1905 г. (См. п. 20 прим. к наст. главе.) В советское время происходившие в Томске беспорядки свалили на черносотенцев. Однако факт остается фактом: сотни закрывшихся в нем людей погибли в огне, так и не сумев выбраться из горящего здания. И лишь единицам удалось спастись, проделав путь к свободе через подвальные помещения. Одним из этих затворников (со слов Резника Я.Л.) был и Я.М. Юровский, который якобы и спас томского меньшевика и владельца ювелирного магазина Б.И. Нехида. В довершение к этой трагедии в городе в течение нескольких дней учинялись еврейские погромы, вынудившие многих представителей этой национальности покинуть насиженные места. Не стал исключением и Б.И. Нехид, продавший свое дело в Томске и перебравшийся в Екатеринбург, где сумел почти сразу же открыть аналогичное. А встретившись в 1912 г. с Я.М. Юровским, случайно заглянувшим в принадлежавшую ему ювелирную мастерскую в поисках работы, в благодарность за свое спасение решил помочь ему в организации собственного дела, зарегистрированного на имя его супруги.

Резник Я.Л. Указ. соч., с. 30.

На всех фото Я.М. Юровского, запечатлевших его в военной форме и фуражке, четко усматривается Ополченский крест, расположенный на ее тулье. По иронии судьбы, носимый главным цареубийцей крест имел в своей центральной части вензель Государя - Н II - и надпись на лучах «За Веру Царя и Отечество».

Архипов К.С. никуда не уезжал из Екатеринбурга, а продолжал оставаться в этом городе, пользуясь после Октябрьского переворота личным покровительством Я.М. Юровского.

Гибель Царской семьи. Составитель Н.Е. Росс, с. 408, 409.

Аничков В.П. Указ. соч., с. 54.

Никулин Григорий Петрович (1895-1964) - сотрудник УОЧК в 1918 г., Помощник коменданта Дома Особого назначения. Один из участников убийства Царской Семьи. Впоследствии на партийной и советской работе. Персональный пенсионер Союзного значения. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. (Автобиографию Г.П. Никулина см. в книге «Исповедь цареубийц», с. 197, 198.)

Родзинский Исай (Исайя) Иделевич (1897-1987) - член Коллегии УОЧК в 1918 г. Участник тайного «захоронения» Царской Семьи. Впоследствии на партийной и советской работе. Персональный пенсионер Союзного значения. Похоронен в Москве, в колумбарии Донского крематория. (Автобиографию И.И. Родзинского см. в книге «Исповедь цареубийц», с. 402-405.)

Голощекин Филипп Исаевич (наст. имя Иешуи-Ицка Исаакович) (1876-1941) -видный партийный и советский государственный деятель. Член РСДРП с весны 1905 г. Партийные клички: «Фрам», «Газетчик Котиссе», «Филипп». Участник борьбы за установление Советской власти на Урале и в Сибири. Главный организатор убийства Царской Семьи в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. Окончил курс гимназии в Невеле и Зубоврачебную школу в Риге. Работал зубным техником в Санкт-Петербурге. Вел революционную работу в Петербурге, Кронштадте, Сестрорецке, Москве и др. городах. Участник Революции 1905-1907 гг. С 1906 г. - член Петербургского Комитета РСДРП, с 1907 г. - Ответственный организатор и член Петербургского Исполкома РСДРП. С 1909 г. работал в Московском Комитете РСДРП. В 1909 г. арестован и сослан в Нарымский край, откуда бежал на следующий год. В 1912 г. на 6-й (Пражской) конференции РСДРП избран членом ЦК и его Русского Бюро. В 1912 г. избран членом ЦК РСДРП. В 1913 г. вновь арестован и выслан в Туруханский край, где отбывал ссылку вместе с Я.М. Свердловым. Освобожден в ходе событий Февральской смуты. По прибытии в Петроград - представитель ЦК в Петербургском Комитете РСДРП(б), делегат 7-й (Апрельской) конференции РСДРП(б). По инициативе Я.М. Свердлова в мае 1917 г. командирован на Урал. Член и Секретарь Пермского Комитета РСДРП(б), затем член и Секретарь Уральского Обкома РСДРП(б). Делегат VI съезда РСДРП(б). Состоял членом Пермского, а затем Екатеринбургского Советов, членом Исполкома Уральского Облсовета. Формировал и возглавлял Красную Гвардию. В середине октября в качестве делегата 2-го Всероссийского съезда Советов прибыл в Петроград. Вошел в состав Петроградского ВРК, участвовал в Октябрьском вооруженном восстании. На 2-м съезде Советов рабочих и солдатских депутатов избран чл. ВЦИК. Участвовал в переговорах ВЦИК с Викжелем. По приезде в Екатеринбург в ноябре 1917 г. участвовал в ликвидации прежних местных государственных структур. С декабря 1917 г. - член Екатеринбургского и Уральского Областного Комитетов РСДРП(б). После сдачи Екатеринбурга в июле 1918 г. переехал в Пермь, а затем в Вятку. Впоследствии возглавил Сибирское бюро ЦК РКП(б). С октября 1922 по 1925 г. Ф. И. Голощекин являлся Председателем Самарского Губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, Председателем Самарского Губисполкома и членом Самарского Губкома РКП(б). С октября 1924 по 1933 г. занимал должность Первого Секретаря ЦК Компартии Казахстана. Осуществлял насильственные меры по переводу кочевников на оседлый образ жизни и политику продразверстки, что привело к голодомору и миллионным жертвам со стороны местного населения. С 1933 по 1939 г. - Главный государственный арбитр СССР. Арестован 15 октября 1939 г. по личному указанию И.В. Сталина. Расстрелян без суда по устному распоряжению Л.П. Берии в числе прочих бывших военачальников и политических деятелей 28 октября в пригороде Куйбышева. Реабилитирован в 1961 г.

Михаил Михайлович (р. 1925) -историк-архивист, сын М.А. Медведева (Кудрина).

Радзинский Э.С. Господи, спаси. и усмири Россию. М., Вагриус, 1993, с. 454.

Этим документом было удостоверение за подписью Председателя Президиума Уральского Областного Совета А.Г. Белобородова, выданное Г.П. Никулину как лицу, уполномоченному сопровождать в Пермь груз специального назначения в двух вагонах. (Под этим специальным грузом подразумевались личные вещи, принадлежавшие Царской Семье и Ее верным слугам.)

Э.С. Указ. соч., с. 430, 431.

Данная расписка хранилась в семье Юровских. Копия ее машинописного текста была получена М.К. Касвиновым (автором книги «Двадцать три ступени вниз») от сынаЯ.М. Юровского - А.Я. Юровского в ноябре 1973 г.

Пистолеты Маузера К-96 модель 1912 г. (К-96/12) выпускались с длинным (140 мм) и коротким (98 мм) стволом.

Здесь и далее приводятся фрагменты этой беседы, организованной по инициативе М.М. Медведева Заведующим Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС И.Ф. Ильичевым и его заместителем А.Н. Яковлевым. Данная беседа происходила 13 мая 1964 г. в помещении Государственного комитета по радиовещанию и телевидению Совета Министров СССР (Москва, ул. Пятницкая, 25) и была записана на магнитофонную ленту. Впоследствии лента с записью этой беседы была расшифрована в виде машинописного текста (подвергшегося в результате купирования значительному сокращению), одна из копий которого была передана для закрытого хранения в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС (ныне РГАСПИ), где находится по настоящее время под наименованием: «Запись беседы с Г.П. Никулиным о расстреле семьи Романовых 13.05.1964».

РГАСПИ. Ф. 588, оп. 3, д. 13, л. 44.

Как уже говорилось выше, все они имели надпись на русском языке «англ. заказъ» и индекс «С» перед заводским номером.

Этот пистолет зарегистрирован в ГИК № 1 СГОИКМ как музейный предмет «С/м 505; 0-77».

Об этом факте 27 мая 1964 г. сообщала Директор Государственного Музея Революции СССР А.И. Толстихина в ответе на запрос зав. Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС А.Н. Яковлева.

Причиной ареста Р.Я. Юровской (1898-1980) послужило ее сочувствие троцкистам. На момент такового она занимала должность Зав. Промышленно-транспортным отделом Ростовского Горкома ВКП(б). Пробыв в сталинских лагерях до 1950 г., была выслана на поселение в Южный Казахстан, где работала экономистом МТС совхоза Пахта-Арал до 1957 г. В феврале - марте 1956 г. Р.Я. Юровская была полностью реабилитирована и восстановлена в партии с прежним стажем с 1917 г. Последние годы жизни проживала в Ленинграде.

Помимо перечисленных выше должностей, Я.М. Юровский в июле 1918 г. перевозил в Москву принадлежавшие Царской Семье драгоценности и наиболее ценные носильные вещи, был комендантом поезда 3-Бис («Золотого эшелона»), перевозившего в Москву золото и платину уральских банков. А также по рекомендации Ф.Э. Дзержинского и В.И. Ленина поочередно состоял в должности Члена Коллегии МЧК и Заведующего Золотым отделом Гохрана.

Отец Г.П. Никулина сильно злоупотреблял алкоголем.

Во время своего выступления на «Совещании старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале», состоявшемся 1 февраля 1934 г. в Свердловске, Я.М. Юровский упоминает о том, что впервые познакомился с книгой Н.А.Соколова буквально за полтора-два месяца до упоминаемого совещания. То есть если ему поверить, то получается, что он не имел возможности ее просмотра до конца 1933 г. На основании вышесказанного автор не берет на себя смелость утверждать, что Я.М. Юровский был знаком с этой книгой уже в 1927 г. Но и не исключает того, что он просто не мог быть не наслышан о данном издании.

О своем участии в деле убийства Царской Семьи М.А. Медведев (Кудрин) впервые напишет в своей автобиографии, датированной 1932 г. при вступлении в ВОСБ. Но, пожалуй, главное, чего он больше всего боялся, так это своей прежней связи по бакинскому подполью с бывшим оппозиционером, Е.П. Мясниковым. И не просто оппозиционера проводимой партией линии, а лично самого товарища Ленина! А посему широко распространилась версия о том, что, принимая М.А. Медведева (Кудрина) в члены своей 1-й Бакинской городской группы еще в 1911 г., Е.П. Мясников якобы поручил ему ликвидировать И.В. Сталина, заподозренного в связях с царской охранкой. И что именно с этой целью он вместе со своим товарищем А. Биркенфельдом (А.Т. Парупом) официально приобрел пистолет Браунинга мод.1900 г. Однако, по мнению автора, эта версия выглядит несостоятельной. Ибо доподлинно известно, что в это же самое время И.В. Сталин был арестован в Санкт-Петербурге и водворен к месту своей ссылки в Вологодскую губернию.

М.М. Медведев ошибается. Ф.И. Голощекин никогда не был Членом Коллегии ОГПУ СССР.

Радзинский Э.С. Указ. соч., с. 455.

Медведев А.И. Указ. соч., с. 88.

Далее почти все бойцы ермаковского отряда с целью прекращения начавшегося еще по дороге мародерства, во избежание продолжения такового были распущены, и лишь небольшая их часть была оставлена для охраны подступов к району «Ганиной ямы». Подробнее об этом факте см. в воспоминаниях Я.М. Юровского за различные годы. (Опубл. в книге «Исповедь цареубийц».)

Медведев А.И. Указ. соч., с. 94.

Малышев Иван Михайлович (1889-1918) - участник революционного движения и Гражданской войны на Урале. Родился в семье рабочего. Окончил Горное Училище и учительские курсы (1905). Член РСДРП с 1906 г. Вел революционную и профсоюзную работу в Верхотурье, Надеждинске, Тюмени и Екатеринбурге. Подвергался неоднократным арестам (1907 и 1911 гг.) и высылке в административном порядке за пределы Пермской губернии. С 1915 г. -член подпольного Екатеринбургского Комитета РСДРП. В это же самое время -приказчик в магазине братьев Агафуровых. С началом Первой мировой войны Екатеринбургским Воинским Присутствием был призван на военную службу. Окончил Школу Прапорщиков Военного времени. С конца 1915 г. - в одной из запасных частей в Саратове. В 1916 г. комиссован по болезни. Вернулся в Екатеринбург, где продолжал вести работу по восстановлению городской партийной организации. В январе 1917 г. вновь арестован. Освобожден из тюрьмы в ходе событий Февральской смуты. Избран председателем Екатеринбургского Комитета РСДРП, а с апреля - членом Уральского Обкома РСДРП(б), затем - Зам. Председателя Екатеринбургского Горисполкома и членом Уральского Областного Совета. Делегат VI съезда РСДРП(б). Один из руководителей установления власти большевиков на Урале. После Октябрьского переворота - член Уральского Областного Бюро Всероссийского Союза металлистов. На 3-й Уральской Областной Конференции РСДРП(б) (январь 1918 г.) был избран Председателем Уральского Областного Комитета РСДРП(б). В марте - апреле 1918 г. - на «Дутовском фронте». В мае - июне 1918 г. руководил боевыми операциями против белых и чехословаков на Златоуст-Челябинском участке Северо-Урало-Сибирского фронта. 23 июня 1918 г., следуя в своем поезде в Екатеринбург, на ст. «Тундуш» (Златоустовского уезда Уфимской губ.) был захвачен повстанцами и убит.

дата ранения неизвестна, равно как и дата его назначения в 1-й Стрелковый запасной полк.

100

В тексте этого адреса говорится, что П.З. Ермаков состоял в должности Военного Комиссара «продолжительное время», из чего можно сделать вывод, что он находился в штате этой части не менее полугода, т. е. с момента окончания боев 16-й Армии на р. Березине.

101

Знакомясь с автобиографиями П.З. Ермакова за разные годы, невольно сталкиваешься с несоответствием таковых с прочими документами его личного архива (удостоверениями, справками и т. п.), ныне хранящимися в Муниципальном музее истории Екатеринбурга. Поэтому, рассказывая о жизненном пути этого человека, автор в своих исследованиях опирался исключительно на те документы, которые не вызывают сомнения в хронологии минувших событий.

102

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 379/Д1 -552.

103

Благодарственное письмо Председателя Политпросвета 24 Кавалерийских Уфимских Подготовительных Курсов РККА, датированное августом 1921 г.

104

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 407/Д1-580.

105

ЦДООСО. Ф. 41, оп. 2, д. 79.

106

ГА РФ. Ф. 539, оп. 6, д. 8796, л. 35 об.

107

Вопреки существующему мнению и домыслам некоторых исследователей что, находясь на службе в Административных отделах НКВД различных округов, П.З. Ермаков якобы «по старой памяти» занимался расстрелами заключенных, это не соответствует действительности. Ибо в то время в ведении Административных отделов местных органов НКВД (как структуры Центрального Административного Управления, образованного Приказом по НКВД 3 мая 1923 г.) был контроль за исполнением декретов и постановлений органов государственной власти, наблюдение за законностью и условием содержания задержанных лиц и пр.

108

РГАСПИ. Ф. 124, оп. 1, д. 645, л. 2.

109

В начале 20-х годов прошлого столетия был поднят вопрос о переименовании города Екатеринбурга, так как, по мнению властей: «. имя царицы терзало пролетарский дух». Но в вопросе о том, каким все же должно быть новое название города, единства среди его жителей не было. 6 марта 1924 г. в газете «Уральский рабочий» появилась информация «К переименованию Екатеринбурга». Рабочие ряда предприятий, отмечалось в газете, считали: «. что имя тов. Свердлова многим совсем не известно, так как тов. Свердлов в легальных условиях работал очень недолго и в самом начале революции». Высказывались также и самые разные предложения по новому названию Екатеринбурга: Андрейбург (в честь партийной клички Я.М. Свердлова -«Андрей»), Красноград, Реваншбург, Уралгород и даже Местиград (в честь казни Николая II и др. Членов Царской Семьи в этом городе в ночь с 16 на 17 июля 1918 г.). На следующий день Екатеринбургский Горсовет создает специальную комиссию для решения данного вопроса. Заслушав итоги ее работы, Горсовет 14 октября 1924 г. постановил ходатайствовать перед центральными властями о переименовании Екатеринбурга в Свердловск. 30 октября 1924 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение: «. Основываясь на многочисленных постановлениях рабочих собраний и профессиональных и партийных организаций, разрешить переименование Екатеринбурга в Свердловск», которое было подписано лично И.В. Сталиным. 3 ноября 1924 г. Президиум ВЦИК утвердил решение Екатеринбургского Горсовета.

И с тех пор на протяжении почти семи десятилетий город именовался Свердловском.

110

ОБЛАУ ОГПУ - Областное административное управление ОГПУ

111

В этом году у П.З. Ермакова проявились первые признаки рака горла, которые и послужили его причиной увольнения из органов.

112

РГАСПИ. Ф. 588, оп. 3, д. 13, л. 18.

113

В этом постановлении говорилось о расстреле одного Государя, а не всей Царской Семьи вместе с находившимися с Ней людьми.

114

ЦДООСО. Ф. 41, оп. 2, д. 79.

115

Там же. Ф. 221, оп. 2, д. 774, л. 11. (Копия.)

116

В первоисточнике документа этот отрывок выглядел следующим образом: «Я спустился книзу совместно [с] комендантом. надо сказать, что уже заранее было распределено кому и как стрелять. я себе взял самого Никалая, Александру, доч, Алексея потому, что у меня был маузер, им можно верна работал, астальные были наганы».

117

Власов Ю.П. Женевский счет. (Трилогия «Огненный крест».) М., Издательская группа «Прогресс», 1993, с. 250.

118

До убийства С.М. Кирова в 1934 г. практически любой член ВКП(б) мог иметь без каких-либо ограничений зарегистрированное в органах милиции личное оружие.

119

Технические условия заводского изготовления данной модели оружия никогда не предусматривали его крепления ни к какой деревянной кобуре.

120

П.З. Ермаков и в этом случае умудрился соврать, приписав себе партийный стаж на один год, чтобы «быть ближе» к революционным событиям 1905 г.

121

ЦДООСО. Ф. 41, оп. 2, д. 79, л. 7.

122

«Латышами» обвиняемые и свидетели по делу называли всех тех, кто находился во внутренней охране ДОН.

123

Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи, с. 343.

124

ГА РФ. Ф. 601, оп. 2, д. 34, л. 55.

125

Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи, с. 162.

126

Исповедь цареубийц, с. 187.

127

В 1993 и 1998 г. группа ученых-энтузиастов из Центра «Уран» и Института геофизики Уральской Академии наук по инициативе доктора геолого-минералогических наук А.Н. Авдонина проводила научные изыскания на месте первичного захоронения Царской Семьи. Данная работа велась на основе различных геофизических методик и охватывала собой участок, прилегающий к заброшенному руднику, расположенному в Урочище «Четыре брата». В ходе этих работ были обнаружены некоторые предметы, идентичные найденным Н.А. Соколовым в 1919 г., а также 10 пуль и их оболочек к патрону револьвера Нагана обр. 1895 г.

128

Корпус казенных лесничих был одним из структурных подразделений Министерства государственных имуществ.

129

На одном из вариантов этой фотографии (переснятой с подлинника и представленной в книге А.И. Медведева «По долинам и по взгорьям» без имеющегося на таковом декоративного задника) кобура личного оружия П.З. Ермакова также имеет следы ретуши, с помощью которой обозначена ее крышка (клапан), а также свисающий вдоль бедра револьверный шнур укороченного образца.

130

В дополнение к сказанному остается отметить, что при масштабном пересчете соотношения длины данной кобуры к длине находящегося в ней предполагаемого оружия П.З. Ермакова (в нашем случае револьвера Нагана обр. 1895 г. или пистолета Маузера К-96/12) таковая полностью соответствует длине штатного оружия, коим являлся упомянутый револьвер Нагана.

131

Утвержденный как «Знак красноармейца и командира Красной Армии», этот отличительный символ, с введением красной пятиконечной звезды для ношения на головном уборе стал прерогативой исключительно командного состава РККА.

132

В упомянутой уже автором книге А.И. Медведева имеется групповое фото красноармейцев Рабочего имени И.М. Малышева стрелкового полка, сделанное в Кунгуре в конце сентября 1918 г. В центре этого снимка запечатлен П.З. Ермаков, слегка оправившийся от полученного накануне ранения, в той же самой форменной одежде, подробное описание которой приводилось уже в тексте. Так вот, весьма интересной особенностью этого снимка является то, что на головных уборах сфотографированных бойцов уже имеются красноармейские звезды, а на груди их командира П.З. Ермакова - «Знак красноармейца и командира Красной Армии».

133

Данное уголовное дело было возбуждено 19 августа 1993 г.

134

Ранее - Центральный Музей Революции СССР.

135

Приказ Реввоенсовета Республики № 15 (номер неизвестен) за 1923 г.

136

А.Л. Борчанинов был единственным из всех перечисленных лиц, который не проживал в Екатеринбурге. Однако по долгу своей службы ему довольно часто приходилось бывать в этом городе.

137

Поначалу было весьма сложно разобраться, кто есть кто на этом фото. Так, например, ознакомившись с этим снимком в середине 90-х, Ученый секретарь РЦХИДНИ (РГАСПИ) кандидат исторических наук Л.А. Лыкова идентифицировала личность А.Л. Борчанинова как В.К. Блюхера. Неизвестного с бородой (стоит крайним справа) - как Р.И. Берзина, а В.М. Быкова - как Ф.И.Голощекина...

138

Над своей книгой «Последние дни Романовых», впервые выпущенной в Свердловске в 1926 г., П.М. Быков работал по поручению Уральского Истпарта, возглавляемого в то время его старшим братом В.М. Быковым. Второе издание книги, вышедшей в 1930 г., было фактически все уничтожено не без прямого на то указания И.В. Сталина.

139

В своих многочисленных выступлениях П.З. Ермаков любил часто повторять, что под его непосредственным руководством все трупы Царской Семьи были обезображены серной кислотой и сожжены до пепла при помощи облитых керосином дров. И что именно благодаря ему «. был и I Крематорий над коронованным разбойником», явно намекая на то, что еще за три года до открытия в Петрограде первого в европейской части России крематория впервые «устроил» таковой на Урале.

140

Император Николай II и Его Семья (Петергоф, сентябрь 1905 г. - Екатеринбург, май 1918 г.) по личным воспоминаниям П. Жильяра, бывшего наставника Наследника Цесаревича Алексея Николаевича. Вена. Книгоиздательство «Русь», 1921, с. 268.

141

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 400/Д1-573.

142

На момент их встречи П.З. Ермакову еще не исполнился 51 год.

143

Мэссии Р.К. Романовы. Последняя глава. Смоленск, издательство «Русич», 1997, с. 31-32.

144

Выдержки из этой книги были напечатаны в переводе на русский язык в известных русских газетах зарубежья: «Наша страна» (Буэнос-Айрес) и «Новое русское слово» (Нью-Йорк).

145

Об этом и других приводимых в этом отрывке фактах П.З. Ермаков мог узнать только из стенограммы выступления Я.М. Юровского, выступившего 1 февраля 1934 г. на «Совещании Старых Большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале».

146

На протяжении всего своего рассказа П.З. Ермаков пытался доказать, что он и Я.М. Юровский были главными действующими лицами в деле организации расстрела Царской Семьи и сокрытии следов этого преступления.

147

Пушкарский Н.Ю. Всероссийский Император Николай II (1894-1917). Жизнь. Царствование. Трагическая смерть. Саратов, «Соотечественник», 1995, с. 282.

148

Чтобы у читателя не возникало каких-либо мыслей в отношении личности этой самой «служащей-большевички», автор хочет сразу же оговориться, что сей персонаж от начала и до конца является вымышленным. Так как при существовавшем режиме охраны и содержания в ДОН находившихся в нем узников никакие посторонние лица туда не допускались.

149

В своих «неофициальных» рассказах о расстреле Царской Семьи и Ее верных слуг П.З. Ермаков постоянно упоминал С.П. Ваганова, что дало многим исследователям повод считать его одним из цареубийц.

150

Видимо, Р. Хэллибертон что-то явно напутал. Ибо если представить, что П.З. Ермаков и С.П. Ваганов были вооружены пистолетами Маузера, которые действительно заряжаются из обоймы в 10 патронов, то почему их надо перезаряжать после производства шести выстрелов? И тем более непонятно, в какое, так сказать, место револьвера Нагана следовало бы Я.М. Юровскому пихать обойму? Ведь при заряжании револьвера этой системы патроны, расположенные в 7 каморках его барабана, никогда не вставлялись при помощи какой-либо обоймы!

151

Пушкарский Н.Ю. Указ. соч., с. 284, 285.

152

Там же, с. 286.

153

Этим «одним из охраны» на деле был непосредственно сам П.З. Ермаков.

154

Великая Княжна Анастасия Николаевна также была добита П.З. Ермаковым, который, встав ей ногами на обе раскинутые руки, произвел в нее смертельный выстрел из своего Нагана.

155

Пушкарский Н.Ю. Указ. соч., с. 286.

156

Открытый 7 ноября 1927 г. как Уральский Областной «Музей Революции», таковой в январе 1934 г. был переименован в Уральский областной Музей революции, а в 1939 г. - в Свердловский областной Музей революции.

157

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 400/Д1-573.

158

Там же, 391/Д1-564.

159

Там же, 392/Д1-565.

160

Там же, 393/Д1-566.

161

Свикке Ян Мартынович (наст. фам. Свикис) (1885-1976) - советский партийный деятель, участник трех революций. Уроженец хутора Свикиса (местечко Вецумниеки), расположенного в Бауском уезде Курляндской губернии. Свою трудовую деятельность начал в 8 лет. С 1898 г. проживал в Риге, где работал в качестве рассыльного сначала в одной из колониальных лавок, а затем в магазине А. Фогта. В 1900 г., сдав экзамены на подмастерье кулинара, был командирован в Германию, где совершенствовал свои знания в этой области. До поездки за рубеж посещал Воскресную школу ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II при Рижском городском училище, в стенах которой впервые приобщился к революционной деятельности. По окончании этого учебного заведения получает звание и диплом народного учителя. В 1904 г. возвращается в Ригу и вступает в ряды партии социал-демократов Латвии (СДЛ). С 1905 г. работает народным учителем, с должности которого он неоднократно увольняется за политическую агитацию среди молодежи. Активное участие Я.М. Свикке в революционных событиях 1905 г. на территории Прибалтики заставляет его покинуть Ригу и выехать в Германию, где он продолжает свою учебу, окончив в Митвейде заводской техникум по специальности «Специалист по центральному отоплению». В 1908 г. возвращается в Ригу, где устраивается на работу в качестве управделами коммерческого училища P.P. Мурмана. С 1910 по 1912 г. работает на заводах Товарищества «Проводник», где занимает должность старшего писаря Расчетной конторы. С 1912 по 1915 г. работает в техническом бюро инженера А.И. Банкина в качестве техника по центральному отоплению. В 1916 г. поступает в Московский Народный Университет им. А.Л. Шанявского, где учится на Общественно-юридическом факультете, совмещая свою учебу с работой Старшего бухгалтера Автомобильного отдела Всероссийского Земского Союза. По прошествии лет, в своей автобиографии Я.М. Свикке напишет, что 15 декабря 1916 г. он был арестован Московским Охранным Отделением за политическую деятельность и выслан в Административном порядке в Иркутскую губернию за принадлежность к СДЛ, а также за активную агитацию против войны и по подозрению в организации предполагаемой к выпуску рабочей газеты антиправительственного содержания.

Так это было или нет, но в Центральном архиве Нижегородской области и по сей день хранится «Дело о крестьянине Курляндской губ. Бауского уезда, Нейгутской волости Яне Мартыновиче Свикке, высланном из Москвы за пропаганду войны». Во время событий Февральской смуты возвращается в Ригу, где продолжает заниматься активной политической деятельностью. В июле 1917 г. избирается членом Президиума Исполнительного комитета Курляндского временного земского совета, а в августе этого же года назначается на должность комиссара Рижской Народной Милиции. 20 мая 1918 г. Я.М. Свикке назначается на должность Заведующего Осведомительным отделом Средне-Сибирского Окружного Комиссариата по военным делам, а начиная с 9 июня 1918 г. совмещает таковую с должностью члена Высшей Военной Инспекции, обязанности которого он исполняет до 20 июля 1918 г. Но в то же самое время начиная с 10 июля 1918 г. Я.М. Свикке совмещает означенные выше обязанности члена Высшей Военной Инспекции с должностью Комиссара Полевой Типографии Штаба Уральского Военного Округа. После окончания Гражданской войны - на советской, партийной и преподавательской работе. С началом Великой Отечественной войны вместе с семьей эвакуирован в Москву, откуда направлен в город Кыштым Свердловской области. Незначительное время проработал на одном из военных заводов, после чего по предложению 1-го Секретаря Кыштымского РК ВКП(б) К.Г. Захарова был назначен лектором-пропагандистом Кыштымского РК ВКП(б). По роду своей деятельности выезжал читать лекции в эвакогоспитали, на предприятия оборонного значения и в различные советские учреждения. В 1942 г. по делам служебной надобности неоднократно выезжал в Свердловск, где встречался с П.З.Ермаковым.

162

Автор не исключает возможности того, что, «заручившись свидетельскими показаниями П.З. Ермакова» в 1942 г., у Я.М. Свикке со временем окончательно вызрела идея представить себя в роли «главного цареубийцы», под руководством которого был осуществлен расстрел Царской Семьи.

163

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 385/Д1-558.

164

Завод № 217 (до января 1937 г. -завод «Геофизика») специализировался на разработке и производстве оптических приборов военного профиля. На основании решения ГКО СССР от 7 октября 1941 г. был эвакуирован в Свердловск, где всего в считаные дни было собрано все заводское оборудование, сразу же начавшее давать первую продукцию. В течение 1943 г. было разработано 17 видов вооружений, в числе которых был авиационный прицел с автоматическим набором высоты для самолетов-торпедоносцев. Кроме обеспечения авиации, флота и артиллерии оптическими приборами, рабочие завода по своей инициативе помогали фронту дефицитными деталями не своего профиля. Например, это предприятие выпускало минный упрощенный взрыватель (МУВ), приемник к станковому пулемету Максима, узел затвора к реактивной установке БМ-13 («Катюше») и танковую призму, ограждающую механика-водителя от пуль. Нельзя также не сказать и о том, что, движимые чувством патриотизма, заводчане на свои сбережения покупали сверхплановую продукцию, которая отправлялась на фронт, вооружив, таким образом, 10 артиллерийских батарей и 4 авиационных эскадрильи.

165

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 399/Д1-572.

166

Там же, 384/Д1-557.

167

Там же, 401/Д1-559.

168

Там же, 403/Д1-576.

169

Сутоцкий Сергей Борисович (1912-1974) - писатель, журналист. Член ВКП(б). Работал в редакции московской газеты, был ответственным редактором газеты «Советское искусство».

В годы войны - сотрудник Института Маркса - Энгельса - Ленина. Принимал участие в составлении биографии И.В. Сталина (1946). В 50-60-е годы - сотрудник редакции газеты «Правда». Автор агитационно-познавательных произведений для молодежи по проблемам коммунистической идеологии, жизни и деятельности В.И. Ленина, в том числе книги «Книга великой жизни: Ленин Владимир Ильич. Краткая биография» (1955), «Слово - полководец» (1971), «Слово - строитель» (1974).

170

Яковлев А. Товарищ Маузер. Сб. «Ленинская гвардия Урала». Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1967, с. 332.

171

См. п. 11 Главы 3 «Товарищ Маузер» (12. 1884 - 06. 1918).

172

Вероятнее всего, караульный внутренней охраны ДОН Я.М. Целмс.

173

Ю.А. Жук. Гибель Романовых. По следам неразгаданных тайн. М., ООО Издательский дом «Вече», 2009, с. 27.

174

Муниципальный музей истории Екатеринбурга. Личный фонд П.З. Ермакова, 382/Д1-555.

175

Там же, 406/Д1-579.

176

Там же, 405/Д1-578.

177

Там же, 364/Д1-566.

178

Об этом факте свидетельствует адресованное П.З. Ермакову открытое письмо К.Т. Свердловой-Новгородцевой от 29 октября 1947 г. (ММИЕ. 365/Д1-537.) Это послание положило начало их переписке, продолжавшейся до самой смерти П.З. Ермакова, свидетельством чему несколько телеграмм и писем, ныне хранящихся в личном фонде П.З. Ермакова Муниципального музея истории Екатеринбурга. А так как к тому времени в живых остались немногие из тех, кто вместе с ней начинал свою революционную деятельность в Екатеринбургском Комитете РСДРП в 1905 г. (А.И. Парамонов, А.Н. Бычкова, П.З. Ермаков, Ф.Ф. Сыромолотов идр.), то все они были для нее - вдовы бывшего всесильного Председателя ВЦИК - не только ярким напоминанием ее давно ушедшей молодости, но и частью истории становления Советской власти на Урале. И именно поэтому она писала П.З. Ермакову в 1948 г.: «Дорогой Петр Захарович, сегодня я написала несколько писем в Свердловск, захотелось послать вам привет и пожелание здоровья. В марте 1949 г. исполняется 30 лет со дня смерти Якова Михайловича, тщательно ли подготовился музей (Государственный мемориальный музей Я.М. Свердлова в Свердловске. - Ю.Ж.) к этой годовщине? Надо бы, возможно, шире и глубже охватить город и область агитацией, пропагандой. Свердлов - это кусок истории партии, на живых примерах биографии легко знакомить людей с великой ролью нашей партии, с ее многолетней борьбой, с ее вождями. Уверена, что вы по-прежнему поможете музею всем, что в ваших силах. Рассчитываю в дни годовщины быть в Свердловске. Шлю привет. К. Свердлова. 3./XII 48 г.». (ММИЕ. 363/Д1-535.)

179

В соответствии с записью, имеющейся в Личном листке по учету кадров, заполненном не ранее 1946 г., П.З. Ермаков указал, что имеет «жену и сына 37 лет».

180

Неверов Л. П. (1904-1962) - уральский писатель, журналист, краевед. Родился он в Перми в 1904 году. Обучался в 1-й Пермской мужской гимназии, затем в Единой Трудовой Школе. С 1921 года работал в пермских губернских газетах «Звезда» и «На смену!». Учился на заочном отделении Исторического факультета Свердловского педагогического института, откуда перевелся в Свердловский коммунистический институт журналистики, где с 1939 по 1941 годы преподавал курс дисциплины «Информация в газете, несмотря на то, что самому Л.П. Неверову учебу в ВУЗе закончить не удалось. В годы Великой Отечественной войны Л.П. Неверов продолжал сотрудничать с центральными и местными газетами, а как партийный агитатор-пропагандист читал лекции по линии Свердловского Обкома ВКП(б). С 1948 года - директор Уральского музея революции (размещавшегося в то время в доме инженера Ипатьева, в котором в 1918 году была расстреляна Царская Семья), а после его расформирования -Ученым секретарем Свердловского областного краеведческого музея. С 1950 года работал рецензентом в Средне-Уральском книжном издательстве, но сам уже не писал. (За исключением участия в работе над книгой по краеведению «Исторические памятники Свердловска и области» в качестве одного из соавторов.) Последние годы жизни (с 1958 г.) был Ответственным секретарем журнала «Уральский следопыт». Умер в возрасте 58 лет от сердечного приступа. Похоронен в Свердловске.

181

Яковлев А. Указ. соч., с. 319.

182

Крайнова Е.В. Уральский Музей Революции. Россия. Романовы. Урал. (Сб. материалов Свердловского государственного историко-краеведческого музея (СГОИКМ), Екатеринбург. Банк культурной информации, 1993, с. 35, 36.

183

В годы войны часть этой стены хранилась в помещении Вознесенской церкви, где в 1946 году открылся Свердловский областной историко-краеведческий музей. Некоторое время какая-то часть этой стены находилась и в Центральном архиве Октябрьской революции ГАУ при СМ СССР (в настоящее время - ГА РФ). Однако со временем, и тот и другой фрагменты были утрачены. (По непроверенным данным, та часть стены, которая находилась в Свердловске, в годы Великой Отечественной войны была пущена на растопку.)

184

На этих открытках имелась пояснительная надпись приблизительно, одного содержания: «Чехо-словацкая делегация в помещении, где были казнены Романовы» и «Франко-бельгийская делегация в помещении, где были казнены Романовы». Но наряду с ними были и другие: «Передача Романовых Уралсовету» (репродукция картины худ. В.Н. Пчелина), «Бывший дом Ипатьева в момент заключения в нем Романовых», «Дом, где в 1918 году казнены Романовы», «г. Свердловск. Последний дворец последнего царя» и др.

185

«Исповедь цареубийц», с. 310.

186

Гаврилов Д.В., Боровиков Д.В. Расстрелян пролетарской рукой. Сб. «Убийство царской семьи Романовых». Свердловск, Издательство «Урал-Советы», 1991, с. 122.

187

В целях восстановления истины не могу не сказать о том, что Д.В. Гаврилов при личной беседе со мной заявил, что узнал о его существовании со слов своего коллеги Д.В. Боровикова.

188

Радзинский Э.С. Указ. соч., с. 455.

189

Личный архив автора.

190

Так в документе.

191

Отдел документации СГОИКМ.

192

Сама мысль о том, что П.З. Ермаков хранил свой «исторический пистолет» где-нибудь на чердаке или в подвале, кажется автору, более чем нелепой, так как каждый сотрудник ОГПУ (каковым в 1927 году, безусловно, являлся и П.З. Ермаков) мог иметь и хранить у себя дома свое личное оружие.

193

См. Главу 1. Из истории пистолета Маузера К-96/12.

194

Боровиков Д.В., Гаврилов Д.В. Указ. соч., с. 123.

195

Там же.

196

Ezell Edward. Handguns of the World. Stackpole Book, USA, 1981. Harrisburg, s. 390.

197

Настоящая фамилия этого человека Кухтенко Прокопий Влади- мирович.

198

Правильно - Ливадных Василий Иванович.

199

Состоя в должности военного комиссара 4-го Района резерва Красной Армии Екатеринбурга, П.З. Ермаков прибыл в дом Ипатьева как представитель РККА.

200

Этим вторым неизвестным для П.С. Медведева лицом был член коллегии УОЧК М.А. Медведев (Кудрин).

201

Этим «пленным австрийцем» был бывший горный егерь в чине патрулефюрера (ефрейтора) -Рудольф Лахер, состоявший при комендантах ДОН А.Д. Авдееве и Я.М. Юровском в должности своего рода денщика.

202

А.А. Якимову удалось скрыть от следствия, что при вступлении в должность коменданта Я.М. Юровского, он в соответствии с его приказом, был назначен Начальником Караульной Команды наружной охраны ДОН.

203

Рассказываемое А.А. Якимовым вряд ли имело место в реальной действительности. Ибо никто из братьев Партиных (Николай или Алексей), а также ни А.Е. Костоусов, ни В.И. Ливадных, ни уж тем более П.З. Ермаков никогда не состояли во внутренней охране ДОН, а лишь участвовали в т. н. «захоронении», свидетельством чему показания П.В. Кухтенко.

204

Имеется в виду партизанский отряд Капитана Иванова, впоследствии Коменданта поселка Верх-Исетского завода.

205

В Пермской и Вятской пересыльных тюрьмах П.З. Ермаков находился во время своего конвоирования в г. Вельск Вологодской губернии, назначенный ему местом административной ссылки. Пребывание же его в Исправительном арестантском отделении г. Новониколаевска записано с его собственных слов и на деле не имеет ничего общего с его настоящей биографией.

206

Правильно - 16-я дивизия.

207

Так в документе.

Имелся в виду город Вельск Вологодской губернии, название которого, видимо, решили уточнить позже.

208

Это голословное заявление не соответствует действительности.

209

В данном случае несколько нарушена хронология биографии П.З. Ермакова.

210

Воспоминания П.З. Ермакова, рассказывающие о Царской Семье, вынесены в Приложение № 4.

211

В машинописном варианте текста имелась фамилия Третьякова, вычеркнутая рукой П.З. Ермакова и исправленная на неразборчивую, напоминаемую «Воронов».

212

Правильно. - Давыдов.

213

Название дано условно, так как таковые являются стенограммой одного из выступлений П.З. Ермакова перед зрительской аудиторией. Не подлежит также сомнению, что таковое было приурочено к одной из дат, так называемой Первой Русской революции. И скорее всего происходило где-то между 1930 и 1935 гг.

214

Документ публикуется с сохранением орфографии подлинника.

215

В документе имеются исправления, внесенные рукой П.З. Ермакова.

216

Правильно К. Мячин. То есть тот самый известный боевик В.В. Яковлев (К.А. Мячин), который по поручению Я.М. Свердлова, перевозил Царскую Семью из Тобольска в Екатеринбург.

217

«Браунингом № 2» в то время назывался пистолет Браунинга мод. 1903 г., кал. 9 мм. Соответственно «браунингом № 1» именовали мод. 1900 г.

218

Вероятнее всего, П.З. Ермаков имеет в виду А.И. Медведева.

219

Вероятнее всего, П.З. Ермаков намекает на свою должность заместителя начальника исправительно-трудовых учреждений г. Свердловска, которую он занимал с 1927 по 1935 гг.

220

Документ публикуется с сохранением орфографии подлинника.

221

На этом месте текст рукописи обрывается.

222

Эти воспоминания были написаны П.З. Ермаковым в преддверии 8-й годовщины РККА, т. е. в 1926 г.

223

На этом месте текст документа обрывается.

224

Название дано условно, так как таковые являются текстовой заготовкой одного из многочисленных выступлений П.З. Ермакова перед зрительской аудиторией.

225

Документ печатается с сохранением орфографии подлинника.

226

Текст печатается с сохранением орфографии документа.

227

Комитеты инвалидов - многочисленные общественные организации, появившиеся на территории Российской империи с началом Первой мировой войны. Членами таковых являлись увечные воины. Финансировались и содержались исключительно на добровольные пожертвования населения.

228

Так в тексте.

229

Правильно - Ливадных.

230

Текст печатается с сохранением орфографии документа.

231

В оригинале рукописи имеется пометка автора: «1914. при обыске найд... когда нас свергл...».

232

217 - Речь идет о письме Государыни Императрицы Александры Федоровны к Государю Императору Николаю II от 4 декабря 1916 г., в котором Она пишет: «Вспомни слова ш-г Филиппа, когда он подарил мне икону с колокольчиком. Так как ты очень снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола, чтобы люди с дурными намерениями не могли ко мне приблизиться, а я предостерегала бы тебя. Кто боится меня, не глядит мне в глаза, и кто замышляет недоброе, те не любят меня. Вспомни о черных (под словом «черные» подразумеваются Великие Княгини Анастасия Николаевна и Милица Николаевна, урожденные принцессы Черногорские.), затем об Орлове и Дрентельне-Витте-Коковцеве (я это тоже чувствую) - Макарове - Кауфмане - Софье Ивановне - Мари - Сандре Оболенской и т. д.»( Государыня Императрица Александра Федоровна перечисляет лиц, активно интриговавших против Государя и Г.Е. Распутина. К числу таковых относились в первую очередь лица из ближайшего окружения Великого Князя Николая Николаевича (младшего): князь В.Н. Орлов, А.А. фон Дрентельна, атакже др. видные государственные сановники и царедворцы.) (Платонов О.А. Николай II в секретной переписке. М., 1996. С. 621).

233

Речь идет о письме Государыни Императрицы Александры Федоровны к Государю Императору от 12 декабря 1916 г., в котором Она рассказывает о Своей поездке в Новгород Великий и посещении Десятинного монастыря, в котором находилась старица Мария Михайловна, возраст которой исчислялся 107-ю годами.

234

Этот вопрос был задан Государыней Императрицей Александрой Федоровной в письме к Государю Императору Николаю II от 15 декабря 1916 г.

235

Речь идет о письме Государя Императора Николая II к Государыне Императрице Александре Федоровне от 16 декабря 1916 г.

236

Фрейлина Двора Ее Величества Вырубовой звалась не «А.Т.», а Анна Александровна.

237

Данный случай был описан Государем Императором Николаем II не в вышеупомянутом письме, а в Его письме к Государыне Императрице Александре Федоровне от 26 февраля 1917 г., где он писал: «Я был вчера у образа Преч. Девы и усердно молился за тебя, любовь моя, за милых детей и за нашу страну, а также за Аню. Скажи ей, что вчера я видел ее брошь, приколотую к иконе и касался ее носом, когда прикладывался» (Платонов О.А. Указ. соч. С. 656).

238

В данном письме Государя Императора Николая II выражается лишь надежда на то, что начальникПетроградского военного округа генерал-лейтенант С.С. Хабалов «... сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки».

239

Речь идет о письме Государыни Императрицы Александры Федоровны к Государю Императору Николаю II от 5 декабря 1916 г.: «Милый, верь мне, тебе следует слушаться нашего Друга. Он так горячо денно и ночно молится за тебя. Он сохранил тебя там, где ты был, только Он, - как я в этом глубоко убеждена и в чем мне удалось убедить Эллу, - и так будет и впредь - и тогда все будет хорошо. В «Les Amis de Dieux» один из Божьих старцев говорит, что страна, где Божий человек помогает государю, никогда не погибнет. Это верно -только нужно слушаться, доверять и спрашивать совета - не думать, что Он чего-нибудь не знает. Бог все Ему открывает. Вот почему люди, которые не постигают его души, так восхищаются Его удивительным умом, способным все понять. И когда Он благословляет какое-нибудь начинание, оно удастся, и если Он рекомендует людей, то можно быть уверенным, что они хорошие люди. Если же они впоследствии меняются, то это уж не Его вина - но Он меньше ошибается в людях, нежели мы - у него жизн. опыт, благословенный Богом». (Платонов О.А. Указ. соч. С. 623).

240

Часть данного предложения, написанная автором в виде надстрочного текста, неразборчива.

241

Речь идет о письме Государыни Императрицы Александры Федоровны к Государю Императору Николаю II от 15 сентября 1915 г., в котором Онаупоминает о вещах, переданных Царской семье Г.Е. Распутиным и которые, по Ее мнению, являются своего рода святынями. В этом письме Она пишет: «Не забудь опять подержать образок в твоей руке и несколько раз причесать волосы Его гребенкой перед заседанием министров». (Письма Императрицы Александры Федоровны к Императору Николаю II. Т. 1. Берлин, 1922. С. 235.)

242

Речь идет о письме Государыни Императрицы Александры Федоровны к Государю Императору Николаю II от 15 ноября 1915 г.: «Теперь, чтоб не забыть, я должна передать тебе поручение нашего Друга, вызванное Его ночным видением. Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги (Государь Император Николай II не прислушался к совету Г.Е. Распутина и не предпринял каких-либо наступательных действий в указанном районе.), говорит, что это необходимо, а то германцы там твердо засядут на всю зиму, что будет стоить много крови, и трудно будет заставить их уйти. Теперь же мы застигнем их врасплох и добьемся того, что они отступят. Он говорит, что именно теперь это самое важное, и настоятельно просит тебя, чтобы ты приказал нашим наступать. Он говорит, что мы можем и должны это сделать, и просил меня немедленно тебе об этом написать» (Платонов О.А. Указ. соч. С. 296).

243

Зачеркнутое автором слово написано неразборчиво.

244

Вероятнее всего, имеется в виду Высочайшая резолюция, начертанная на докладе Прибалтийского Генерал-губернатора Е.П. Сологуба, в котором сообщалось о «переизбытке усердия» со стороны начальника карательного отряда - капитана 1-го Ранга О.О.Рихтера, усмирявшего беспорядки в Прибалтийском крае. Ознакомившись с этим документом, Государь по достоинству оценил действия Своего Флигель-Адъютанта и, не сочтя предпринятые им меры за чрезмерное усердие, Высочайше соизволил начертать на подлинном: «Ай, да молодец!»

245

Вероятнее всего, имеется в виду одна из Высочайших резолюций Государя, начертанная Им на одном из докладов в отношении репрессивных мер, по отношению к бунтовщикам: «Надеюсь, повешены?»

246

Приведенные автором цифры и факты не соответствуют действительности и явно завышены. С 1832 по 1917 г. Свод Законов Российской империи допускал смертную казнь лишь за тяжкие виды государственных преступлений. И приговаривать к ней мог исключительно Верховный уголовный суд. Обычные же суды ограничивались гражданской смертью и каторжными работами. Исключение в данном случае составляли военно-полевые и военноокружные суды, находящиеся в ведении Главного Военно-Судебного Управления, подведомственного Военному Министерству, которые на основании постановления Совета Министров от 20 августа 1906 г. наделялись правом разбирательства и исполнения казни в течение 48 часов (Военно-Окружные Суды) и разбирательства и исполнения казни на месте (Военно-Полевые Суды).

С 1826 по 1890 г. в Российской империи было казнено 66 человек (без учета 1500 польских повстанцев). С 1901 по 1905 г. за воинские преступления было казнено 20 человек, за преступления общие - 73 человека.

В 1906 г. - 245 человек.

В 1907 г. - 624 человека.

В 1908 г. - 1340 человек.

В 1909 г. - 540 человек.

Таким образом, за период с 1906 по 1909 г. было казнено 2749 человек, а не 6268 человек, как пишет П.З. Ермаков.

Не следует также забывать и о том, что к концу 1913 г. в Российской империи числилось всего 32 750 заключенных, в том числе политических - 3700 человек.

В этом же году на 100 000 жителей Российской империи в среднем приходилось 53 осужденных общими судебными установлениями. Таким образом, приведенные выше данные о смертных приговорах, вынесенных Военно-Окружными и Военно-Полевыми Судами в годы реакции, ни в коем случае не являются среднестатистическими, так как карательная деятельность вышеупомянутых судебных органов была в то время направлена исключительно против погромщиков, убийц и террористов.

247

Князь Н.Д. Голицын.

248

Великий князь Михаил Александрович во время событий Февральской смуты не посылал никаких телеграмм на Высочайшее Имя и, по имеющимся данным, не отсылал Николаю II какую-либо корреспонденцию. (В отличие от М.В. Родзянко, буквально забрасывавшего Государя своими телеграфными сообщениями о происходивших в Петрограде событиях.) Именно М.В. Родзянко, являвшийся своеобразным связующим звеном между Государственной думой, штабами фронтов и великим князем Михаилом Александровичем вызвал такового из Гатчины в Петроград 25 февраля 1917 г. Упомянутые выше лица, вместе с председателем Совета министров князем Н.Д. Голицыным и военным министром М.А. Беляевым, находясь в кабинете последнего в 9 час. утра 27 февраля 1917 г., обсуждали вопрос о передаче сообщения Государю Императору, которое впоследствии приняло форму переговоров по прямому проводу, осуществленных от лица великого князя Михаила Александровича.

249

Государь Император Николай II никогда не писал подобного сообщения на имя великого князя Михаила Александровича, а Свой ответ последнему передал через генерала М.В. Алексеева, что наглядно видно из текста их переговоров по прямому проводу от 27 февраля 1917 г., состоявшихся около 22 ^>1/_>2час. (РГВИА. Ф. 2003, оп.1, д.1750, л. 63б-63е.; опубл. Журнал «Красный Архив». 1927. № 2 (21). С. 11-12).

250

Речь идет о телеграмме Государя Императора Николая II от 27 февраля 1917 г., переданной на имя председателя Совета министров князя Н.Д. Голицына в 23 час. 25 мин: «О главном военном начальнике (Имеется в виду Генерал-Адъютант Н.Н. Иванов.) для Петрограда МНОЮ дано повеление Начальнику МОЕГО штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно войск. Лично Вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми.НИКОЛАЙ» (РГВИА. Ф. 2003, оп. 1, д. 1750, л. 65.; опубл. в журнале «Красный Архив», 1927, № 2 (21). С. 13).

251

Указанная автором дата по н. ст. неверна.

252

«Тайное совещание», о котором упоминает П.З. Ермаков, есть не что иное, как так называемое Частное совещание членов Государственной думы, происходившее 27 февраля 1917 г. в Полуциркулярном зале Таврического дворца. В ходе этого совещания было внесено четыре предложения по организации временного управления государственной властью в условиях политического кризиса в стране. После недолгих прений М.В. Родзянко утвердил одно из вынесенных на обсуждение предложений по образованию так называемого Особого Комитета, который немедленно должен был взять в свои руки политическую и административную власть в России.

253

Весьма вольная трактовка цитаты из выступления А.И. Гучкова перед лидерами либеральных партий, которая была позаимствована автором из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых» (Свердловск, 1926), в которой таковая была приведена в первозданном виде, вместе со ссылкой на первоисточник - книгу воспоминаний французского дипломата М. Палеолога: «Чрезвычайно важно, чтобы Николай II не был свергнут насильственно. Только его добровольное отречение в пользу сына или брата могло бы обеспечить без больших потрясений прочное установление нового порядка. Добровольный отказ от престола Николая II - единственное средство спасти императорский режим и династию Романовых» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М.— Л., 1923. С. 355). Упомянутая книга Палеологаявляется составной частью его дневников, изданных в 1921-1922 гг. французским издательством «Плои» под названием «Царская Россия во время великой войны» (La Russie des Tsars pendant la Grande Guerre). Русский сокращенный перевод дневников М. Палеолога был осуществлен в 1923 г.; 1-й том почти полностью сохранил название оригинала -«Царская Россия во время мировой войны», а второй получил свое собственное -«Царская Россия накануне революции».

254

Дата указана по н. ст. (28.2./13.3.1917).

255

Указанная дата и год обведены замкнутой овальной линией.

256

Со слов «выехать из Ставки» и далее до конца предложения текст подлинника перечеркнут автором.

257

Дата указана по н. ст. (1/14.3.1917).

258

Этот абзац подлинника выделен автором из основного текста двумя горизонтальными линиями и полностью перечеркнут.

259

Со слов «.и на этом успокоить массы.» и далее до конца абзаца текст подлинника перечеркнут автором.

260

Слова «.во имя продолжения войны до полной победы рабочие и солдатские» вычеркнуты автором из текста подлинника.

261

Даты указаны по н. ст. (26.2/11.3.1917 и 27.2/12.3.1917).

262

Трактовка данного и последующих эпизодов событий февраля 1917 г. приведены П.З. Ермаковым на основании вышеупомянутой книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых». Однако и указанный источник в значительной мере искажает подлинность фактов, имевших место в реальной действительности. Сознавая невозможность полемики по каждому из таковых (вследствие непомерно большого количества информации, которая может потребоваться для их более детального рассмотрения или опровержения), автор данного издания позволяет себе далее не акцентировать свое внимание на некоторых из них (относящихся к так называемым «узловым» эпизодам февраля 1917 г.) ввиду их неоднократного изложения в самой разнообразной литературе, посвященной этим событиям.

263

Весьма вольная трактовка цитаты из книги воспоминаний В.В. Шульгина, в которой он приводит слова А.Ф. Керенского, обращенные к великому князю Михаилу Александровичу (фактически уже Императору Михаилу II) во время их встречи 3 марта 1917 г.: «Я не вправе скрыть здесь, - говорил Керенский в заключение своей речи, обращаясь к Михаилу, - каким опасностям Вы лично подвергаетесь в случае решения принять престол. Во всяком случае. яне ручаюсь за жизнь вашего высочества.» (Шульгин В.В. «Дни». Л., 1925. С. 86).

264

Весьма вольная трактовка цитаты из книги воспоминаний М. Палеолога «Царская Россия накануне революции», в которой он приводит слова А.И. Гучкова, обращенные к Императору Михаилу II во время их встречи 3 марта 1917 г.: «Если Вы боитесь, Ваше Высочество, немедленно возложить на себя бремя императорской короны, примите, по крайней мере, верховную власть в качестве “Регента империи на время, пока не занят трон”, или, что было бы еще более прекрасным титулом в качестве “Протектора народа”, как называл Кромвель. В то же время Вы могли бы дать народу торжественное обязательство сдать власть Учредительному собранию, как только кончится война» (Палеолог М. Указ. соч. С. 364).

265

Дата указана по н. ст. (6/21.3.1917).

266

Заключенные в скобках слова «Временному Правительству» вычеркнуты автором из текста подлинника.

267

При работе над рукописью П.З. Ермаков с абсолютной достоверностью скопировал данный отрывок из текста книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», который, в свою очередь, приводит таковой со ссылкой на книгу Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» (Берлин, 1925), в которой на с. 7 приводится якобы следующий текст: «Повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь Ваших начальников и да поможет ему (Временному правительству) бог вести Россию по пути славы и благоденствия». Однако, в подлинных текстах как самого Прощального обращения к Русской армии (составленного лично Государем 7/20.3.1917 и собственноручно подписан Им в Ставке 8/21.3.1917), так и книги Соколова данная цитата выглядит в несколько другом виде: «.повинуйтесь Временному Правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».

Приведенный выше отрывок подлинного текста Обращения наглядно свидетельствует о том, что Быков подвергнул таковой значительному «редактированию». Не возникает сомнений в том, что истинные слова Государя, выражавшие патриотизм и непоколебимую веру в Свою армию, были умышленно опущены Быковым и впоследствии заменены на другие, взятые также из оригинала. Использованный же Быковым фрагмент данного Обращения на самом деле выглядит следующим образом: «После отречения МОЕГО за СЕБЯ и за Сына МОЕГО от Престола Российского власть передана Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему.

Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия».

Используя только часть этого предложения со слова «ему», Быков не мог уже обойтись без заключенных в скобки пояснительных слов - «Временное правительство», ставших необходимыми для его логического завершения.

268

Дата указана по н. ст. (3/16.3.1917).

269

Протокол заседания Исполнительного Комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от 3 марта 1917 г. «Об аресте Николая и прочих членов династии Романовых». Опубл.: Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 г.: Протоколы и материалы. М.—Л., 1925. С. 287, 288.

270

Указанная автором дата по н. ст. неверна, так как в этот день исполком Петроградского совета лишь заслушал заявление своего председателя Н.С. Чхеидзе об итогах его переговоров с Временным правительством о дальнейшей судьбе Государя.

271

Решение об аресте отрекшегося Императора было принято Исполкомом Петроградского Совета 9/22 марта 1917 г. Протоколы заседания Исполнительного Комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от 6 и 9 марта 1917 г. Опубл.: Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов: Протоколы заседания Исполнительного Комитета и Бюро И.К. за 1917 г. с речами Ленина. М.—Л., 1925. С. 17, 29-30, 32-34.

272

Дата указана по н. ст. (7/20.3.1917).

273

Речь идет о Постановлении Временного правительства: «О лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги» от 7/20 марта 1917 г. Журнал заседания Временного правительства № 10 (ГАРФ. Ф. 1779, оп. 2, д. 1, ч. 1, л. 15).

274

Дата указана по н. ст. (8/21. 3.1917).

275

В Могилев выехало не Временное правительство, а лишь четверо членов Государственной Думы (А.А. Бубликов, В.М. Вершинин, С.Ф. Грибунин и С.А. Калинин) (См. п. 41 наст. прим.).

276

Весьма вольная трактовка цитаты из книги Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» в которой, со слов камердинера А.А. Волкова, приводятся слова бывшей Императрицы: «Благодаря Протопопову Императрица не имела правильного представления о характере движения. Когда даже камердинер Волков, передавая очередной доклад Протопопова, усомнился и указал Императрице, что он не соответствует действительности, что даже казаки в Петрограде ненадежны, Она спокойно ответила: «Нет, это не так. В России революции быть не может. Казаки не изменят» (Соколов Н.А. Указ. соч. С. 11-12).

277

Здесь и далее о попытках Временного правительства вывезти Царскую Семью см. п. 48 наст. прим.

278

Первичную информацию о желании Временного правительства вывезти Государя и Его Семью в Великобританию Исполнительный Комитет Петроградского Совдепаузнал, вероятнее всего, от самого А.Ф. Керенского, который 7/20 марта 1917 г., выступая в Москве перед Московским Советом рабочих депутатов, на доносившиеся злобные выкрики с мест с требованием казни Николая II твердо заявил: «Этого никогда не будет, пока мы у власти. Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию. Я сам довезу его до Мурманска» (Керенский А.Ф. Отъезд Николая II в Тобольск // Воля России. Прага. 28.8.1921). На основании этого заявления Керенского Исполком Петроградского Совдепа принимает решение о недопущении «отъезда в Англию Николая Романова».

279

Город-порт Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск) считался воротами в Великобританию, куда сторонники А.Ф. Керенского, во избежание возможного убийства отрекшегося Государя и Его Семьи, предполагали Их отправить, что называется, до лучших времен.

6/19 марта 1917 г. новый Министр иностранных дел П.Н. Милюков просил британского посла Дж. Бьюкенена срочно выяснить, сможет ли бывший Император выехать в Великобританию вместе с семьей. Бьюкенен в тот же день послал запрос, на который не получил ответа. 8/21 марта П.Н. Милюков официально уведомил послов союзнических держав - Дж. Бьюкенена и М. Палеолога об аресте Государя в Могилеве, заверяя последних, что Он просто «ограничен в свободе передвижения» для собственной безопасности. Бьюкенен также напомнил главе МИДа о том, что бывший Император Всероссийский Николай II находится в ближайшем родстве с Королем Великобритании Георгом V, который проявляет большой интерес к судьбе своего кузена. Речь идет о телеграмме Короля Георга V, отправленной находящемуся в Могилеве Государю 6/19 марта 1917 г.: «События последней недели меня глубоко взволновали. Я думаю постоянно о тебе и остаюсь всегда верным и преданным другом, каким, как ты знаешь, я был и раньше». Следует также отметить, что это послание Георга V так и не было вручено Государю по причине задержки его П.Н. Милюковым, который, в свою очередь, информировал о ней Дж. Бьюкенена лишь 12/25 марта 1917 г., предоставив последнему по этому поводу следующие объяснения: «Телеграмма была адресована Императору, а так как Государь больше не был Императором, то я отдал ее английскому послу». Когда же Дж. Бьюкенен стал убеждать Милюкова, что эта телеграмма не содержит в себе каких-либо политических мотивов, тот ответил, что он это хорошо понимает, однако опасается, что, в отличие от него, другие могут воспринять ее смысл более условно и расценить его как часть некоего заговора, предпринимаемого Английским Королевским Домом с целью побега низложенной Царской Семьи. В дальнейшем, находясь уже в эмиграции и пытаясь оправдать себя в глазах общественности, Милюков вспоминал об этом факте уже несколько в другом ключе, разделяя свою ответственность за содеянное с Дж. Бьюкененом на страницах «Последних Новостей»: «Недоставление Николаю II телеграммы английского короля от 19 марта, посланной адресату еще как царствующему императору, произошло по согласованию между мною и сэром Джорджем (Бьюкененом. - Ю.Ж.) и явилось одним из доказательств внимания английского правительства к совершившемуся в России перевороту» (Последние Новости. Париж. 8.9.1921).

Используя это родство, П.Н. Милюков стал настойчиво просить Дж. Бьюкенена немедленно телеграфировать еще раз в Лондон и просить убежища для Царской Семьи, поясняя, что: «Это последний шанс, гарантирующий этим беднягам свободу и, возможно, жизнь» (Мэсси Р. Николай и Александра. М., 1990. С. 338).

Получив повторную телеграмму Дж. Бьюкенена на следующий день и рассмотрев ее на совещании британского Военного кабинета, заседавшего под председательством премьер-министра Д. Ллойд-Джорджа, министры согласились с тем, что коль скоро просьба о предоставлении убежища Царской Семье исходит непосредственно не от отрекшегося Императора, а от нового союзника Великобритании - Временного правительства, в ней не следует отказывать.

9/22 марта 1917 г. Министр иностранных дел Великобритании сэр А. Бальфур телеграфировал Дж. Бьюкенену, что: «Король и Британское правительство рады пригласить царя и царицу поселиться в Англию и остаться здесь на все время войны. Передавая это сообщение русскому правительству, Вы должны разъяснить, что русское правительство должно нести ответственность за предоставление Их Величествам необходимых средств к жизни, соответственно положению Их Величеств» (Буранов Ю.А., Хрусталев В.М. Убийцы царя. Уничтожение династии. М., 1997. С. 78).

10/23 марта Дж. Бьюкенен имел встречу с П.Н. Милюковым, во время которой передал последнему официальную ноту своего правительства по этому вопросу и от себя лично уведомил последнего, что: «... Король Георг, с согласия министров, предлагает Царю и Царице гостеприимство на британской территории, ограничиваясь лишь уверенностью, что Николай II останется в Англии до конца войны» (Боханов А.Н. Император Николай II. М., 1998. С. 439, 440).

11/24 марта Дж. Бьюкенен телеграфировал в Лондон: «Вчера я уведомил Министра иностранных дел о содержании Вашего послания. Милюков чрезвычайно заинтересован в том, чтобы это дело не было предано гласности, так как крайне левые возбуждают общественное мнение против отъезда Царя из России. Хотя Министр иностранных дел надеется, что правительству удастся преодолеть это сопротивление, само правительство еще не пришло к окончательному решению. Когда я поднял вопрос о средствах Царя, меня уведомили, что по имеющимся у Министра иностранных дел сведениям, Царь обладает значительным личным состоянием. Во всяком случае, финансовый вопрос будет разрешен Правительством с полным великодушием» (Буранов Ю.А., Хрусталев В.М. Указ. соч. С. 78).

(По сведениям Временного Правительства, вклады Царской Семьи, размещенные в зарубежных банках, были Ей большей частью израсходованы в годы мировой войны на различные общественно-политические нужды и благотворительную деятельность. Однако и остававшихся денежных сумм вполне хватило бы на Ее временное пребывание в Англии. Так, например, А.Ф. Керенский, давая показания следователю Н.А. Соколову в августе 1920 г. в Париже, показал, что «Их личные средства, по сравнению с тем, как говорили, оказались невелики. У них оказалось всего в Англии и Германии не свыше 14 миллионов рублей» - Протокол допроса А.Ф. Керенского следователем Н.А. Соколовым от 14-20 августа 1920 г. // Российский Архив. Т. VIII. М., 1998. С. 244. Следуя курсу политических реформ, Временное правительство 12/25 марта 1917 г. выступило с заявлением о передаче в казну земель и доходов Кабинета отрекшегося Императора. При проведенной проверке дел Петроградской конторы Государственного Банка были выявлены вклады Царской Семьи и других Членов Дома Романовых на общую сумму 42 402 322 руб. 71 коп. Причем денежные средства Царской Семьи, на фоне общей суммы вкладов Членов Дома Романовых, распределялись между собой следующим образом:

- на счету Государыни Императрицы Александры Федоровны: 2 518 293 рубля;

- на счету Наследника Цесаревича Алексея Николаевича: 1 425 700 рублей;

-на счету Великой Княжны Ольги Николаевны: 3 169 000 рублей;

- на счету Великой Княжны Татьяны Николаевны: 2 118 500 рублей и т. д.

Таким образом, тайна личных вкладов Царской Семьи была раскрыта, что само по себе явилось не только аморальным, но и противозаконным действием со стороны Временного Правительства. На протяжении многих лет, прошедших со дня Февральского переворота, вопрос о так называемом «царском золоте» неоднократно затрагивался в самой различной литературе, издаваемой за рубежом, и всегда являлся самым вожделенным поводом для всякого рода авантюристов. Среди научных работ на эту тему наиболее известной стала книга американского исследователя В. Кларка «Потерянные сокровища царей». До недавнего времени в отношении «царского золота» строились многочисленные догадки, однако исследования доктора исторических наук В.Г. Сироткина заставили российскую общественность обратить более пристальное внимание на эту историческую гипотезу. В.Г. Сироткин утверждал, что Николай II в январе 1917 г., вместе с так называемым «залоговым золотом», вывез в Великобританию и принадлежавшие Ему золотые слитки в количестве 5,5 тонны, которые были размещены в доверенном банке Царской семьи, именовавшемся «Брадерс Беринг Бэнк». См.: Сироткин В.Г. Золото и недвижимость России за рубежом. М., 1997; Кашиц В.А. Кровь и золото царя. Киев, 1998.)

Текст приведенной выше телеграммы как нельзя лучше отражает смысл закулисной дипломатии Временного правительства, суть которой сводилась к поиску бесконечных компромиссов с различными политическими организациями (в основном крайне левого толка), стремящимися, при каждом удобном случае, обвинить новый Кабинет Министров в предательстве интересов «дела революции», перед лицом мировой и российской общественности. А чтобы не быть голословным, попробуем еще раз проследить за ходом встречи Дж. Бьюкенена и П.Н. Милюкова, состоявшейся днем ранее. Выслушав сообщение английского посла и выразив свою личную благодарность британскому правительству, П.Н. Милюков, в свою очередь, попросил Дж. Бьюкенена не придавать гласности тот факт, что именно Временное правительство является инициатором отъезда Царской Семьи в Лондон. При этом П.Н. Милюков пояснил, что стоит Исполкому Петроградского Совдепа узнать о намерениях Временного Правительства, как весь этот план будет, безусловно, таковым сорван. Однако Исполком Петроградского Совдепа, благодаря А.Ф. Керенскому и полученным из Ставки телеграммам (посланные по просьбе Государя Генерал-Адъютантом М.В. Алексеевым в адрес Временного правительства в связи требованием определенных гарантий, которые последнее должно было предоставить отрекшемуся Государю) уже знал об этих планах Временного правительства, и его ответные действия не заставили себя ждать. На основании решения «Об аресте Николая Романова», принятого Исполкомом Петроградского совдепа от 9/22 марта 1917 г. таковым, за подписью его председателя - Н.С.Чхеидзе, были разосланы во все города России (связанные железнодорожным сообщением с Царским Селом) телеграммы следующего содержания :

«Срочное сообщение всем: от Исполнительного Комитета Рабочих и Солдатских Депутатов.

По всем железным дорогам и другим путям сообщения, комиссарам, местным комитетам, воинским частям. Всем сообщается вам, что предполагается побег Николая Второго за границу. Дайте знать по всей дороге вашим агентам и комитетам, что Исполнительный Комитет Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов приказывает задержать бывшего царя и немедленно сообщить Исполнительному Комитету - Петроград, Таврический дворец - для дальнейшего распоряжения» (Буранов Ю.А., Хрусталёв В.М. Указ. соч. С. 82).

Эти разосланные телеграммы не могли не усилить и без того бурные политические страсти, кипевшие вокруг Царской Семьи. Именно с этого момента вопрос о судьбе бывшего Императора и его Семьи стал основным камнем преткновения для Петроградского совдепа и Временного правительства. Петроградскому Совдепу явно не хватало сил проникнуть в Александровский дворец и насильно вывезти из него Николая II и Его Семью, с целью Их дальнейшего помещения в Петропавловскую крепость, где Августейшие Узники должны были бы ожидать суда над Ними. (Для этого достаточно вспомнить неудачную «экспедицию» его эмиссаров - М.Д. Мстиславского и А.И. Тарасова-Родионова). В свою очередь, Временное правительство не чувствовало себя полновластным хозяином в стране и в особенности на железных дорогах, чтобы осуществить такое ответственное мероприятие, как беспрепятственная перевозка Семьи Романовых из Царского Села в Романов на Мурмане. Сложность этой задачи усложнялась еще и тем, что путь на Мурман лежал через Петроград, где Царский поезд имел весьма реальный риск быть остановленным и оказаться во власти непредсказуемых революционных стихий. Опасаясь за свою репутацию в глазах революционных масс, а также осознавая всю ответственность за этот шаг в глазах мировой общественности, Временное правительство решило отложить намечавшуюся было поездку Царской Семьи в Великобританию, что называется, до лучших времен, в надежде на дальнейшее улучшение общественно-политической атмосферы. Между тем позиция Короля Георга V в отношении своего кузена стала более неустойчивой. Сначала он хотел помочь своим родственникам, но уже 30 марта / 12 апреля 1917 г. его личный секретарь короля Георга V лорд А. Стенфорд писал в Министерство иностранных дел: «Его Величество питает сомнения, не только беспокоясь об опасностях путешествия, но и колеблясь относительно целесообразности самого предприятия, а именно насколько целесообразна рекомендация проживания Царской семьи в нашей стране» (Мэсси Р. Указ. соч. С. 391).

2/15 апреля 1917 г. Бьюкенен писал очередное сообщение в Министерство иностранных дел, в котором, в частности, указывал: «До сих пор ничего не решено об отъезде Императора в Англию» (Там же. С. 390).

9/22 апреля 1917 г. Дж. Бьюкенен имел разговор с А.Ф. Керенским, который заявил ему, что отъезд Царской Семьи в Великобританию откладывается на насколько недель в связи с тем, что должны будут быть просмотрены изъятые у Николая II личные бумаги, а сам Он вместе с Александрой Федоровной будет допрошен специальной комиссией - Чрезвычайной Следственной Комиссией для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц, как гражданских, так и военных, и морских ведомств (ЧСК), созданной Временным правительством 4/17 марта 1917 г. под председательством Н.К. Муравьева.

К 10/23 апреля 1917 г. Король Георг V был весьма обеспокоен широко распространившимися настроениями своих подданных, среди которых было немало членов лейбористской партии и либералов. Эти люди, никогда не питавшие симпатий к Русскому Самодержавию, весьма холодно встретили известие о приезде Их Величеств в Великобританию. Кроме того, в правящих кругах Великобритании прекрасно понимали, что политическая ситуация в России в любой момент может измениться и в значительной мере поколебать и без того шаткое положение Временного Правительства. Содействие же его укреплению было одной из важнейших политических задач Великобритании и стран - союзниц России, которые посредством своих многочисленных миссий и дипломатических представительств как могли способствовали таковому. В составе этих миссий были и социалисты, при помощи которых правящие круги Запада пытались добиться от Исполкома Петроградского Совета, а затем и ВЦИКа созыва всемирной поддержки политики Временного правительства. Однако предоставление политического убежища для Царской Семьи в Великобритании вносило некоторый диссонанс в проводимую ей политику поддержки «обновленной России» и единства с ее новым, демократическим курсом.

12 июня 1932 г. парижская газета русской эмиграции «Последние новости» (ведя на своих страницах полемику о причинах невыезда Царской Семьи в Великобританию) опубликовала выдержку из лондонской «Дейли телеграф», которая в немалой степени проливала свет на позицию некоторых представителей британских «верхов» в этом вопросе:

«Мы искренне надеемся, что у британского правительства нет никакого намерения дать убежище в Англии Царю и его жене. Во всяком случае, такое намерение, если оно действительно возникло, будет остановлено. Необходимо говорить совершенно откровенно об этом. Если Англия теперь даст убежище Императорской семье, то это глубоко и совершенно справедливо заденет всех русских, которые вынуждены были устроить большую революцию, потому что их беспрестанно предавали нынешним врагам нашим и их. Мы жалеем, что нам приходится говорить это об экзальтированной даме, стоящей в столь близких родственных отношениях к королю, но нельзя забывать теперь про один факт: Царица стала в центре и даже была вдохновительницей прогерманских интриг, имевших крайне бедственные последствия для нас и едва не породивших бесславный мир. Супруга русского Царя никогда не могла забыть, что она немецкая принцесса. Она погубила династию Романовых, покушаясь изменить стране, ставшей ей родной после замужества. Английский народ не потерпит, чтобы этой даме дали убежище в Великобритании. Царица превратит Англию в место новых интриг. Вот почему у англичан ныне не может быть никакой жалости к павшей Императрице, ибо она может предпринять шаг, который будет иметь гибельные для Англии последствия. Мы говорим теперь совершенно откровенно и прямо: об убежище не может быть речи, так как для нас опасность слишком велика. Если наше предостережение не будет услышано и если царская семья прибудет в Англию, возникнет страшная опасность для королевского дома» (Цит. по: Мельгунов С.П. Судьба Императора Николая II после отречения. Париж, 1951. С. 163).

Но, несмотря на полную абсурдность обвинений, выдвигаемых английскими газетчиками против бывшей Императрицы, они все же возымели свое действие в глазах общественного мнения. Король Георг V также отдавал себе отчет в том, что если его кузен приедет в Великобританию, он будет обязан устроить Ему официальный прием, который в значительной степени снизит его популярность в глазах левой общественности. В соответствии с этим Георг V посоветовал Д. Ллойд-Джорджу, во избежание взрыва общественного мнения, проинформировать Временное правительство о том, что он и его правительство, не желая допустить таковое, будут вынуждены отозвать обратно ранее отправленное ими приглашение. В свою очередь, Ллойд-Джордж, также никогда не питавший симпатий к русскому самодержавию и с самого начала не желавший в душе приезда в Великобританию Семьи отрекшегося Императора, в этот же день (10/23 апреля 1917 г.) уведомил об этом Дж. Бьюкенена, передав ему полуофициальное заявление Министерства иностранных дел следующего содержания: «Правительство Его Величества не настаивает на прежнем приглашении Царской семьи» (Мэсси Р. Указ. соч. С.390).

Кроме того, Бьюкенену было предложено сообщить Временному правительству о предпочтительности отправки Царской Семьи в другую страну, например во Францию. Соответствующие указания об этом получил и британский посол в Париже - лорд Ф. Берти, который в ответ на это сообщение послал едкое личное письмо в адрес секретариата Министерства иностранных дел Великобритании, в котором не стесняясь использовал самую злобную дезинформацию о бывшем Государе и Императрице Александре Федоровне :

«Я не верю, что бывшего царя и его семью ожидает здесь теплый прием. царицу они (французы. - Ю.Ж.) не только по рождению, но и по сути относят к проклятым бошам. Она, как вам известно, сделала все для соглашения с Германией. Ее считают преступницей или душевнобольной, а бывшего царя - преступником, в то же время полностью находящимся у нее под каблуком и делающим то, что она внушает» (Хереш Э. Николай II. Ростов н/Д, 1998. С. 325).

15/28 апреля 1917 г. даже Дж. Бьюкенен оставил свою поддержку плану предоставления убежища Царской Семье в Великобритании, в свою очередь, объясняя официальному Лондону, что присутствие в Великобритании бывшего Императора может быть использовано крайне левыми в России и воспринять «... как оправдание восстановления против нас общественного мнения». В довершение ко всему, в начале мая 1917 г. Бьюкенен заявил Временному Правительству, что до конца войны приезд Царской Семьи в Великобританию нежелателен: текст этого сообщения, близкий к первоисточнику, был сообщен А.Ф. Керенским следователю Н.А. Соколову во время его допроса в Париже 14-20 августа 1920 г. - «Правительство Англии, пока не окончена война, не считает возможным оказать гостеприимство бывшему Царю» (Цит. по: Российский архив. Т. VIII. С. 235).

Однако, несмотря на вышеперечисленные обстоятельства, план вывоза Царской Семьи в Великобританию хотя и был приостановлен, но все же продолжал существовать вплоть до июля 1917 г. А.Ф. Керенский впоследствии признавал, что такая приостановка определялась в первую очередь политической ситуацией внутри России, а не зависела от взглядов английских либералов и лейбористов. К началу лета 1917 г. политическая обстановка в России стала более стабилизированной и, казалось, настал благоприятный момент для того, чтобы переместить Царскую Семью в Мурманск и вновь вернуться к переговорам с британским правительством по вопросу предоставления убежища Царской семьи. Ход последующих событий довольно подробно изложен в воспоминаниях А.Ф. Керенского, которые он написал, находясь уже в эмиграции:

«Мы наводили справки у сэра Джорджа Бьюкенена, когда может быть послан крейсер, чтобы принять на борт низложенного правителя и его семью. Одновременно было получено обещание германского правительства, через посредство датского министра Скавениуса, что немецкие подводные лодки не будут нападать на этот специальный корабль, который вывезет августейших изгнанников. Сэр Джордж Бьюкенен, как и мы сами, с нетерпением ожидал ответа из Лондона. Я не помню точно, когда это было, в конце июня или в начале июля, когда британский посол пришел очень расстроенный. Со слезами на глазах, не в силах сдержать свои чувства, сэр Джордж информировал нас об окончательном отказе британского правительства предоставить убежище бывшему императору России. Я не могу процитировать точный текст письма, но могу сказать определенно, что этот отказ был сделан исключительно из соображений внутренней британской политики».

Вероятнее всего, письмо Ф. Берти из Парижа все же сделало свое «черное» дело, поскольку сам А.Ф. Керенский упоминает в своих воспоминаниях о письме, объясняющем, что «премьер-министр (Ллойд - Джордж. - Ю.Ж.) не в состоянии предложить убежище людям, чьи прогерманские настроения столь хорошо известны».

280

Давая показания следователю Н.А. Соколову в августе 1920 г. в Париже, А.Ф. Керенский пояснил, что «во время пребывания Семьи в Царском, я был там приблизительно 8-10 раз, выполняя мои обязанности, возложенные на меня Временным правительством» (Цит. по: Российский архив. Т. VIII. С. 235).

Поскольку в настоящее время имеются более точные сведения о характере и времени посещения А.Ф. Керенским Царского Села в 1917 г., попробуем воспроизвести их ниже в хронологической последовательности. Первый раз Керенский посетил Царское Село 21 марта 1917 г. Целью его визита была проверка несения службы внешней и внутренней охраной, а также ознакомление с порядком содержания находящейся под арестом Царской семьи и др. лиц, пожелавших разделить с Ней свое добровольное заточение. Вместе с А.Ф. Керенским в Царское Село прибыл новый комендант Александровского Царскосельского Дворца - подполковник П.А. Коровиченко, назначенный на эту должность вместо Штабс-Ротмистра П.П. Коцебу, отстраненного от должности распоряжением главнокомандующего Петроградским военным Округом Генерал-Лейтенантом Л.Г. Корниловым. В этот день А.Ф. Керенский смог увидеть только Их Величества, Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, а также старших дочерей - Великих Княжон Ольгу Николаевну и Татьяну Николаевну, так как младшие дочери были больны. 23 февраля / 8 марта 1917 г. Наследник Цесаревич Алексей Николаевич и Великая Княжна Ольга Николаевна внезапно заболели корью, которой Они, вероятнее всего, заразились при общении с приятелями Алексея Николаевича - кадетами Евгением Макаровым и Василием Агеевым, один из которых продолжал навещать Наследника в Царском Селе, несмотря на объявленный в Корпусе карантин. На следующий день заболевание этой болезнью распространилось на ближайшую подругу Государыни - А.А. Вырубову, которая вплоть до ее увоза из Царского Села продолжала оставаться в постели. В этот же день подобное заболевание проявилось у Великой Княжны Татьяны Николаевны, а также у Великих Княжон - Марии Николаевны и Анастасии Николаевны, при врачебном осмотре которых были обнаружены первые признаки этой болезни. Ночью 1/14 марта Великая Княжна Анастасия Николаевна почувствовала сильное недомогание, явившееся как результат приобретенного накануне заболевания. Несколько позже остальных окончательно заболела Великая Княжна Мария Николаевна, у которой, наряду с корью, обнаружилось еще и воспаление легких. Именно поэтому младшие дочери Их Величеств были еще не совсем здоровы и не могли быть представлены А.Ф. Керенскому во время его первого посещения Царского Села.

Эта первая встреча происходила в классной комнате и, со слов А.Ф. Керенского, носила быстротечный порядок, заключаясь лишь в ответах на предложенные им вопросы самого общего характера. Однако, со слов свидетелей этой встречи - П.А. Жильяра (рассказывающего со слов Наследника Цесаревича), А.А. Теглевой и др., А.Ф. Керенский сообщил Царской Семье об интересе, который проявляет Королева Великобритании Мария Текская в отношении здоровья Императрицы Александры Федоровны (намекая на телеграмму Короля Георга V от 6/19 марта 1917 г., которая была задержана по инициативе П.М. Милюкова), а также о том, что впоследствии, уединившись с Государем, новый министр юстиции сказал ему: «Вы знаете, что я добился отмены смертной казни, как наказания?.. Я это сделал, несмотря на то, что многие мои товарищи погибли жертвами своих убеждений» (Жильяр П. Император Николай II и его семья. Вена, 1921. С.210).

Однако события этого дня не окончились встречей с Царской Семьей и проверкой караула. Уезжая из Царского Села, А.Ф. Керенский забрал с собой А.А. Вырубову и находившуюся при ней Ю.А. фон Деи (Лили Ден), которых увез в Петроград. А.А. Вырубова и Ю.А. фон Ден поначалу были доставлены в здание Министерства Юстиции, откуда последняя была через день отпущена домой, А.А. Вырубова, под конвоем юнкеров, доставлена в здание Государственной Думы (Таврический дворец), а оттуда в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Находясь в заточении, А.А. Вырубова числилась за ЧСК и проходила по особой группе арестованных - «Проходимцы», в состав которой входили следующие лица: Князь М.М. Андронников, Генерал-Майор Д.Н. Дубенский, Генерал-Адъютант В.Н. Воейков, И.Ф. Манасевич-Мануйлов и др. Подвергалась многочисленным допросам и медицинскому освидетельствованию.

Во второй раз А.Ф. Керенский прибыл в Царское Село 26 марта / 8 апреля 1917 г. Посетив Александровский Дворец, он объявил Государю, что принужден разлучить его с Александрой Федоровной, с которой Ему предстоит теперь проживать раздельно и видеться только за столом, при условии, что любое общение между Ними должно будет происходить исключительно на русском языке. Давая показания следователю Соколову в августе 1920 г. в Париже, А.Ф. Керенский пояснил, что «отобрание переписки, как мне помнится, имело место в первые числа марта месяца. Кроме этой меры, была принята еще вторая мера: лишение на некоторое время общения Николая II и Александры Федоровны, разделение Их. Эта мера была принята лично мной, по моей инициативе, после одного из докладов, сделанного мне по Их делу Следственной комиссией (ЧСК. - Ю.Ж.). Имелся в виду возможный допрос Их Комиссией. В целях беспристрастного расследования я признал необходимым произвести это отделение. Николаю II об этом я объявил сам лично. Александре Федоровне объявлено было об этой мере Коровиченко по моему приказанию. Наблюдение за выполнением этой меры было поручено Коровиченко, причем о ней были предупреждены и другие лица, жившие с Ними в Царском: Бенкендорф, статс-дама Нарышкина. Разделение Их не было абсолютным. Они сходились за столом, но при этом присутствовал Коровиченко, и Они обязались вести только общие разговоры, что в действительности и выполнялось Ими. Такой порядок был установлен мною, кажется, в первых числах июня и существовал приблизительно с месяц. Затем надобность в нем исчезла и он был отменен» (Цит. по: Российский архив. Т. VIII. С. 234).

Третий визит А.Ф. Керенского в Царское Село пришелся на 12/ 25 апреля 1917 г. Застав во дворце Александру Федоровну (Государь в это время находился на прогулке), А.Ф. Керенский попросил передать Государыне, что ему необходимо поговорить с Ней наедине и что он ждет Ее в кабинете Николая II. Занятая своим туалетом, Александра Федоровна попросила передать А.Ф. Керенскому, что примет его несколько позднее в гостиной. Воспользовавшись ожиданием Министра юстиции, Лейб-Медик Е.С. Боткин спросил его о возможности отправки Царской Семьи в Ливадию, ради здоровья детей. А.Ф. Керенский ответил, что в настоящее время это не представляется возможным, однако вполне согласился с этими соображениями, дав понять, что вскоре эта поездка может быть устроена. Пригласив А.Ф. Керенского в свои апартаменты, Александра Федоровна приняла его в присутствии Гофмейстерины Княгини Е.А. Нарышкиной. Во время аудиенции у Государыни А.Ф. Керенский задавал ей многочисленные вопросы, касающиеся Ее роли в политической жизни России, а также расспрашивал о непосредственном участии бывшей Императрицы в случаях выборов определенных кандидатов на то или иное министерское кресло. После аудиенции у Государыни А.Ф. Керенский был принят Государем, с которым он беседовал о работе ЧСК и о показаниях бывших министров, мотивирующих, как правило, вменяемые им в вину действия Высочайшими повелениями. В конце этого разговора Государь позволил А.Ф. Керенскому взять из шкафов Его кабинета те бумаги, которые могли бы заинтересовать вышеупомянутую комиссию.

Четвертый раз А.Ф. Керенский посетил Александровский Дворец 3/16 июня 1917 г. В этот раз он оставался у Государя совсем недолго, так как уезжал на фронт для поддержки наступления. А.Ф. Керенский обратился к Нему с одной лишь просьбой: отобрать для ЧСК бумаги, имевшие какое-либо отношение к внутренней политике России.

Пятый приезд А.Ф. Керенского в Царское Село пришелся на 6/19 июня 1917 г. Этим днем он не посещал Августейших Узников, а сделал смотр всем расквартированным в городе Запасным Гвардейским Стрелковым батальонам, входившим в состав Царскосельского гарнизона.

Шестое посещение А.Ф. Керенским Царского Села произошло 11/24 июля 1917 г. Во время этого визита онзаявил Их Величествам, что находиться в Царском Селе становится небезопасно, и предложил уехать куда-нибудь в глубь России, подальше от фабрик и гарнизонов. «Большевики нападают теперь на меня, потом будет Ваш черед», - сказал он. Государь попросил отправить Его вместе с Семьей в Ливадию. А.Ф. Керенский не возражал, однако, в свою очередь, предложил в качестве места их дальнейшего пребывания имение Великого Князя Михаила Александровича Брасово, расположенное в Орловской губернии, предпочитая его, по-видимому, Ливадии. В заключение А.Ф. Керенский посоветовал Государю начать уже сейчас же собираться в дорогу, держа свои приготовления втайне от солдат караула.

Седьмой визит А.Ф. Керенского в Царское Село случился 21 июля / 3 августа 1917 г. В этот день он внезапно приехал из Петрограда и остановился в Царскосельском Лицее. Об этом и его приезде Царская Семья узнала лишь на следующий день. Ставший 7/20 июля 1917 г. министром-председателем, Керенский 21 июля / 3 августа в ходе напряженных политических дискуссий с представителями различных революционных партий (кадетов, эсеров, меньшевиков и пр. социалистов), демонстративно заявил, что подает в отставку и, покинув собрание, уехал в Царское Село. Именно об этих событиях Государь упоминает в Своем дневнике на следующий день:

«22 июля. Суббота

...Вчера вечером Керенский внезапно приехал из города и остановился в Лицее. Оказывается, все правительство развалилось, он сам подал в отставку и ожидает решения, к кот. должно прийти совещание разных партий, заседающее в Зимнем дв.» (Дневники Императора Николая II. М., 1991. С. 644-645).

Дата восьмого по счету приезда А.Ф. Керенского в Царское Село до сих пор точно не установлена -по неуточненным данным, это могло быть 25 июля / 7 августа. Однако, со слов свидетеля такового - коменданта Александровского Дворца Полковника Е.С. Кобылинского, стало доподлинно известно, что оный происходил приблизительно за неделю до отъезда Царской Семьи в Тобольск. (Об этом же самом факте свидетельствует и бывший Фельдфебель Сборной роты 1-го Гвардейского Царскосельского Стрелкового полка П.М. Матвеев, который, вспоминая о событиях тех дней, указывает более конкретную дату - 25 июля. См.: Царское Село -Тобольск - Екатеринбург. Записки и воспоминания о Николае Романове П.Матвеева // Последние дни Романовых. Свердловск, 1991. С. 237-249.)

Будучи допрошенным следователем Н.А. Соколовым 6-10 апреля 1919 г., Полковник Кобылинский показал:

«Приблизительно за неделю до отъезда из Царского, к нам приехал Керенский, вызвал меня, председателя Совдепа (царскосельского) и председателя Военной секции царскосельского гарнизона - прапорщика Ефимова. Керенский сказал нам следующее: “Прежде чем говорить вам что-либо, беру с вас слово, что все это останется под секретом”. Мы дали слово. Тогда Керенский объявил нам, что, по постановлению Совета Министров, вся Царская семья будет переведена из Царского; что Правительство не считает это секретом от демократических учреждений» (Соколов Н.А. Указ. соч. С. 38-39).

После этого А.Ф. Керенский посвятил присутствующих в свой план. На подготовку к отъезду отводилось всего несколько дней, включая и текущий. За это время нужно будет подготовить два поезда в одном из Петроградских депо: один - для Царской Семьи, другой - для всех остальных, включая охрану. Численность таковой предполагалась в 350 человек, сформированных из числа нижних чинов и унтер-офицеров-добровольцев, пробывших на театре военных действий не менее 3 лет и отмеченных за службу Знаками отличия Военного ордена Св. Георгия (Георгиевскими Крестами) или медалями «За храбрость» на Георгиевской ленте (Георгиевскими Медалями) из числа 1-го, 2-го и 4-го гвардейских стрелковых полков, расквартированных в Царском Селе. Данное воинское подразделение, которое по своей численности приравнивалось к батальону, должно будет состоять из 3 сборных рот вышеперечисленных полков и именоваться впредь (до особого распоряжения) «Отрядом особого назначения по охране бывшего царя и его семьи». В окончательном виде готовый к отправке в Тобольск отряд состоял из 337 человек рядового и унтер-офицерского состава, при 7 офицерах. Командиром отряда был назначен Полковник Е.С. Кобылинский. Наряду с этим, Керенский распорядился обеспечить весь личный состав этого подразделения новым обмундированием, вооружением и особым финансовым довольствием, из расчета 50 коп. в сутки.

Дата девятого визита А.Ф. Керенского в Царское Село также до сих пор точно не установлена. Однако в вышеупомянутых показаниях Соколову А.Ф. Керенский упоминает о том, что «Дня за 3-4 я предупредил Их, что надо с собой взять побольше теплых вещей» (Цит. по: Российский архив. Т. VIII. С. 236). Тот же самый факт косвенно подтверждает и П.А. Жильяр, делая 29 июля / 11 августа следующую запись в дневнике: «Нам дали знать, что мы должны захватить теплую одежду. Значит, нас направляют не на Юг. Крупное разочарование» (Жильяр П. Указ. соч. С. 221).

Десятый - заключительный визит А.Ф. Керенского в Царское Село пришелся на 31 июля / 13 августа. В этот раз он приезжал в Александровский дворец дважды. В первый раз - утром, чтобы объявить Царской Семье о том, что поезд будет подан поздно вечером; второй раз - около 12 часов ночи, чтобы сообщить о скором прибытии Великого Князя Михаила Александровича и лично проследить за отправкой Царской Семьи к месту изгнания. Великий Князь Михаил Александрович находился в то время в доме Великого Князя Бориса Владимировича и был доставлен в Александровский Дворец Полковником Е.С. Кобылинским по распоряжению А.Ф. Керенского. Вот что пишет по этому поводу генерал М.К. Дитерихс в своей книге «Убийство Царской семьи и членов Дома Романовых на Урале»: «Керенский, придя во дворец и узнав, что вся Царская семья уже готова и в сборе, позвал Кобылинского и сказал ему: “Ну, теперь поезжайте за Михаилом Александровичем. Он у Бориса Владимировича”. Это была просьба Государя, хотевшего проститься с Братом, которую Керенский нашел возможным исполнить. Но вместе с тем он не счел возможным разрешить Императрице проститься с Великим Князем Михаилом Александровичем. Трудно понять, чем руководствовался в данном случае Керенский, тем более что все его отношение к Государыне в этот прощальный вечер совершенно не гармонировало с этим отказом.

Я поехал, рассказывает Кобылинский, в автомобиле. Там я застал Бориса Владимировича, какую-то даму, Михаила Александровича с супругой и Его секретаря, англичанина Джонсона. Втроем (кроме шофера), т. е. Михаил Александрович, Джонсон и я, поехали в Александровский дворец. Джонсон остался ждать в автомобиле. Михаил Александрович прошел в приемную комнату, где были Керенский и дежурный офицер. Втроем они вошли в кабинет, где был Государь. Я остался в приемной. В это время вбежал в приемную Алексей Николаевич и спросил меня: “Это дядя Мими приехал?” Я сказал, что приехал Он. Тогда Алексей Николаевич попросил позволения спрятаться за дверь: “Я хочу Его посмотреть, когда Он будет выходить”. Он спрятался за дверь и в щель глядел на Михаила Александровича, смеясь, как ребенок, своей затее. Свидание Михаила Александровича с Государем продолжалось всего минут 10. Затем Он уехал».

После того как А.Ф. Керенский проинформировал всех отъезжающих лиц быть в любую минуту готовыми к отправлению, он пожелал сказать напутственное слово солдатам Отряда особого назначения, для чего посетил казармы бывшего 1-го и 2-го Лейб-Гвардии Стрелковых батальонов. Об этом эпизоде также имеются довольно подробные пояснения Полковника Е.С. Кобылинского, данные им следователю Н.А. Соколову в 1919 г.:

«31 июля весь день прошел у меня в беготне, приготовлениях к отъезду. Память мне не сохранила ничего выдающегося за этот день, да ничего особого, кажется, и не случилось в этот день. В 12 часов ночи приехал Керенский. Отряд был готов. Поехали мы с ним в 1-й батальон. Керенский держал к солдатам такую речь:

“Вы несли охрану Царской семьи здесь. Вы же должны нести охрану в Тобольске, куда переводится Царская семья по постановлению Совета Министров. Помните: лежачего не бьют. Держите себя вежливо, а не по-хамски. Довольствие будет выдаваться по Петроградскому округу. Табачное и мыльное довольствие -натурой. Будете получать суточные деньги”.

То же самое Керенский говорил и в 4-м батальоне. Когда же нужно было ехать во 2-й батальон и я сказал об этом Керенскому, он ответил мне: “Ну, их к черту!”

Так во второй батальон он и не поехал» (Гибель Царской семьи. Франкфурт-на-Майне, 1987. С. 294).

Вскоре после возвращения Керенского к Царской Семье прибыл Великий Князь Михаил Александрович. Это была последняя встреча Государя с братом, продолжавшаяся не более 10 минут. Она происходила в кабинете Государя, в присутствии А.Ф. Керенского и находившегося при нем ординарца. Около 12 час. 30 мин. А.Ф. Керенский попросил Графа П.К. Бенкендорфа передать Их Величествам, что пришло время ехать, так как поезд отходит через час. Однако вскоре выяснилось, что до сих пор еще не прибыли автомобили и грузовик для перевозки багажа. А.Ф. Керенскому пришлось на время покинуть Царскую Семью, чтобы уладить дело с транспортом, который прибыл только после 1 часа ночи 1/14 августа 1917 г.

Перенос багажа на грузовики продолжался до 4-х часов утра, после чего выяснилось, что отъезд Царской Семьи, никак не может состояться ранее 6 часов утра, так как поезда, заказанные еще к полуночи, не прибыли к указанному времени. Задержка поездов была вызвана отказом рабочих Петроградского паровозного депо предоставить паровозы ддя вывоза Царской Семьи из Царского Села, вследствие чего А.Ф. Керенскому, П.М. Макарову, В.А. Вершинину и Эртелю пришлось до 5 часов утра убеждать рабочих подчиниться требованию Временного Правительства и выпустить, наконец, локомотивы на линию. Поэтому только около 5 час. 15 мин. с улицы раздались многочисленные гудки автомобилей, подъехавших к Александровскому Дворцу, извещавшие о своей готовности. Из первого автомобиля вышел А.Ф. Керенский и, приблизившись к Государю, сообщил, что поезд готов. Затем он, сев в автомобиль и проводив Царскую Семью до поезда, зашел в вагон Их Величеств и, попрощавшись с ними, дал, наконец, команду к отправке.

281

Данное высказывание Государыни Императрицы о А.Ф. Керенском не является записью в ее дневнике.

Эта характеристика Министра-Председателя была позаимствована автором из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», в которой таковая была использована со ссылкой на источник - книгу Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» (Берлин, 1925). Именно в ней, на с. 25, это высказывание Императрицы приводится со слов Ее Камердинера А.А. Волкова и выглядит в виде некупированной цитаты следующим образом: «Под конец Царская семья, как надо думать, привыкла к Керенскому. Я по совести могу удостоверить, что Государыня как-то говорила про Керенского мне лично: “Он ничего. Он славный человек. С ним можно говорить”».

282

Весьма вольная трактовка показаний А.Ф. Керенского, приведенных на с. 24 и 25 книги Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» (Берлин, 1925). Фрагмент этих показаний был использован П.М. Быковым в своей книге «Последние дни Романовых» со значительными сокращениями (без указания таковых), откуда таковой и был позаимствован П.З. Ермаковым для своих «воспоминаний». В первоисточнике таковые выглядят следующим образом:«Причиной, побудившей Временное Правительство перевезти Царскую семью из Царского в Тобольск, была все более обострявшаяся борьба с большевиками. Сначала проявлялось большое возбуждение в этом вопросе со стороны солдатско-рабочих масс. Мое упоминание 20 марта в Москве про возможный отъезд Царской семьи из Царского (в Англию) вызвал налет на Царское со стороны Петроградского Совета. Совет тут же отдал распоряжение по линиям не выпускать никаких поездов из Царского, а потом в Царское явился с броневыми машинами член Военной секции Совета Масловский (левый эсэр, библиотекарь Академии Генерального штаба) и пытался взять Царя. Он не исполнил этого только потому, что в последнюю минуту он растерялся. Царское было для нас, для Временного правительства, самым больным местом. Для большевиков это было бельмом на глазу. Кронштадт и Царское: два полюса. Они вели сильнейшую агитацию против Временного правительства и лично против меня, обвиняя нас в контрреволюционности. Они усерднейшим образом вели пропаганду среди солдат, несших охрану в Царском, и разлагали их. Бывая в Царском и узнавая там о разных непорядках, я должен был реагировать на это, иногда прибегая к резким выражениям. Настроение солдат было напряженнонедоверчивое. Из-за того что дежурный офицер, по старой традиции дворца, получал из царского погреба полбутылки вина, о чем узнали солдаты, вышел большой скандал. Неосторожная езда какого-то шофера, повредившего ограду парка автомобилем, также вызвала среди солдат подозрения и толки, что Царя хотели увезти. Все это создавало дурную атмосферу; мешало Временному правительству работать и отнимало у нас реальную силу: царскосельский гарнизон, настроенный до этого лояльно по отношению к Временному правительству, гарнизон в котором мы видели опору против разложившегося уже Петрограда».

283

См. примечание 50.

284

Приведенная характеристика Полковника Е.С. Кобылинского была позаимствована П.З. Ермаковым из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», автор которой приводит ее со ссылкой на дневник Государя. Однако в указанном источнике таковая полностью отсутствует.

285

Указанная автором дата по н. ст. неверна. День отъезда Царской семьи был официально объявлен 31 июля / 13 августа 1917 г. (см. примечание 48).

286

См. примечание 50.

287

Дата указана по н. ст.: 1/14.8.1917.

288

Сведения о «драгунах 3-го Прибалтийского полка» почерпнуты автором из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», который, в свою очередь, позаимствовал таковые из книги Н.А. Соколова «Убийство Царской семьи», в которой последний прямо указывал на то, что: «14 августа Царская семья выбыла из Александровского дворца на нескольких автомобилях, под охраной драгун 3-го Прибалтийского полка» (Соколов Н.А. Указ. соч. С. 41).Информация об этом подразделении, вероятнее всего, поступила к следователю Н.А. Соколову от бывшего Адъютанта «Отряда Особого назначения по охране царя и его семьи» прапорщика Н.А. Мунделя, который, будучи допрошенным 6 августа 1919 г., показал, что «на вокзал Августейшая Семья была доставлена в автомобилях, под эскортом драгун 3-го Прибалтийского полка» (Гибель Царской семьи. Франкфурт-на-Майне, 1987. С. 434). Однако в наименовании этого подразделения, по всей видимости, произошла какая-то путаница, так как упоминаемый Н.А. Мунделем «3й Прибалтийский полк», вероятнее всего, является 3-м Прибалтийским Конным полком, сформированным весной 1915 г., в числе так называемых полков 3-й очереди.

289

Цифра указана неверно. Н.А. Соколов в своей книге «Убийство Царской Семьи» приводит список из 39 человек, которые с самого начала отправились в добровольную ссылку вместе с Царской Семьей, а также еще один - дополнительный, состоящий из 5 человек, прибывших в Тобольск несколько позднее. Тем не менее и эта цифра оказалась не совсем точной, что видно из приведенного ниже поименного списка, составленного на основании более уточненных данных. Таковым в данном случае является «Список лиц, живущих в доме № 1 (“Свободы”)», составленный по распоряжению Чрезвычайного комиссара ВЦИК В.В. Яковлева после посещения им бывшего Губернаторского дома 10 / 23 апреля 1918 г. (Буранов Ю.А., Хрусталев В.М. Указ. соч. С. 156-157).

1. Генерал-Адъютант, Генерал-Лейтенант Граф Илья Леонидович ТАТИЩЕВ.

2. Гофмаршал Двора Его Императорского Величества, Свиты Е.В. Генерал-Майор Князь Василий Александрович ДОЛГОРУКОВ 1-Й.

3. Почетный Лейб-Медик, доктор медицины Евгений Сергеевич БОТКИН.

4. Преподаватель французского языка Августейших Детей Их Императорских Величеств и наставник Наследника Цесаревича Пьер (Петр Андреевич) ЖИЛЬЯР.

5. Личная Фрейлина Государыни Императрицы Графиня Анастасия Васильевна ГЕНДРИКОВА.

6. Гоф-Лектриса Государыни Императрицы, преподаватель математики и русской грамматики Наследника Цесаревича и младших Великих Княжон Екатерина Адольфовна ШНЕЙДЕР.

7. Няня Августейших Детей Их Императорских Величеств Александра Александровна ТЕГЛЕВА.

8. Камер-Юнгфера (комнатная девушка) Великих Княжон Елизавета Николаевна ЭРСБЕРГ.

9. Камер-Юнгфера Великих Княжон Александра ЩЕГЛОВА.

10. Камер-Юнгфера Государыни Императрицы Мария Густавовна ТУТТЕЛЬБЕРГ.

11. Камер-Юнгфера Государыни Императрицы Анна Степановна ДЕМИДОВА.

12. Камердинер при комнатах Государя Императора Терентий Иванович ЧЕМАДУРОВ.

13. ЧЕМАДУРОВА Н.С. - супруга Т.Н. Чемадурова.

14. Помощник Камердинера - Степан Петрович МАКАРОВ.

15. Камердинер при комнатах Государыни Императрицы Алексей Андреевич ВОЛКОВ.

16. Лакей Наследника Цесаревича - Сергей Иванович ИВАНОВ. (По приезде в Тобольск С. Гиббса Иванов стал исполнять обязанности слуги Наследника.)

17. Лакей 2-го разряда при комнатах Августейших Детей Их Императорских Величеств Иван Дмитриевич СЕДНЕВ.

18. «Дядька» Наследника Цесаревича - Отставной Квартирмейстер Клементий Григорьевич НАГОРНЫЙ.

19. Лакей 1-го разряда при комнатах Государыни Императрицы Алексей Егорович ТРУПП.

20. Лакей Графа И.Л. Татищева и Князя В.А. Долгорукова - Петр ТЮНИН.

21. Прислуга С.И. Гиббса - Анфиса ИВАНОВА.

22. Прислуга Графини А.В. Гендриковой - Паулина Касперовна МЕЖАНЦ.

23. Прислуга Е.А. Шнейдер - Екатерина ЖИВАЯ.

24. Прислуга Е.А. Шнейдер - Мария КУЛАКОВА.

25. Кухонный чернорабочий -Ермолай КИСЕЛЕВ.

26. Лакей Ермолай Дмитриевич ГУСЕВ.

27. Лакей 1-го разряда Франц Антонович ЖУРАВСКИЙ.

28. Лакей 2-го разряда Григорий Иванович СОЛОДУХИН.

29. Лакей 3-го разряда Прокопий ДОРМИДОНТОВ.

30. Старший повар - Иван Михайлович ХАРИТОНОВ; (Он прибыл в Тобольск вместе с женой и дочерью.)

31. Старший повар Дмитрий Михайлович ВЕРЕЩАГИН.

32. Повар 1-го разряда Владимир Никитович КОКИЧЕВ.

33. Младший Поваренный ученик Леонид Иванович СЕДНЕВ.

34. Кухонный служитель Сергей МИХАЙЛОВ.

35. Кухонный рабочий Василий ТЕРЕХОВ.

36. Кухонный рабочий Франц ТЕРЕХОВ.

37. Кухонный рабочий Франц Станиславович ПЮРКОВСКИЙ.

38. Кухонная прислуга Евдокия ПОУМЯНОВА.

39. Кухонная прислуга Евдокия КЛЮСОВА.

40. Кухонная прислуга Анна К0СКИНА.

41. Кухонная прислуга Мария СОБОЛЕВА.

42. Кухонная прислуга Людмила ВАКУЛИНА.

43. Рабочий при винной кладовой Василий Семенович РОЖКОВ.

44. Буфетный служитель Яков СЕЛИНОВ.

45. Гардеробщик Яков СТУПЕЛЬ.

46. Служитель Михаил КАРПОВ.

47. Рабочий при пекарной должности Василий Кузьмич СМИРНОВ.

48. Дворник Александр Петрович КИРПИЧНИКОВ. (Он прибыл в Тобольск в качестве личного писца Государыни Императрицы, однако наряду со своей основной должностью исполнял обязанности дворника и помощника по хозяйству.)

Несколько позднее в Тобольск прибыли следующие лица:

1. Личная Фрейлина Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны Маргарита Сергеевна ХИТРОВО (17/30.8.1917).

2. Лейб-Хирург и Личный Врач Наследника Цесаревича, Доктор Медицины Владимир Николаевич ДЕРЕВЕНКО (24.8/6.9.1917); (Он прибыл в Тобольск вместе с женой - М.С. Деревенко, сыном Николаем и тёщей.)

3. Преподаватель Царскосельской Мариинской женской гимназии, Сестра милосердия военного времени Клавдия Михайловна БИТНЕР. (Приезжала в Тобольск дважды. В первый раз она заехала в Тобольск 1/14.9.1917 из Перми, где тогда проживала ее мать. Навестив в Тобольске своего жениха -Полковника Е.С. Кобылинского, она решила перебраться в этот город для постоянного проживания. Решившись на этот шаг, она подает прошение в Тобольскую гимназию, в которой просит предоставить ей свободную вакансию преподавательницы французского языка. Узнав об этом со слов доктора Е.С. Боткина, Августейшие Дети изъявили желание заниматься с К.М. Битнер, которую знали еще по Царскому Селу. Не имея ничего против, она, при деятельном участии доктора Е.С. Боткина, легко получает на это согласие комиссара B.C. Панкратова, после чего возвращается в Царское Село, чтобы уладить необходимые формальности. Покончив с делами, К.М. Битнер 20 сентября / 3 октября 1917 г. покидает Царское Село и прибывает в Тобольск во второй раз 5 / 18 октября 1917 г.)

4. Татьяна Евгеньевна БОТКИНА - дочь Е.С. Боткина (14/27.9.1917).

5. Преподаватель английского языка и гувернер Наследника Цесаревича Сидней ГИББС (5/18.10.1917).

6. Бывшая воспитательница Графини А.В. Гендриковой -Викторина Владимировна Николаева (14/27.9.1917).

7. Лейб-Стоматолог Сергей Сергеевич КОСТРИЦКИЙ (17/30.10.1917). (Проживавший в Ялте С.С. Кострицкий был вызван в Тобольск по личной просьбе Государыни. Проводил курс лечения Царской Семьи и приближенных к Ней лиц. Не завершив таковой, отбыл в Ялту по семейным обстоятельствам 26 октября / 8 ноября 1917 г.)

8. Камер-Юнгфера Магдалина Францевна ЗАНОТТИ.

9. Камер-Юнгфера Анна Яковлевна УТКИНА.

10. Камер-Юнгфера Анна Павловна РОМАНОВА. (Последние три женщины прибыли в Тобольск, несколько позднее остальных слуг, посему и не были допущены в дом «Свободы». Но, несмотря на это, остались проживать в городе, сняв комнаты у частных лиц. Поддерживали постоянную связь с Царской семьей.)

11. Личная Фрейлина Государыни Императрицы Баронесса София Карловна БУКСГЕВДЕН (23.12.1917 / 5.1.1918). (Баронесса С.К. Буксгевден не смогла отправиться в Тобольск вместе с Царской Семьей из-за операции аппендицита. Посему прибыла туда немногим позднее, вместе с сопровождавшей ее госпожой А.И. Мевер. [МЕВЕР Анна Ивановна - (Miss A.D. Mather - Анни Данзайр Матер) (23.12.1917 / 5.1.1918) - подруга и компаньонка покойной матери Баронессы С.К. Буксгевден, находившая при ней с детства в качестве гувернантки. По дороге в Тобольск заразилась в Тюмени тифом и умерла в октябре 1918 года.

Таким образом, количество верных слуг, отправившихся вместе с Царской Семьей в Тобольск (не считая членов семей некоторых из них, разделивших со своими близкими участь добровольного изгнания), исчисляется 48-ю человеками, а количество таковых, прибывших для постоянного проживания, несколько позднее, составляет 11 человек.

В конце февраля 1917 г. в жизни Царской Семьи наступают серьезные перемены, касающиеся Ее материального положения и дальнейшего содержания. В это время на имя Полковника Е.С. Кобылинского поступает телеграмма из Москвы, дословный текст которой до сих пор не выявлен исследователями, однако суть которого довольно подробно отражена на одной из страниц дневника Графини А.В. Гендриковой, приобщенного к следствию в качестве вещественного доказательства:

«Февраль

10-го. Комендант получил телеграмму от комиссара над имуществом Карелина, что из учреждений Министерства Двора больше никаких сумм на жизнь Царской семьи выдаваться не будет, и постановлено из числа Их личных сумм выдавать Им (по установленному для всех положению) по 150 р. в неделю или 600 р. в месяц на человека. Государство дает только квартиру (Губернаторский и Корниловский дома), освещение, отопление и солдатский паек» (Росс Н.Г. Указ. соч. С. 224–225).

В силу этих обстоятельств Царская Семья была вынуждена перейти на более жесткий режим экономии, вследствие чего к началу марта 1917 г. Ей пришлось расстаться со многими из слуг:

1. С. Макаровым.

2. Е. Киселевым.

3. Е.Д. Гусевым.

4. Г.И. Солодухиным.

5. Д.М. Верещагиным.

6. В.Н. Кокичевым.

7. С. Михайловым.

8. П. Дормидонтовым.

9. В.В. Рожковым

10. Я. Ступелем.

11. В.К. Смирновым.

По прибытии в Тобольск Царской Семьи туда сразу же ринулись различные Ее почитатели. В числе самой первой из таковых оказалась М.С. Хитрово – одна из ближайших подруг Великой Княжны Ольги Николаевны, которая по собственной инициативе и без какого-либо на то разрешения приехала в Тобольск в 11 часов вечера 17/30 августа 1917 г. Едва появившись в городе, она была почти сразу же арестована, так как ее поездка с самого начала не представляла какого-либо секрета для властей, которые в лице Министра-Председателя А.Ф. Керенского уже 18/31 августа отправили в Тобольск телеграмму, предписывающую ее арест и самый тщательный обыск.

Однако телеграмма запоздала, и тобольские власти не смогли арестовать Хитрово в день ее приезда, вследствие чего последняя, уже утром следующего дня успела повидаться с Графиней Гендриковой, доктором Е.С. Боткиным, а также с другими лицами и передать им письма, адресованные Царской Семье. Вся эта корреспонденция, состоявшая из 15 писем, была спрятана в привезенных ею вещах, предназначавшихся к передаче.

Говоря о М.С. Хитрово, нельзя не сказать о некоторых обстоятельствах ее ареста. Так, согласно официальным газетным версиям того времени, причиной ареста М.С. Хитрово послужила исключительно ее собственная неопытность как конспиратора. Это же самое подтверждает и дочь Е.С. Боткина – Татьяна, которая, находясь в эмиграции, так упоминает об этом в своих воспоминаниях:

«Бедная Хитрово была очень поражена всем случившимся, не представляя себе, что исключительно ее странное поведение повело к ее аресту. (…) Но, действительно, она вела себя так, точно хотела довести до этого. Уезжая, она вся закуталась в пакеты со всевозможной корреспонденцией, а с пути писала открытки родственникам следующего содержания: “Я теперь похудела, так как переложила все в подушку” или “Население относится отлично, все подготовляется с успехом” и т. д.» (Мельник Т.Е., рожденная Боткина. Воспоминания о Царской семье и ее жизни до и после революции. М., 1993. С. 68).

Упоминала об этом и пресса, которая в августе – сентябре 1917 г. также сообщала о письмах Хитрово, которые она посылала своей матери по дороге в Тобольск. По сведениям газетных источников, в них также упоминалось о сочувственном отношении населения Сибири к бывшему Императору и об оказании помощи Царской Семье.

В свою очередь, Л.В. Хитрово-старшая, вместо того чтобы хранить молчание, поведала «по секрету» об этих новостях своему старому знакомому – Члену Нижегородского Окружного Суда. В этом «весьма доверительном» разговоре Л.В. Хитрово, уже от себя лично, упомянула о некой казачьей организации, поставившей своей целью освобождение Царской Семьи, добавив при этом, что именно по поручению таковой ее дочь выехала в Тобольск, где должна будет передать соответствующую корреспонденцию для Государя. Неудивительно, что эти сведения под таким же «секретом» стали распространяться дальше и очень скоро достигли прокурора Московской Судебной Палаты А.Ф. Стааля, от которого таковые поступили к А.Ф. Керенскому, с которым первый поддерживал непосредственную связь по работе.

Узнав о «готовящемся заговоре», А.Ф. Керенский немедленно снесся с Тобольском, направив туда срочную телеграмму, о которой упоминалось выше.

Получив телеграмму Министра-Председателя, Прокурор Тобольского Окружного Суда Корякин распорядился немедленно арестовать М.С. Хитрово, после чего отослал в Петроград подробное сообщение об обстоятельствах этого ареста и ее допроса. Сама же М.С. Хитрово, некоторое время спустя, указывала на другие причины, послужившие поводом для ее ареста. О них она, в частности, упоминала в своих воспоминаниях, опубликованных в эмиграции в 1922 г. В этих воспоминаниях М.С. Хитрово утверждает, что после раскрытия некой подпольной организации, распространявшей воззвания о сборе средств для Романовых в Петрограде и Москве, были проведены обыски и аресты. «Обыск в родственном мне доме , – писала М.С. Хитрово, – обнаружил мою поездку и, поставивши ее в связь с заговором, послали телеграмму о моем аресте» ( Эрдели М.С., рожд. Хитрово. Разъяснение о моей поездке в Тобольск // Двуглавый Орел, 1922. Вып. 30. С. 10).

В это же самое время в Москве закончилось Государственное совещание, на котором крайне правые открыто предъявили Временному Правительству требования установления контрреволюционной диктатуры.

Наряду с ними, левая (меньшевистско-эсеровская) часть этого собрания отстаивала завоевания Февральской революции и созданные ею революционно-демократические структуры (Совдепы и пр.), выдвигая, в свою очередь, собственную социально-экономическую программу (так называемую «Программу 14 Августа»). В свою очередь, «линия» правительства Керенского на этом совещании заключалась в том, чтобы по-прежнему вести свой курс «посередине», балансируя между правыми и левыми с целью уменьшения их взаимной конфронтации.

Результатом этой «центристской политики» явилась практически полная потеря доверия, как правого, так и левого направления. Однако при подобной ситуации так называемое «дело Хитрово» оказалось как бы на руку А.Ф. Керенскому, так как давало ему возможность продемонстрировать всем свое полное отмежевание от крайнеправых сил и, таким образом, снять с себя и со своего правительства какие-либо подозрения в потакании таковым, лишний раз подчеркивая при этом свою государственную, а не партийную позицию.

Исходя из этих соображений, «дело Хитрово» было выдано за разоблачение «монархического заговора», противодействуя которому Временное Правительство как бы лишний раз демонстрировало свою решимость в борьбе не только с правой, но и с левой опасностью.

Таким образом, частная поездка бывшей фрейлины М.С. Хитрово стала рассматриваться как часть «монархического заговора» и явилась, своего рода, предтечей дальнейших событий.

20 августа 1917 г. Временное Правительство постановило «заключить под стражу» Великого Князя Михаила Александровича, его супругу – Графиню Н.С. Брасову, Великого Князя Павла Александровича, его супругу – Княгиню О.В. Палей и их сына – Князя В.П. Палея. При этом в документе об их аресте особо подчеркивалось, что указанные лица представляют угрозу «обороне государства, внутренней безопасности и завоеванной Революцией Свободе».

Одновременно подлежали высылке за границу следующие лица: отставной генерал В.О. Гурко, бывшая фрейлина А.А. Вырубова, доктор П.А. Бадмаев, И.Ф. Манасевич-Мануйлов, редактор «Земщины» – С. Глинка-Янчевский, В. Диц и Штаб-Ротмистр Г. Эльвенгрен.

После того как М.С. Хитрово была арестована, она была отправлена в Москву и там заключена под стражу в здании Судебных Установлений Московского Кремля. А вскоре в Елабуге была арестована и ее мать, которая также была доставлена в Москву.

22 августа / 4 сентября 1917 г. большинство российских газет объявили «О раскрытии контрреволюционного заговора против Республиканской власти в России».

На следующий день А.Ф. Стааль дал заведомо лживое интервью корреспонденту газеты «Известия», в беседе с которым пояснил следующее: «На наш вопрос основательны ли слухи, по которым целью заговора было простое желание освободить бывшего императора в Тобольске, А.Ф. Стааль заявил: «Это абсолютно неверно. Цель заговора – чисто политическая. Заговор возник до отъезда бывшего государя в Тобольск и имел целью ниспровержение существующего и восстановление старого строя».

25 августа / 7 сентября 1917 г. А.Ф. Стааль написал А.Ф. Керенскому докладную записку по результатам предварительного дознания по «делу Хитрово», в которой, в частности, указывал на то, что последняя дважды виделась с Полковником Е.С. Кобылинским и Графиней Гендриковой, а также и то, что последней было передано около 15 писем, адресованных ей и Великим Княжнам. Наряду с этим, он также отмечал, что со слов допрошенного им Председателя Тобольского Совета крестьянских депутатов Экземплярского, отношение населения Тобольска к Царской Семье, скорее сочувственное, а перед домом, где проживают Августейшие Узники, всегда стоят группки людей, ожидающие, пока кто-нибудь из Них не выйдет на балкон. А, кроме того, Экземплярский выразил мнение, что «… опубликование документов, говорящих о деятельности бывшего государя и в особенности государыни, более чем желательно, ибо монархическое настроение, охватывающее широкие круги тобольского населения объясняется в значительной степени отсутствием надлежащей осведомленности».

В этот же день, в разделе хроники, под заголовком «Контрреволюционный заговор», газета «Известия ЦИК» опубликовала заметки, рассказывающие про «дело о контрреволюционном заговоре», а также о допросе матери М.С. Хитрово – Л.В. Хитрово, который дал много обличающего материала.

С самого начала следствия стало очевидным, что так называемые «неопровержимые доказательства» вряд ли смогут быть доказанными в судебном порядке.

Так, например, изъятые у М.С. Хитрово письма на деле оказались не имеющей ничего общего с «заговором» корреспонденцией чисто личного характера, предназначенной для передачи великой княжне Ольге Николаевне от имени некоторых Сестер милосердия бывшего Царскосельского частного лазарета Лианозовой, находившегося под Высочайшим Покровительством, а также подобная корреспонденция, предназначавшаяся для Графини А.В. Гендриковой, Баронессы С.К. Буксгевден, В.В. Николаевой и др., переданная их ближайшими родственниками.

Некая же «казачья организация» в действительности оказалась вполне легальным «Союзом казачьих войск», один из членов которого – подхорунжий Б. Скакун (указанный Л.В. Хитрово, как душа этой организации) был всего лишь должником М.С. Хитрово, которого мать последней, после первых же допросов стала представлять уже не как «политического заговорщика», а как обыкновенного вымогателя.

На протяжении всего времени, занятого следствием (его вел Следователь по особо важным делам при Петроградском Окружном Суде П.А. Александров), в печати периодически появлялись «сенсационные сведения» о том, что нити «монархического заговора» уже успели опутать многие города России, втянув в таковой большое количество людей, руководимых приближенными Государя и некоторыми из Великих Князей.

Газетная шумиха, раздуваемая вокруг имени М.С. Хитрово и связанных с ней «монархических заговоров», окончательно убедила общественное мнение в реальном обилии таковых, чему не в малой степени продолжало способствовать следствие.

13/26 сентября 1917 г. газета «Известия» опубликовала сообщения прокурора А.Ф. Стааля о «деле Хитрово», в котором он, в весьма путаной форме, информировал общественность о результатах расследования, в ходе которого ему удалось «напасть на следы гораздо крупного предприятия».

Однако при более внимательном изучении «новых обстоятельств» этого дела таковые, подобно прежним, оказались несостоятельными, вследствие чего к концу сентября 1917 г. «дело Хитрово» стало сходить со страниц периодической печати. Потеря общественного интереса незамедлительно сказалась на действиях Временного Правительства, которое, понимая всю дальнейшую бесполезность «дела Хитрово», поспешило вскоре закрыть таковое за недоказанностью.

И, тем не менее, «дело Хитрово», что называется, сделало свое «черное дело», благодаря которому в общественном сознании российской общественности окончательно укоренилось мнение о возможности реванша со стороны монархической контрреволюции.

К сказанному остается добавить, что непосредственно сама М.С. Хитрово все же упоминает в своих воспоминаниях о некой организации, хотя сообщенные ей сведения являются более чем противоречивыми. С одной стороны, М.С. Хитрово утверждает, что поехала в Тобольск: «…не по поручению какой-либо организации, а по собственной инициативе и исключительно из желания быть ближе к арестованной Царской семье» , а с другой, – указывает на то, что во время своего допроса в Кремле окончательно поняла, что: «…власти напали на следы действительно существующей организации, имевшей целью освобождение Царской семьи в Александровском дворце» ( Эрдели М.С. Указ. соч. С. 6). Однако наряду с вышесказанным, Хитрово утверждает: «Я знала и раньше об этой организации, но вследствие моих отношений с дворцом, а впоследствии намерения поехать в Тобольск, я, боясь навлечь подозрения на Царскую семью, не принимала в ней активного участия, полагая, что находясь вблизи Царской семьи, я всегда смогу ориентироваться, сообщать нужные сведения и вообще в решительную минуту оказать действенную помощь» (Там же. С. 10).

Столь противоречивые высказывания М.С. Хитрово, из которых последнее является наиболее претенциозным, вероятнее всего, не следует принимать за истину, а относиться к нему как проявлению осознания собственной вины за содеянную глупость и попытку частичной реабилитации таковой в глазах русской эмиграции.

290

Штат слуг, согласно занимаемым ими должностям, был позаимствован автором из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», правда в несколько измененном виде. Так, например, указанные в нем двое священников были, по всей видимости, превращены в таковые из двух кухонных служителей, которые в списке П.М. Быкова упоминались как «2 служителя», а посему и были восприняты П.З. Ермаковым как служители культа.

291

В.А. Вершинин и П.М. Макаров никогда не были членами Временного Правительства: В.А. Вершинин был членом Государственной Думы, а П.М. Макаров - Помощником комиссара Временного Правительства по бывшему Министерству Императорского Двора и Уделов.

Помимо них, поезд с арестованной Царской Семьей сопровождал еще и член Царскосельского Совдепа, Председатель Солдатского Комитета Царскосельского гарнизона Прапорщик Ефимов. Все вышеупомянутые лица были наделены Временным Правительством чрезвычайными полномочиями, действующими на момент переезда Царской Семьи в Тобольск, но в отличие от своих коллег, П.М. Макаров совмещал с таковыми еще и обязанностями Комиссара по гражданской части (сначала на этот пост предполагался член ЦИК и ЦК партии социал-революционеров В.А. Чайкин, но он отказался). Еще одним сопровождающим был чиновник Министерства Путей Сообщения инженер Эртель, проследовавший далее в этом же поезде до Владивостока. Впоследствии это обстоятельство (следование поезда в сторону Дальнего Востока) явилось причиной для серьезного беспокойства у Екатеринбургского Совдепа, направившего во ВЦИК телеграмму. В дополнение к перечисленным лицам, на каждом из участков движения, поезд сопровождали начальники этих участков.

292

Имеются в виду сопроводительные документы за подписью А.Ф. Керенского, в числе которых находилась и составленная им лично Инструкция, состоящая из 16 пунктов, устанавливающих правила перевозки арестованных, а также порядок их охраны.

293

Дата указана по н. ст. (4/17.8.1917).

294

Этим судном был буксирный пароход «Тюмень».

295

Время отплытия указано неверно. Пароходы «Тюмень», «Русь» и «Кормилец» отошли от Тюмени около 6 часов утра 5/18 августа 1917 г., что подтверждается записью в дневнике Государя за 4/17 августа 1917 г.

296

Дата указана по н. ст. (5/18.8.1917).

297

Ошибка, допущенная П.М. Быковым при написании книги «Последние дни Романовых», была в точности повторена П.З. Ермаковым во время работы над своей рукописью. Караван судов, перевозивший Царскую семью, отправился в путь не «по реке Тоболу», а по реке Туре, по которой он шел весь день 5/18 августа 1917 г. Только к ночи следующего дня, достигнув места впадения реки Туры в реку Тобол, пароходы смогли оказаться в таковой и продолжить путь, согласно маршруту следования.

298

Выше уже говорилось, что при переезде Царской Семьи в Тобольск, в Ее ближайшем окружении полностью отсутствовали лица духовного звания, а посему какой-либо молебен, попросту не мог быть отслужен по пути следования в означенный город. Сведения же о том, что «сама царица плакала», полностью подтверждаются словами А.А. Волкова, который упоминает об этом случае в своих воспоминаниях:«Когда пароход проходил мимо села Покровского - родины Распутина, Императрица, указав мне на село, сказала:-Здесь жил Григорий Ефимович. В этой реке он ловил рыбу и привозил ее нам в Царское Село.На глазах Императрицы стояли слезы» (Волков А.А. Около Царской семьи. М., 1993. С. 76).

299

Дата указана по н. ст. (6/19.8.1917).

300

Бывший Губернаторский дом, где предстояло жить Царской Семье, считался одним из лучших домов в городе, так как возводился в конце XIX века непосредственно как резиденция Губернатора Тобольского уезда.

Построенный на одной из центральных улиц Тобольска, он представлял собой добротное двухэтажное каменное здание белого цвета (с полуподвальным цокольным этажом), имевшее деревянный балкон на торцевом фасаде и палисадник за железной изгородью. Внутренняя планировка этого дома представляла собой коридорную систему, насчитывающую 15 комнат, расположенных на его 2-х этажах. Все помещения этого строения были добротно обустроены, снабжены электричеством и водяным отоплением, которое наряду с водопроводом давало в дом горячую воду.

Однако к моменту принятого Временным Правительством решения о переводе Царской Семьи в Тобольск дом был заметно запущен и к августу 1917 г. представлял довольно жалкое зрелище. В первую очередь это касалось его оснащения и внутреннего убранства, которое менее чем за год революции подверглось значительному разграблению. Так, например, в некоторых комнатах дома была снята электропроводка, частично демонтированы водопроводные трубы и части системы парового отопления. Помимо этого, ввиду полной загаженности выгребной ямы, не работала канализация, не говоря уже о том, что имевшаяся в доме мебель сохранилась частично и в большинстве своем требовала ремонта. Посетив Тобольск незадолго до перевода в него Царской Семьи, уполномоченные Временного Правительства В.А. Вершинин и П.М. Макаров побывали в Губернаторском доме и, утвердив таковой как будущую резиденцию бывшего Государя, отдали распоряжение приступить к ремонту такового в самом срочном порядке.

На момент прибытия Царской Семьи в Тобольск эти ремонтные работы находились на самой начальной стадии. Разворачивающиеся вслед за этим события довольно подробно описаны в воспоминаниях Т.Е. Мельник-Боткиной:

«По приезде в Тобольск в город выехали полковник Кобылинский и комиссар Макаров и вернулись с известием, что помещение не готово, так что Их Величествам пришлось жить на пароходе около двух недель.

В это время шел спешно ремонт губернаторского дома, в котором предполагалось поместить Царскую семью, и дома купца Корнилова напротив - для свиты и части охраны. Кроме того, небольшой кусочек площадки перед губернаторским домом окружался высоким сплошным забором. Это место предназначалось для прогулки арестованных.

За время жизни на пароходе часть арестованных два раза съезжала на берег для осмотра помещений. Первый раз для этого был отправлен мой отец с Кобылинским и Макаровым, второй раз - камердинер Ея Величества Волков и камер-фрау Тутельберг, Кобылинский и Макаров делали все, чтобы улучшить помещение. Часть мебели в губернаторском доме сохранилась еще от старого времени, недостававшие же вещи покупались в лучших домах Тобольска. Макаров настоял на покупке для великих княжон рояля [Кабинетный рояль «Беккер» был куплен П.М. Макаровым у г-на Гаврилова, бывшего Вице-губернатора Тобольской губернии. - Ю.Ж.]. Упорно искали для Их Величеств пружинные кровати, так как не хотели давать Им походных, предназначенных для Их Высочеств и лиц свиты. В конце концов и кровати были куплены в какой-то семье, поступившейся своими удобствами.

Для ремонта были приглашены обойщики, маляры и электротехники, - пленные и военнообязанные немцы, - единственные хорошие работники в городе. В особенно плачевном состоянии были водопроводы, очень долго не чищенные, так что первое время вся грязь подымалась кверху и наводняла весь дом невероятным запахом, но это скоро было исправлено, и в обоих домах были поставлены ванны» (Мельник Т.Е. Указ. соч. С. 67-68).

Данный факт был упомянут в Дневнике Государя за 6/19.8.1917:

«Валя (Князь В.А. Долгоруков. - Ю.Ж.), комиссар и комендант отправились осматривать дома, назначенные для нас и свиты. По возвращении первого узнали, что помещения пустые, без всякой мебели, грязные и переезжать в них нельзя. Поэтому [остались] на пароходе и стали ожидать обратного привоза необходимого багажа для спанья. Поужинали, пошутили насчет удивительной неспособности людей устраивать даже помещение и легли спать рано».

Несколько по-другому трактует этот эпизод А.А. Волков:

«Остановились у пристани и стали собираться к переезду в губернаторский дом. Макаров и Вершинин сказали мне, что надо осмотреть прежде самый дом. После осмотра я предложил повременить с переездом и прежде отремонтировать дом, который оказался довольно грязен. Макаров со мной согласился. Когда мы вернулись на пароход, я рассказал о результатах осмотра Государю и Государыне. Они согласились остаться на пароходе до окончания ремонта» (Волков А.А. Указ. соч., с. 77).

301

Описывая «увеселительную прогулку» в Абалакский монастырь и совершенное в нем «специальное богослужение», П.З. Ермаков практически дословно приводит выдержку из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», в которой приведен данный эпизод. Однако это якобы имевшее место событие является не фантазией автора вышеупомянутой книги, а не чем иным, как выдумкой бывшего члена Президиума Тобольского совдепа И.Я. Коганицкого, который упоминает о нем в своих воспоминаниях, опубликованных на страницах журнала «Пролетарская Революция» еще в 1922 г. (весьма примечательно то обстоятельство, что как в этом, так и во всех последующих случаях использования П.М. Быковым воспоминаний И.Я. Коганицкого, он никогда не делал каких-либо ссылок на использовавшийся им источник): «Наступил долгожданный день, - на рейде остановились пароходы с прибывшими. Не подходя к пристани, они постояли около суток и удалились. Стало известно, что “они соблаговолили поехать в Абалакский монастырь, в 25 верстах от Тобольска, чтобы отслужить молебен и приложиться к чудотворной Абалакской иконе”» (Коганицкий И.Я. 1917-1918 гг. в Тобольске - Николай Романов -Гермогеновщина // Пролетарская Революция. 1922. № 4. С. 12.

Используя воспоминания И.Я. Коганицкого, П.М. Быков заимствует из них «прогулочный» эпизод, который после его «художественной» обработки приобретает несколько другой вид и обрастает некоторыми дополнительными «подробностями». Вероятнее всего, поводом для подобных инсинуаций большевистских «историков» И.Я. Коганицкого и П.М. Быкова послужили дневные прогулки Царской Семьи, совершаемые ими вдоль берегов Иртыша 8/21, 9/22, 11/24 и 12/25 августа 1917 г.

В дополнение к сказанному не лишним было бы подчеркнуть максимальную удаленность прогулочных маршрутов Царской Семьи от городской черты. Согласно установленным фактам, таковая не превышала 10 верст, в то время как Абалакский мужской монастырь находился приблизительно в 30 верстах от Тобольска.

302

Дата указана по н. ст. (13/26.8.1917).

303

В оригинале рукописи на этой фразе заканчивается страница 56, дублирующая своей нумерацией предыдущую, ввиду ошибки П.З. Ермакова. Для того чтобы в дальнейшем не создавать путаницы, автор настоящего издания считает возможным обозначить ее как страницу 56 (1).

304

В оригинале рукописи нумерация двух последних страниц не нарушена и представлена в соответствующем виде. Однако страница 57 практически повторяет по смыслу страницу 56 (1) и выглядит в оригинале следующим образом :«К Тобольску пароходы прибыли вечером 19 августа 1917 г. Помещение для бывшего царя [и] их приближенных было неподготовлено в[в]иду ремонта. Временное правительство и здесь проявило заботу [об] их удобств[е

305

Губернаторский дом был бывшей резиденцией последнего Тобольского губернатора Н.А. Ордовского-Танаевского, назначенного на эту должность в 1915 г.

306

До Февральской смуты 1917 г. улица, на которой располагался дом губернатора, называлась Дворянской, после чего она была переименована в улицу Свободы. В соответствии с этим губернаторский дом также стал называться «Домом Свободы». Любопытно также отметить, что таблички с новым названием этой улицы появились на ней именно в день приезда в Тобольск Царской Семьи, то есть 6/19 августа 1917 г.

307

В обширной литературе, посвященной Царской Семье, упоминается дом «купца Корнилова».

Это неверно, так как В.М. Корнилов никогда не состоял в Купеческой гильдии, а являлся одним из самых крупных тобольских рыбопромышленников и торговцев.

308

Дом В.М. Корнилова был хоть и меньше губернаторского, но тоже сравнительно большой и просторный. В отличие от дома, занимаемого Царской Семьей, он не имел коридорной системы и состоял из 17 комнат, расположенных на его 2-х этажах. Фасад дома, выкрашенный в розовый цвет, был украшен различными украшениями и завитками, используемыми в различных архитектурных стилях. Вот как описывает этот дом Т.Е. Мельник-Боткина:«Корниловский дом был довольно большой, в два этажа, нелепо построенный, с мраморной лестницей и украшениями на деревянных крашенных потолках, изображавшими лепку. В верхнем этаже помещались: генерал Татищев, Екатерина Адольфовна Шнейдер, графиня Гендрикова, мистер Гиббс, князь Долгоруков, доктор Деревенко с семьей и три горничные. Внизу была офицерская столовая и буфет, комната в которой происходили заседания Отрядного Комитета и комнаты, где жили: мой отец, комиссар Панкратов, его помощник Никольский и прапорщик Зима. В подвальном этаже помещалась прислуга и 8 человек стрелковой охраны.Мой отец имел две комнаты, из которых одна - большая, светлая, с окном на дом Их Величеств была предоставлена мне, а в другой, меньшей и проходной, где двери никогда не запирались и через которую по утрам ходило мыться в ванную все население нижнего этажа и целый день пробегал к себе в комнату прапорщик Никольский, поместился мой отец с младшим братом Глебом» (Мельник Т.Е. Указ. соч. С. 6970).

309

Описание этого «инцидента» появилось в книге П.М. Быкова «Последние дни Романовых» благодаря воспоминаниям бывшего Фельдфебеля П.М. Матвеева (позднее произведенного в Прапорщики), который рассказал о таковом на страницах своих воспоминаний (см. примечание 50). В свою очередь, используя книгу П.М. Быкова, П.З. Ермаков позаимствовал из нее рассказ о таковом и перенес его на страницы своей рукописи. Однако сам факт этого «инцидента» как такового, видится, скорее всего, плодом воображения П.М. Матвеева, написавшего свои воспоминания годы спустя, ибо если бы подобный имел место в реальной действительности, то он просто не мог бы быть не упомянут в воспоминаниях участников тех событий. Эту же самую точку зрения разделяет и историк С.П. Мельгунов, который в своей книге «Судьба Императора Николая II после отречения» пишет следующее:«Откуда заимствовал Быков эти данные, совершенно не соответствующие реальности? Можно думать, из неизданной рукописи одного из солдат охраны - Матвеева, принадлежавшего к кадрам 2-го полка и сделавшегося «офицером» после октябрьского переворота (Царское Село -Тобольск - Екатеринбург). Нигде подтверждения таких требований со стороны охраны не имеется. Вероятно, в восприятии большевика Матвеева эти требования появились задним числом - в доказательство революционного сознания охраны. Какую инструкцию получили правительственные комиссары, мы не знаем. Дочь Боткина утверждает со слов отца, что дело ограничилось «устным постановлением», что было довольно естественно при спешке, которой сопровождался выезд из Царского» (Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 213-214).

310

В.А. Вершинин и П.М. Макаров выехали из Тобольска 14/27 августа 1917 г. и 21 августа/3 сентября доложили Временному Правительству о выполнении своей миссии.

311

Василий Семенович Панкратов (1864-1925) происходил из крестьян. Прибыв на заработки в Санкт-Петербург в 1880 г., он поступил на завод Семенникова, где освоил специальность токаря-металлиста. Приблизительно с 1881 г. B.C. Панкратов начинает посещать народовольческие кружки и проникается идеей «Народной воли». Оставив работу на заводе, B.C. Панкратов вскоре переходит на нелегальное положение и уезжает в Киев. Однако о месте его нового пребывания вскоре становится известно полиции, и он вынужден покинуть город и переехать в Харьков. Вскоре и Харьков становится для него ненадежным пристанищем, вследствие чего B.C. Панкратов перебирается в глубь Юга России, попеременно проживая в Одессе, Севастополе, Ростове-на-Дону и вновь в Киеве.

Занимаясь революционной работой на Украине и к Крыму, B.C. Панкратов неоднократно наведывается в Москву и даже посещает Санкт-Петербург, где поддерживает активную связь с местными народовольцами и другими нелегалами. В один из таких приездов, происходивших в апреле 1884 г., B.C. Панкратов оказал вооруженное сопротивление одному из чинов жандармерии, которого смертельно ранил за предпринятую им попытку ареста его спутницы -нелегалки Кранцфельд. Использовав создавшуюся ситуацию, Кранцфельд удалось бежать, a B.C. Панкратов был арестован.

За убийство жандарма B.C. Панкратов был осужден и приговорен к одиночному заключению сроком на 20 лет. Первые 14 лет этого наказания B.C. Панкратов отбывал в Шлиссельбургском тюремном замке, где его камера, на протяжении всех этих лет, соседствовала с одиночкой В.Н. Фигнер, отбывавшей подобный срок за участие в покушениях на Императора Александра II и другие преступления. Именно В.Н. Фигнер в своих воспоминаниях «Когда часы жизни остановились» характеризует B.C. Панкратова как человека, оставшегося несломленным в тюремных условиях. Находясь в заточении, B.C. Панкратов снискал себе славу непримиримого борца с Самодержавием и, по мнению тюремного начальства, относился к числу так называемых «протестантов». Так, например, благодаря его настойчивым протестам заключенные Шлиссельбургской крепости стали получать книги для чтения, что дало возможность некоторым из них заняться самообразованием. За те долгие годы, которые B.C. Панкратову довелось провести в тюрьме, он полностью завершил свое самообразование и всерьез заинтересовался геологией, сыгравшей в его последующей жизни немалую роль.

Несмотря на то, что B.C. Панкратов относился к числу так называемых «протестантов», тюремные власти все же сочли возможным ходатайствовать о его досрочном освобождении. Ходатайство удовлетворили, и в 1898 г. B.C. Панкратов вышел на свободу, проведя в Шлиссельбургском тюремном замке долгих 14 лет своей жизни. Оставшийся срок своего наказания B.C. Панкратов должен был отбывать в ссылке, местом которой ему был назначен далекий Вилюйск, в котором он был доставлен под конвоем в феврале 1899 г.

Якутская ссылка и оторванность от России не только не сломила воли B.C. Панкратова, но и заставила с еще большей энергией продолжать свою революционную деятельность. Именно там он знакомится со многими ссыльными революционерами и их семьями, дружба с которыми свяжет его на многие годы. В числе новых друзей, появившихся у B.C. Панкратова за годы ссылки, был В.А. Никольский, с семьей которого его связывали наиболее близкие отношения. Будучи в Якутии, B.C. Панкратов принимает самое деятельное участие в организации различной помощи ссыльным, а также способствует побегу некоторых из них.

Отбыв срок наказания, B.C. Панкратов в 1904 г. возвращается в Москву, где почти сразу же оказывается в самой гуще событий 1905 г. В кипящей страстями Москве он довольно быстро находит общий язык с самыми разными представителями новых политических партий и всевозможных политических организаций. Разобравшись в политической обстановке, B.C. Панкратов активно включается в революционную борьбу и в декабре 1905 г. участвует в Московском вооруженном восстании. После разгрома восставших B.C. Панкратов вновь переходит на нелегальное положение и помогает спасаться от расправы ушедшим в подполье товарищам. Прекрасно понимая, что его «декабрьские деяния» не составляют секрета для полиции, он решает уехать в глубь России, чтобы лишний раз не испытывать судьбу. С этой целью B.C. Панкратов уезжает в Сибирь с первой, подвернувшейся под руку научной экспедицией, место в которой ему обеспечили полученные в тюрьме знания по геологии и опыт человека, хорошо знавшего Якутию.

Годы реакции B.C. Панкратов проводит в научных экспедициях по Сибири и Забайкалью, однако в 1907 г. все же арестовывается и вновь водворяется к месту своей прежней ссылки. Оказавшись в Якутии, он продолжает активно участвовать в научной работе геологоразведывательных экспедиций, вместе с которыми он исследует Алдано-Нельканский тракт и Вилюйскую низменность. Уйдя с головой в научные изыскания, B.C. Панкратов к концу своей ссылки практически начисто отходит от какой-либо революционной работы, найдя себя в труде ученого-геолога.

В 1912 г. B.C. Панкратов возвращается в Санкт-Петербург, где продолжает заниматься научной деятельностью, благодаря самым лестным рекомендациям работавших с ним ученых. Благодаря таковым, B.C. Панкратов, даже находясь под гласным надзором полиции, несколько раз выезжает за границу, где продолжает совершенствовать свои знания в области геологии.

Однако события Февраля 1917 г. нарушили привычный уклад жизни B.C. Панкратова. Поддавшись революционной стихии, он вновь был вовлечен в политическую деятельность, избрав для себя путь социал-революционера. В первые дни Февральской смуты он выдвигается на пост Председателя Совета Василеостровской Народной Милиции, однако уже в июне 1917 г. переходит на работу в штаб Петроградского Военного Округа.

Верный традициям «Народной Воли», B.C. Панкратов вновь посвящает себя служению народу, избрав сферой своей деятельности культурно-просветительную работу среди солдат Петроградского гарнизона. Подобрав необходимый штат из опытных педагогов и старых народовольцев, он день и ночь разъезжал по различным воинским частям, донося до солдатских масс идеалы «Народной Воли», искренне считая, что только «. такой работой можно поднимать развитие солдат». В июле 1917 г. B.C. Панкратов попадаетв Дополнительный списокчленов Учредительного собрания, выдвинутых партией социал-революционеров по Якутскому Избирательному Округу.

По возвращении в Петроград В.А. Вершинина и П.М. Макарова перед Временным Правительством наиболее остро встает вопрос о командировании своего представителя в Тобольск в качестве «Комиссара по охране бывшего царя». С подобным предложением выступали также и местные власти в лице Тобольского губернского комиссара В.Н. Пигнатти, который в одном из своих писем к А.Ф. Керенскому писал: «Я считаю необходимым дачу Временным правительством кому-либо в городе Тобольске особых полномочий, или командирование в Тобольск особого лица с полномочиями, для постоянного жительства. Противное положение может поставить и невозможность исполнять Ваши приказы. Для переписки по делам бывшей Царской семьи необходимо, чтобы лицо, уполномоченное, имело особый шифр» (ГАРФ. Ф. 1778, оп. 1, д. 259, л. 2).

В создавшейся ситуации подобным лицом мог быть человек не только исключительной надежности, но и хорошо знакомый с местными условиями жизни. Исходя из этих соображений лучшего кандидата, чем B.C. Панкратов, нельзя было и пожелать, поэтому именно к нему (по рекомендации ЦК партии социал-революционеров) Временное Правительство обратилось с подобной просьбой.

Не желая бросать начатое дело, B.C. Панкратов поначалу отказывался, но при повторном давлении со стороны начальника Петроградского Военного Округа О.П. Васильковского и его помощника А.И. Кузьмина был вынужден пообещать подумать над их предложением. Помимо них, на поездке B.C. Панкратова настаивал и почетный член партии эсеров - Е.К. Брешко-Брешковская (Вериго), хорошо знавшая его по Якутской ссылке. Напутствуя его при личной встрече, она сказала: «Тебе необходимо ехать, - говорила она, - кому же больше? Ты сам много испытал и сумеешь выполнить задачу с достоинством и благородно. Это - обязанность перед всей страной, перед Учредительным собранием» (Панкратов B.C. С царем в Тобольске. Л., 1925. С. 12).

Через несколько дней после встречи с Е.К. Брешко-Брешковской B.C. Панкратов был дважды принят А.Ф. Керенским, в разговорах с которым обсуждал вопросы, связанные со своим предстоящим назначением, над которым также обещал подумать. Свое окончательное согласие на эту поездку B.C. Панкратов дал только после Московского совещания партии социал-революционеров, результатом чего явилась еще одна встреча с А.Ф.Керенским, происходившая 21 августа / 3 сентября 1917 г. Помимо упомянутых свиданий, B.C. Панкратов в этот же день имел встречу с возвратившимся из Тобольска П.М. Макаровым, который поделился с ним своими наблюдениями. После разговора с П.М. Макаровым B.C. Панкратов получил в Секретариате Временного Правительства необходимые документы, один из которых представлял собой удостоверение следующего содержания:

«Временное Правительство

Г. Петроград

№ 3019

21 августа 1917 г.

Настоящим удостоверяется, что предъявитель сего Василий Семенович Панкратов 21 августа 1917 г. назначен комиссаром по охране бывшего царя Николая Александровича Романова, находящегося в Тобольске, и его семейства.

Министр председатель (подпись Керенского)

Печать Временного Правительства».

(Там же. С. 16)

Взяв с собой в качестве своего заместителя упомянутого выше В.А. Никольского, а также одного солдата, B.C. Панкратов 23 августа/ 5 сентября выехал в Тобольск, куда и прибыл 1/14 сентября 1917 г.

312

Дата указана по ст. ст. (2/15.09.1917 г.).]

313

Весьма вольная трактовка отрывка из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», где таковой приводится со ссылкой на первоисточник, – воспоминания В.С. Панкратова «С царем в Тобольске», опубликованные на с. 199–200 альманаха «Былое» за № 25, изданного в 1924 г. Однако Быков не только значительно сокращает данный отрывок, но и позволяет себе недопустимые «вольности», сокращая и опуская в нем некоторые слова, а также используя авторские вставки без каких-либо дополнительных пояснений, выдавая их тем самым за текст первоисточника. С целью восстановления истины автор данного издания считает необходимым воспроизвести этот отрывок в его изначальном виде, передав его в точном соответствии с указанным первоисточником:

« 2 сентября я (В.С. Панкратов. – Ю.Ж .) отправился в губернаторский дом. Не желая нарушать приличия, я заявил камердинеру бывшего царя, чтобы он сообщил о моем прибытии и что я желаю видеть бывшего царя.

– Здравствуйте, – сказал Николай Александрович, протягивая мне руку. – Благополучно доехали?

– Благодарю вас, хорошо – ответил я, протягивая свою руку.

– Как здоровье Александра Федоровича Керенского? – спросил бывший царь.

В этом вопросе звучала какая-то неподдельная искренность, соединенная с симпатией, и даже признательность. Я ответил на этот вопрос коротким ответом и спросил о здоровье бывшего царя и всей его семьи.

– Ничего, слава богу, – ответил он, улыбаясь. [Начиная со следующего предложения и до места, отмеченного в тексте*, авторский текст Панкратова опущен.]

Надо заметить, что бывший царь во все время нашей беседы улыбался.

– Как вы устроились и расположились?

– Недурно, хотя и есть некоторые неудобства, но все-таки недурно, – ответил бывший царь. – Почему нас не пускают в церковь, на прогулку по городу? Неужели боятся, что я убегу? Я никогда не оставлю свою семью.

– Я полагаю, что такая попытка только ухудшила бы ваше положение и положение вашей семьи, – ответил я. – В церковь водить вас будет возможно. На это у меня имеется разрешение, что же касается гулянья по городу, то пока это вряд ли возможно.

– Почему? – спросил Николай Александрович.

– Для этого у меня нет полномочия, а впоследствии будет видно. Надо выяснить окружающие условия.

Бывший царь выразил недоумение. Он не понял, что я разумею под окружающими условиями. Он понял их в смысле изоляции – и только*.

Не можете ли вы разрешить мне пилить дрова? – вдруг заявил он. – Я люблю такую работу.

– Быть может, желаете столярную мастерскую иметь? Эта работа интереснее, – предложил я.

– Нет, такой работы я не люблю, прикажите лучше привезти к нам на двор лесу и дать пилу, – возразил Николай Александрович. [Двуручная пила, которой Государь пилил дрова во время Своего тобольского заточения, а также венский стул, на котором любила сидеть Государыня, находясь на балконе Губернаторского дома, были сохранены П.И. Печекосом и до 1934 г. находились в Москве, где он в то время работал инженером-строителем. Изъяты органами НКВД в ходе следствия по делу о так называемых «Романовских ценностях» – Агентурно-следственное дело № 2094 ЭКО УНКВД по Свердловской области. – Ю.Ж. ]

– Завтра же все это будет сделано.

– Могу ли я переписываться с родными?

– Конечно. Имеются ли у вас книги?

– Даже много, но почему-то иностранные журналы мы не получаем, – разве это запрещено нам?

– Это, вероятно, по вине почты. Я наведу справки. Во всяком случае, ваши газеты и журналы не будут задерживаться. [Начиная со следующего предложения и до места, отмеченного в тексте *, авторский текст Панкратова был опущен.] Я желал бы познакомиться с вашей семьей, – заявил я.

– Пожалуйста, извиняюсь, я сейчас, – ответил бывший царь, выходя из кабинета, оставив меня одного на несколько минут.

Кабинет бывшего царя представлял собой прилично обставленную комнату, устланную ковром; два стола: один письменный стол с книгами и бумагами, другой – простой, на котором лежало с десяток карманных часов и различных размеров трубки; по стенам – несколько картин, на окнах – портьеры. [Кабинет Государя находился на 2-м этаже губернаторского дома, отведенного под покои Царской Семьи.]

“Каково-то самочувствие бывшего самодержца, властелина громаднейшего государства, неограниченного царя в этой новой обстановке?” – невольно подумал я. При встрече он так хорошо владел собою, как будто бы эта новая обстановка не чувствовалась им остро, не представлялась сопряженной с громадными лишениями и ограничениями. Да, судьба людей – загадка. Но кто виноват в переменах ее?.. Мысли бессвязно сменялись одна другою и настраивали меня на какой-то особый лад, вероятно, как и всякого, кому приходилось быть в совершенно новой для него роли.

– Пожалуйста, господин комиссар, – сказал снова появившийся Николай Александрович.

Вхожу в большой зал и к ужасу своему вижу такую картину: вся семья бывшего царя выстроилась в стройную шеренгу, руки по швам: ближе всего к входу в зал стояла Александра Федоровна, рядом с нею Алексей, затем княжны.

“Что это? – мелькнуло у меня в голове и на мгновение привело в смущение. – Ведь так выстраивают содержащихся в тюрьме при обходе начальства”. Но я тотчас же отогнал эту мысль и стал здороваться.

Бывшая царица и ее дети кратко отвечали на мое приветствие и на все вопросы. Александра Федоровна произносила русские слова с сильным акцентом, и было заметно, что русский язык, практически, ей плохо давался. Все же дети отлично говорили по-русски.

– Как ваше здоровье, Алексей Николаевич? – обратился я к бывшему наследнику.

– Хорошо, благодарю вас.

– Вы в Сибири еще никогда не бывали? – обратился я к дочерям бывшего царя и получил отрицательный ответ.

– Не так она страшна, как многие о ней рассказывают. Климат здесь хороший, погода чудесная, – вмешался Николай Александрович, – почти все время стоят солнечные дни.

– Чего не достает Петербургу.

– Да, климат Петербурга мог бы позавидовать тобольскому, – добавил бывший царь*. Не будет ли зимою здесь холодно жить? Зал большой.

– Надо постараться, чтобы этого не было. Придется все печи осмотреть, исправить. А топлива здесь достаточно, – ответил я [Начиная со следующих слов и до места, отмеченного в тексте *, авторский текст В.С. Панкратова был опущен] , других подходящих помещений в городе нет.

– Имеются ли у вас книги? – спросил я княжон.

– Мы привезли свою библиотеку, – ответила одна из них*.

– Если у вас будут какие-то заявления, прошу обращаться ко мне, – сказал я уходя.

314

П.З. Ермаков имеет в виду Инструкцию Временного Правительства от 21 августа 1917 г., выданную B.C. Панкратову на руки перед его отъездом в Тобольск.

315

В данном случае речь идет не об «одном из дневников приближенной фрейлины», а о выдержке из Протокола допроса Е.Н. Эрсберг, позаимствованной П.М. Быковым со с. 32 книги Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» (Берлин, 1925), в которой она выглядит следующим образом: «Эрсберг: Панкратов был хороший, честный, добрый человек. Он хорошо в душе относился к Ним и, как заметно было, жалел Их. Особенно он любил Марию Николаевну. Однажды Она зашибла себе глаз: упала. Он, услыхав об этом сейчас же прибежал и заметно беспокоился из-за этого. Так же он относился и к болезням Алексея Николаевича. Он и к Государю относился внимательно. Иногда он приходил к нам и любил рассказывать Княжнам и Алексею Николаевичу о своей ссылке в Сибири. Они любили его слушать».

316

Речь идет об отрывке из воспоминаний П.М. Матвеева «Царское Село -Тобольск - Екатеринбург», приведенном в книге П.М. Быкова «Последние дни Романовых», который в первоисточнике выглядел следующим образом: «Все продукты для Романовых закупались на базаре. В тех же случаях, когда на базаре каких-либо продуктов не имелось, как например, сахару, то это с избытком пополнялось приношениями монашек окрестных монастырей. За честь выпить стакан кофе на кухне бывшего царя эти чернохвостницы из отдаленных монастырей приносили Романовым в неисчислимом количестве свои подарки в виде сахара, масла, сливок, яиц и проч. снеди; об уплате за эти продукты не могло быть и речи».

317

Весьма вольная трактовка отрывка из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», в которой приводятся выдержки из писем А.А. Вырубовой со ссылкой на источник - с. 1 62 «Записок А.А. Вырубовой»: «Поддерживая тесную связь со своими “друзьями”, Романовы в свою очередь, не забывали их. В переписке между Александрой и Вырубовой почти в каждом письме встречаем: “Посылаю макароны, колбасу, кофе - хотя и пост теперь”. Посылаю еще муки; надеюсь съедобное, которое я посылаю тебе через Лошкаревых и Краруп. и т. д.» (Быков П.М. Указ. соч. С. 42).

318

Однако подобные заявления в отношении Государя не имели на деле ничего общего с реальной действительностью и явились наглой инсинуацией, выгодной большевистскому режиму в пропагандистских целях. Разговоры о чрезмерном пристрастии Государя к спиртным напиткам стали распространяться в России еще в годы его Царствования. Большинство таковых стало рождаться благодаря аналогичным слухам об его отце -Императоре Александре III, преждевременную смерть которого зачастую связывали не с ее истинной причиной - нефритом, а со злоупотреблением спиртными напитками. Нефрит у Императора осложнился после простуды (инфлюэнцы), которую он перенес в январе 1894 г. Заболевание инфлюэнцей спровоцировало, в свою очередь, вспышку застарелого нефрита, вероятнее всего, возникшего у него вследствие сильного ушиба поясничной области, произошедшего 17/30 октября 1988 г. во время крушения Царского поезда близ ст. «Борки» (местечко Спасов Скит). Отправившись в Крым по рекомендации врачей в сентябре 1894 г., Александр III поселился в Ливадии, где первое время чувствовал себя несколько лучше. Однако к концу октября приступы болезни значительно участились, и состояние больного резко ухудшилось и днем 20 октября / 2 ноября 1894 г. он скончался.

Подобная ложь, проникшая в сознание наиболее реакционно настроенных представителей различных слоев общества, в конечном итоге была воспринята ими за правду и представляла собой уже своего рода «общественное мнение», подогревая которое, враждебные Самодержавию силы искусственно раздували всевозможные слухи о пьянствах обоих Государей, подкрепляя их всякого рода «дешевой» литературой. Ярчайшим образцом последней может служить книга «Последний самодержец», выпущенная «анонимным» автором накануне 300-летия Российского Императорского Дома Романовых в 1913 г. Она отличалась от них своим дерзким и на редкость крамольным содержанием. Несмотря на незначительный тираж (всего 500 экземпляров), она сразу же приковала к себе пристальное внимание. Насквозь пропитанная ложью и оголтелой ненавистью к российскому самодержавию, эта книга, выражаясь языком современности, была тем самым идеологическим оружием, на которое сразу же начали делать ставку крайне левые силы, а также близкие к ним по духу элементы. Независимо от этого данное издание существенно подрывало престиж Царствующего дома, роняя его в глазах отдельно взятых представителей мировой общественности накануне Торжеств, связанных с 300-летием Российского Императора Дома Романовых. Учитывая эти обстоятельства, Министерство Императорского Двора и Уделов пошло на беспрецедентный шаг: часть тиража, поступившая в открытую продажу, была им полностью скуплена. Имя автора этого издания выяснилось сразу же после Февральской смуты, когда оно появилось в его воспоминаниях, содержащих отрывки из этой книги (См.: Обнинский В.П. Девяносто дней одиночного заключения (тюремные записки). М., 1917. В 1917 г. отрывки из книги «Последний самодержец» появились в журнале «Голос минувшего» и сборнике «Николай II. Материалы для характеристики личности и царствования»). Приблизительно в это же время началась и ее публикация, задуманная отдельными выпусками в виде брошюр. Однако из планируемых 40 или 50 таковых увидело свет не более 5, ставших почти сразу же библиографической редкостью: Николай II - последний самодержец. Вып. 1-5. Пгр., 1917.Автором этой книги является В.П. Обнинский, ударившийся в публицистику из-за неудачно сложившейся жизни. В молодые годы В.П. Обнинский служил офицером в одном из лейб-гвардейских полков, расквартированных в Царском Селе. Находясь на службе, В.П. Обнинский готовил себя к карьере военного юриста, но после единственной неудачной попытки поступить в Александровскую Военно-Юридическую Академию решил выйти в отставку. Не скрывая своей обиды, он поступает на службу в Министерство Путей Сообщения, где некоторое время работает рядовым статистиком. Однако вскоре, будучи непонятым и на этом поприще, он навсегда покидает государственную службу и устраивается конторским служащим на частный элеватор. Общаясь с самыми разнообразными людьми, большинство из которых составляли портовые рабочие, он постепенно проникся не свойственными дворянскому классу идеями, которые постепенно выводят его на скользкую дорожку «сочувствующего» вновь нарождающемуся «Союзу освобождения». После женитьбы В.П. Обнинский проживает в Новгородской, а затем в Калужской губернии, где выбирается предводителем дворянства Малоярославского уезда. Активность В.П. Обнинского не проходит не замеченной уездным земством, которое сначала выбирает его своим гласным, а затем и председателем губернской земскойуправы.

В 1905 г. В.П. Обнинский - один из организаторов Конституционно-демократической партии, в качестве представителя которой он уже на следующий год избирается в 1-ю Государственную Думу. Будучи депутатом, В.П. Обнинский выступает сторонником так называемой радикальной аграрной реформы, однако его политические взгляды уже не вписываются в привычные рамки конституционного демократа (кадета). В отличие от своих собратьев -кадетов, симпатизирующих конституционной монархии, В.П. Обнинский являлся скорее республиканцем, выдвигающим три основные идеи: широкое самоуправление, автономия народов, демократизация политической жизни. За 72 дня существования 1-й Государственной Думы В.П. Обнинский успевает несколько отойти от кадетской фракции и примкнуть к многочисленной фракции автономистов, которую составили национальные парламентские группы -украинская, литовская, эстонская, казачья и др. После разгона 1-й Государственной Думы В.П. Обнинский, вместе с другими кадетами, подписал так называемое «Выборгское воззвание», протестующее против произвола властей. За участие в этой акции он был осужден и просидел 3 месяца в одиночной камере.

Пребывание в тюремной камере позволило В.П. Обнинскому окончательно определить направление своих жизненных интересов, заострив таковые на публицистике. Озлобленность тюремной жизнью подвела В.П. Обнинского к идее создания истории своего времени, необходимой, по его мнению, для следующего поколения даже больше, чем для современников. Не прибегая к каким-либо документам и справочным пособиям, В.П. Обнинский начал свое «камерное» творчество с изложения запомнившихся ему событий, запись которых он поначалу вел в дневниковой форме, придавая ей характер воспоминаний и размышлений.

После выхода из тюрьмы одна за другой начинают появляться его первые работы, посвященные событиям 1905 г. («Полгода революции», «Летопись революции» и т.д.). В 1909 г. В.П. Обнинский выпускает свою первую «историческую» монографию-книгу «Новый строй», в которой он уже не стесняясь выступает как ярый противник монархии, описывая с очевидной лживостью так называемые «последствия антиконституционного переворота 3 июня 1907 г.», возлагая на Государя и Премьер-Министра П.А. Столыпина всю ответственность за содеянное.

В канун Первой мировой войны «творческий аппетит» В.П. Обнинского заметно возрастает, что наглядно прослеживается из его статьи, посвященной роману Л.Н. Толстого «Война и мир». В этой публикации он уже открыто выступает против государственной «политики милитаризма», создавшей в России громадную армию и флот и всецело подчинившей себе «работу промышленного и научного гения».

С началом войны В.П. Обнинский - фронтовой корреспондент газеты «Русские Ведомости». Итогом его поездок на Юго-Западный фронт стала не изданная до сих пор рукопись «Галицийская кампания 1914-1915 гг.», в которой он без стеснения излагает свои пораженческие настроения. Будучи отстраненным от работы корреспондента, В.П. Обнинский «соглашается» принять на себя заведование Отделом помощи военнопленным в Главном Комитете Всероссийского Земского Союза, в должности которого он не прекращает своих мелких и грязных инсинуаций, направленных теперь уже против деятельности. Государыни Императрицы Александры Федоровны, покровительствующей русским военнопленным, находящимся в Германии.

Атмосфера лжи и постоянного страха, давно существовавшая в душе В.П. Обнинского, не могла не отразиться на его психике, а свойственная подобным натурам гордыня никак не могла найти себе достойного места в этой жизни. Еще будучи депутатом Государственной Думы, В.П. Обнинский любил часто цитировать слова Луция Сенеки: «Мудрец знает, когда ему умереть.» Не найдя себя как философ и социальный преобразователь, В.П. Обнинский позорно бежал. из жизни в трудный военный 1916 г.

На биографии этого человека можно было бы и не останавливаться столь подробно, если бы не его книга «Последний самодержец», в предисловии к которой он подчеркнул имеющееся в ней «достаточное количество проверенных данных».

Долгие годы эти и подобные им «достоверные данные» являлись краеугольными камнями отечественной истории, «похоронившими под собой» многие из достойных имен наших соотечественников и породившие в угоду новым политическим властелинам еще большую ложь о Царствовании «Последнего Самодержца» в глазах следующих поколений, «узнавших» о нем из книг П.Е. Щеголева, П.М. Быкова, М.К. Касвинова, B.C. Пикуля и прочих фальсификаторов историографической науки.

Но вернемся к самой книге. В этом гнусном пасквиле, насквозь пропитанном ложью и ненавистью ко всем членам Дома Романовых и, в первую очередь, к Его Главе - Государю Императору Николаю II Александровичу, отводится значительное место описанию его «систематического пьянства», не только в зрелые, ной в юношеские годы. Так, в частности, этот «анонимный» автор пишет, что, будучи еще Наследником Цесаревичем, Государь нередко предавался пьяному разгулу, так как «никто не вмешивался в распорядок его занятий, никто, быть может, не обращал на то внимания, что организм Николая Александровича начинал уже отравляться алкогольным ядом, что тон кожи желтел, глаза нехорошо блестели и под ними образовались уже припухлости, свойственные привычным алкоголикам» (Обнинский В.П. Последний самодержец. Очерки жизни и Царствования Императора Николая II. Берлин, 1912. С. 22).

Клевета, окружавшая Государя на протяжении всех лет его царствования, не могла не подкрепляться самыми «достоверными сведениями», касавшимися в особенности его «пьяных выходок». А для того чтобы не быть голословным, автор данного издания позволит себе привести еще одну выдержку из этой литературной инсинуации, которая, на его взгляд, наиболее характерно отражает то самое «общественное мнение», о котором говорилось выше: «Слухи о том, что царь сильно пьет, давно бродили по свету; но теперь, когда любой студент-медик по почерку Николая может определить отравление алкоголем, а любой кавалерийский вахмистр скажет, видя, как дрожит рука держащего поводья: “Эге, брат, выпиваешь”, теперь не скроешь своего образа жизни. Мало-помалу стеснение пропадает, привычки выносятся на улицу. И три года спустя после того, как царь плясал вприсядку, в малиновой рубашке на полковом празднике “императорских” стрелков (в присутствии солдат) он дошел до того градуса свободы, когда хочется всем демонстрировать свое душевное состояние. Одевшись солдатом, взвалив на плечи ранец и взяв ружье, Николай вышел, слегка пошатываясь, из своего крымского дворца и промаршировал десять верст, отдавая честь проходившим офицерам, испуганно оглядывавшимся на это чудо.

Скандал был настолько велик, что для ликвидации его придумали новый поход, в другой уже форме, чтобы придать делу вид преднамеренности и, кстати, возбудить в армии восторг перед “до всего доходящим” царем-батюшкой. Но солдата XX века, да еще побывавшего в революционной переделке, этими наивностями не проймешь. Он очень хорошо понял, что царь, действительно, “дошел”, но не до солдатской участи, конечно, а до той грани, за которой алкоголикам чудятся зеленые змеи, пауки и другие гады. Пришлось замолчать, и распространение фотографий и описаний подвига “самодержавнейшего” государя прекратилось.

Кто знал семейную жизнь Николая, особенно в эти годы, тот не осудил бы его с общечеловеческой точки зрения. Люди запивают от меньшего горя, особенно люди неустойчивые, невежественные, ленивые по природе. Жить бок о бок с женщиной, которая от злобных выходок молодости незаметно перешла к ипохондрии и, наконец, к безумию, авто же время рожала и кормила детей, знать свою зависимость от Азефов и Рачковских, к которым не могло не быть презрения даже в душе дегенерата, видеть вокруг только низкопоклонные выражения лиц и быть уверенным, что, как только уйдешь из комнаты, эти лица немедленно перемигнутся и кто-нибудь постарается сострить, - такая жизнь при доминирующем чувстве безответственности и отсутствии живого интереса к большим операциям, каковыми так богата жизнь народа, должна была быстро сточить и те немногие возвышения над животным состоянием, какие свойственны самым примитивным натурам и обратить стремления организма к лицам наименьшего сопротивления.

Наследственность - запои отца и злоупотребления вином и женщинами деда - помогла разгрому царского организма так же, как преемственность реакции - разгрому государственному» (Там же. С. 235-236).

Ознакомившись с выдержками из вышеупомянутого пасквиля (сочиненном, кстати сказать, потомственным дворянином и бывшим офицером Лейб-Гвардии) было бы наивно думать о том, что потомственный пролетарий П.З. Ермаков (страдавший к тому же хроническим алкоголизмом) мог даже представить себе образ трезвого Государя, не требующего «выдачи водки за обедом и ужином».

Возвращаясь же к разговору о моральном облике Государя, имевшем место в реальной действительности, нельзя не отметить его исключительной трезвости, о которой говорили все те, кто был с ним близко знаком.

Так, например, во время различных торжеств он выпивал не более одного бокала шампанского (которого, надо сказать, не любил), а на парадных обедах, по случаю полковых праздников, - не более одной традиционной рюмки водки.

За столом Государь обычно пил мало. Мог выпить за обедом одну-две рюмки водки или сливовицы. Из иностранных вин Государь предпочитал французское - «Сан-Рафаэль», но больше всего любил крымскую мадеру, которой отдавал значительное предпочтение.

Однако иногда он просил подать портвейн, который, по устоявшейся привычке, выпивал также не более одного бокала.

Ярким доказательством сказанному являются изданные ныне воспоминания генерала П.Г. Курлова, хорошо знавшего Государя на протяжении многих лет: «Говоря о пьянстве Государя Императора, которое, по тем же сведениям, происходило в различных гвардейских полках, я очень желал бы, чтобы мне указали хоть на одного гвардейского офицера, который был свидетелем таких кутежей. Бросалось невольно в глаза среди распускаемых в Петрограде по этому поводу слухов, что дерзавшие говорить об этом даже офицеры, бывали поставлены в безвыходное положение простым вопросом: посещал ли Государь ваш полк? - и на утвердительный ответ вторым вопросом - видели ли вы его в своем полку пьяным? Несмотря на подлость рассказчика - я не могу не назвать этим именем клеветы против Государя со стороны гвардейского офицера - ответ на последний вопрос получался всегда отрицательный, причем смущенный клеветник добавлял: да, но это было в других полках...

Начав свою службу в лейб-гвардии Конно-гренадерском полку, я сохранил с ним самую тесную связь, а потому присутствовал почти на всех полковых праздниках и бывал в полковом собрании, когда Государь Император осчастливливал полк своим присутствием в других случаях. Государь засиживался иногда очень долго, слушая полковых трубачей, песенников и балалаечников. Я не только никогда не видел Его пьяным, но могу по совести утверждать, что Он просиживал долгие вечера над одним не выпитым бокалом. Ему ставили в вину эти частые посещения, и никто не понимал, что Государь всем сердцем любил свои войска, душой отдыхал среди офицеров от тягот, сопряженных с Его положением, так как в присутствии Государя в полковом собрании были, безусловно, исключены всякие политические разговоры.

Я думаю, что можно покончить с мрачными клеветническими картинами. Для людей, их рисовавших, было непонятно, что, клевеща и позоря Русского Императора, они позорят Россию, представителем которой был ее Самодержец» (Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1992).

Находясь в Тобольске, Государь также не отступил от своих принципов, в подтверждение чему имеется свидетельство Е.С. Кобылинского, который, будучи допрошенным следователем Н.А. Соколовым 6-10 апреля 1919 г., показал:

«Вина он почти не пил. За обедом ему подавался портвейн или мадера, и он выпивал за обедом не более рюмки. Он любил простые русские блюда: борщ, щи, каша.

Припоминаю, между прочим, такой случай. Он зашел однажды в погреб с винами и, увидев коньяк, сказал Рожкову, чтобы он отдал его мне: “Ты знаешь, я его не пью”. Это мне именно так и передал Рожков. И я сам никогда не видел, чтобы он пил что-либо, кроме портвейна и мадеры» (Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи. С. 308).

319

Епископ Гермоген (в миру Георгий Ефремович Долганов) (1858–1918) происходил из семьи единоверческого священника Херсонской губернии. Свое начальное образование он получил в Духовной школе родной епархии, а затем, выдержав экзамен на аттестат зрелости при классической гимназии города Ананьева Херсонской губернии, едет в Одессу, где поступает на юридический факультет Императорского новороссийского университета, одно из отделений которого находилось в этом городе. Изучая юридические науки, Г.Е. Долганов также прослушивает полный курс еще 2-х факультетов: математического и историко-филологического. Завершив светское образование, Г.Е. Долганов, по благословению епископа Херсонского Никанора (Бровковича), поступает в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где в 1892 г. рукополагается в сан иеромонаха с именем Гермогена. В 1893 г. он оканчивает это учебное заведение со степенью кандидата богословия и получает назначение на место инспектора Тифлисской Духовной Семинарии.

Проживая в Грузии, он продолжает совершенствовать свое образование и за довольно короткий срок овладевает грузинским языком. Зарекомендовав себя с самой положительной стороны, иеродиакон Гермоген возводится в сан архимандрита и назначается ректором Тбилисской духовной семинарии. Будучи ректором, архимандрит Гермоген входит в состав Грузинско-Имеретинской синодальной конторы, а также является председателем епархиального училищного Совета и редактором журнала «Духовный вестник Грузинского экзархата». В 1901 г. архимандрит Гермоген рукополагается в епископы и получает назначение в Вольск, где служит как викарный епископ Самарской епархии. В 1903 г. он принимает Саратовскую епархию в качестве епископа Саратовского и Царицынского. В своей новой должности Гермоген покровительствует изданию газет с явно выраженной черносотенной ориентацией, в силу чего имеет конфликты с губернатором и неоднократно вызывается в Святейшего Синода.

В 1904 г. епископ Гермоген, во время своего пребывания в Санкт-Петербурге, знакомится с Г.Е. Распутиным, который был представлен ему ректором Санкт-Петербургской духовной академии – епископом Сергием (Иваном Николаевичем Страгородским, в советское время ставшим Патриархом Московским и Всея Руси). В 1906 г., по инициативе епископа Гермогена, в Саратове образуется Монархическая партия, которая вскоре, с его же благословения, преобразовывается в местный «Союз русского народа», избравший его своим Почетным членом. Находясь в Санкт-Петербурге, епископ Гермоген проживал на Ярославском подворье, где в феврале 1908 г. познакомился с иеромонахом Илиодором (о нем см. ниже).

В начале 1911 г. епископ Гермоген вызывается в Санкт-Петербург для присутствия в Священном Синоде, то есть становится его постоянным членом. Проживая в Санкт-Петербурге в качестве члена Святейшего Синода, епископ Гермоген еще с большим рвением отдавал себя работе по наведению должного порядка в своей епархии. Однако к концу осени он все же несколько отходит от управления таковой, начиная вести открытую борьбу против некоторых членов Святейшего Синода и его Обер-Прокурора. 15/28 декабря 1911 г. Гермоген посылает Всеподданнейшую телеграмму, в которой в довольно резкой форме высказывается в адрес отдельных иерархов, способствующих введению института диаконтесс, а также выступает против поминовения Русской Православной Церковью инославных покойников.

Резкие выступления Владыки не явились ни для кого новостью, так как, отстаивая свои принципиальные позиции, Гермоген и ранее обращал на себя внимание подобными выпадами в адрес некоторых представителей отечественной литературы – Д.М. Мережковского, В.В. Розанова, Л.Н. Андреева и др., требуя их отлучения от Церкви (См.: Церковные Ведомости. № 3, 1901; № 13, 1903; № 4, 1912; Кузнецов Н.Д. Забытая сторона дела епископа Гермогена. СПБ, 1912). В июне 1914 г. епископ Гермоген оказывается втянутым в историю с покушением на Г.Е. Распутина, организованным бывшим монахом Илиодором (С.М. Труфановым). Несмотря на абсолютную непричастность к этому делу, он все же был вынужден давать свои показания следствию, которое, памятуя о его дружбе с С.М. Труфановым, считает его все же косвенным участником этого происшествия.

В 1915 г. епископ Гермоген был переведен в Николо-Угрешский монастырь, относящийся к Московской епархии, где он и оставался до Февральской смуты 1917 г. Свое отношение к революции епископ Гермоген выразил более чем конкретно в следующих словах: «Я ни благословляю случившегося переворота, ни праздную еще мнимой “пасхи” (вернее же мученической Голгофы) нашей многострадальной России и исстрадавшегося душой духовенства и народа, ни лобзая туманное и “бурное” лицо “революции”, ни в дружбу и единение с ней не вступаю, ибо ясно еще не знаю, что и она есть сегодня и что она даст нашей Родине, особенно же Церкви Божьей завтра… А сложившуюся или “народившуюся” в “буре революции” власть Временного правительства считаю вполне естественным и необходимым – для пресечения и предупреждения безумной и губительной анархии – признавать и об этой власти молиться, дабы они всецело служили одному лишь благу Родины и Церкви».

О взаимоотношениях же Церкви и государства в те дни он писал дословно следующее: «Если государство желает быть долговечным, благополучным, свободным, оно должно поставить себе в непреложный закон хранить и оберегать (…) Церковь Православную, ее полную свободу и самоуправление» (Тобольские епархиальные ведомости. № 29 от 1.08.1917. С. 400–401).

23 февраля / 8 марта 1917 г. Гермоген был назначен на Тобольскую кафедру. Этому назначению в немалой степени способствовала протекция «революционного» обер-прокурора В.Н. Львова, сумевшего убедить членов Святейшего Синода в необходимости такового. Находясь в Тобольске, Гермоген ведет обширную переписку с Временным Правительством, в письмах к которому неоднократно предлагает перевести Царскую Семью в захолустный Тобольск, где местный совдеп не имел еще какого-либо заметного влияния на исполнительную власть, сосредоточенную в то время в руках Губернского комиссара В.Н. Пигнатти.

Иеромонах Илиодор (Сергей Михайлович Труфанов) (1881–1952) происходил из семьи дьякона хутора Б. Марьинской станицы Донского округа. В 1901 г. он становится слушателем Санкт-Петербургской Духовной Академии, где 29 сентября / 12 декабря 1903 г. принимает монаший постриг с именем Илиодор. Окончив академию в 1905 г., он становится преподавателем гомилетики в Ярославской Духовной Семинарии, однако в силу своего неуживчивого характера через год переводится на аналогичную должность в Новгород. Проработав в Новгородской духовной семинарии всего один месяц, иеромонах Илиодор бросает преподавательскую деятельность и переезжает в Почаевско-Успенскую лавру (относящуюся к Волынской епархии), где приобретает широкую известность антиреволюционного проповедника.

Из Почаевско-Успенской лавры иеромонах Илиодор уже в сентябре 1907 г. переводится в Житомирский архиерейский дом, откуда по прошествии полугода переводится в Саратовскую епархию, по пути в которую он заезжает за назначением к проживавшему в то время в Санкт-Петербурге епископу Гермогену.

В феврале 1908 г. 27-летний Илиодор становится настоятелем Архиерейского подворья и одновременно миссионером-проповедником. Центром своей деятельности Илиодор избирает один из монастырей Царицына. Здесь он развивает бурную деятельность, направленную исключительно на то, чтобы завоевать себе популярность в народе. С этой целью Илиодор организует различные службы и союзы, а также выступает с различными речами и проповедями. Преследуя свою давнюю потаенную мечту – быть рукоположенным в сан епископа, Илиодор, в целях карьеры, пытается воздействовать на национальные чувства русских людей, однако проделывает это с доходящей до вульгарности грубостью, дискредитируя тем самым сан священнослужителя. В своих стремлениях он не считался ни с какими средствами и зачастую использует для достижения таковых – обман, шантаж и подкуп. Подобная деятельность служителя не могла оставаться незамеченной и вскоре стала вызывать различные пересуды, появление которых никак не способствовало росту его дальнейшей популярности. Однако, несмотря на это, таковая была все же еще достаточно велика, благодаря в основном его миссионерско-проповеднической деятельности.

В качестве примера хочется привести выдержку одного из воззваний, в которой будущий вероотступник и ненавистник Царя, пособник гонителей Церкви и сотрудник ВЧК – иеромонах Илиодор, призывал: «Нет, братцы, не сдавайте Руси врагу лютому! Плюньте на все посулы царства жидовского! Идите, братцы, по стопам Христа! Мощной грудью крикните одним духом: “Прочь, жидовское царство! Долой сионизм! Долой красные знамена! Долой красную жидовскую свободу! Долой красное жидовское равенство и братство! Мы не желаем жидовского царства на Святой Руси!

Да здравствует один на Руси Батюшка-Царь, наш Царь православный, Царь Христианский, Царь Самодержавный!”» ( Платонов О.А. Терновый венец России. Заговор цареубийц. М., 1996. С. 100).

В этом же году, во время одной из поездок в Санкт-Петербург, Илиодор знакомится с Г.Е. Распутиным, встреча с которым происходила в доме архимандрита Феофана (Быстрова) – инспектора Санкт-Петербургской Духовной Академии, находящегося в дружеских отношениях с епископом Гермогеном. Разворачиваемая Илиодором деятельность не ограничилась одними выступлениями перед местной паствой. Деятельный инок задумал издавать в Царицыне два издания, из которых одно – наиболее полемическое, нарекает весьма своеобразным названием: «Гром и Молнии». Посредством этих изданий воинствующий иеромонах начинает открыто обличать не только большинство церковных иерархов, но и все правительство в целом, стремясь тем самым снискать себе еще большую популярность в народе. Главным тезисом этих обличений были, как правило, разговоры о высоком долге священника, обязанного обличать в грехах всех, независимо от его звания и положения в обществе. Однако за общими разговорами была, как правило, скрыта личная месть Илиодора, направленная в адрес противоборствующих ему сановников.

Общее положение дел в Саратовской епархии, оставлявшее и ранее желать лучшего, в связи с серьезным ослаблением церковной дисциплины ухудшилось еще больше после появления там «царицынского проповедника». Несмотря на неоднократные увещевания светских и церковных властей – навести в епархии должный порядок, таковые практически игнорировались епископом Гермогеном, втайне поддерживающим Илиодора в его начинаниях. Убедившись в тщетности своих увещеваний, Святейший Синод, по ходатайству Саратовского Генерал-губернатора – Графа И.Л. Татищева, Премьер-Министра П.А. Столыпина и с Высочайшего соизволения Государя, в марте 1909 г. решил перевести иеромонаха Илиодора в Минск, оставив его в аналогичной должности настоятеля Архиерейского подворья.

Не согласившись с этим решением, Илиодор прибыл в Санкт-Петербург, где решил прибегнуть к помощи ставшего к тому времени епископом Феофана. Получив решительный отказ последнего, Илиодор собрался было уже уходить, но в это время в гости к епископу заглянул Г.Е. Распутин, который, выслушав жалобы иеромонаха, обещал помочь во всем разобраться. Распутин не только сдержал свое слово, но и предоставил иеромонаху Илиодору возможность Высочайшей аудиенции у Государыни, происходившей в одном из домов Царского Села на третий день Пасхи 1909 г. В ходе этой встречи, состоявшейся в присутствии фрейлины А.А. Вырубовой, Илиодор клятвенно заверил Государыню, что прекратит свои выпады против правительства, а также вручил ей письменное в том обязательство. Возвратившись (по благословению Гермогена) назад в Царицын, Илиодор несколько поумерил свою деятельность, так как в самое ближайшее время ожидал приезда Г.Е. Распутина, пообещавшего лично посетить Саратовскую епархию. Приезд Г.Е. Распутина состоялся лишь в сентябре 1909 г., и Илиодор, вызванный Гермогеном в Саратов, вновь встречался со Старцем, прибывшим в город из Казани. Встретив Илиодора как старого знакомого, Григорий Ефимович имел с ним длительные беседы и поначалу даже не хотел его отпускать назад. Однако Илиодор, сославшись на занятость, все же упросил Старца его не задерживать и возвратился в Царицын, куда Г.Е. Распутин твердо пообещал ему приехать в ноябре 1909 г.

Встреча епископа Гермогена и Г.Е. Распутина происходила в монастыре, в более чем торжественной обстановке. Выступивший с проповедью Гермоген назвал Старца благодетелем и попросил собравшихся не забывать его в своих молитвах. Вечером следующего дня Гермоген отбыл в Саратов, а оставшийся в Царицыне Г.Е. Распутин попросил Илиодора познакомить его с почитателями последнего, чтобы иметь представление о его миссионерской деятельности.

Обходя в день по 50–60 домов и беседуя с их обитателями, Г.Е. Распутин стал понимать, что имеет дело не с простым проповедником, а с человеком, поставившим перед собой определенную цель. Однако, не желая поддаваться первому впечатлению, он приглашает Илиодора погостить у него в селе Покровском, куда они отправляются 27 ноября / 10 декабря 1909 г.

По прибытии на родину Старца Илиодор был тепло встречен его родными и размещен в его доме, как самый дорогой гость. За оказанное гостеприимство Илиодор отплатил черной неблагодарностью, украв у Г.Е. Распутина 5 писем, написанные ему в разное время Императрицей Александрой Федоровной и четырьмя ее дочерями, а также написанный рукою Государыни Манифест по поводу обретения Св. Мощей Серафима Саровского, которые он впоследствии использовал для шантажа.

Раскусив Илиодора, как нечистоплотного человека и карьериста, Г.Е. Распутин отказывает ему в своем ходатайстве, столь необходимом «царицынскому проповеднику» для получения необходимых денежных сумм, которые он вознамеривался потратить на свою миссионерскую деятельность во время поездок по городам Волги, а также на расширение тиража выпускаемой им газеты «Гром и Молнии».

Месть иеромонаха не заставила себя долго ждать. Прибегнув к привычной для него лжи, Илиодору, за довольно короткий срок, удается оклеветать Распутина в глазах своего архиерея, ловко используя при этом посредничество епископа Феофана, разуверившегося к тому времени в святости Старца и имеющего на этот счет свое собственное суждение.

Чувствуя за собой поддержку двух иерархов, Илиодор приблизительно с марта 1910 г. начинает сначала исподтишка, а затем и открыто травить Г.Е. Распутина, распуская о нем самые нелепые и грязные слухи. В конце 1910 г. Илиодор уличается в лживой демагогии, распространении клеветнических слухов, а также в многочисленных провокациях и карьеризме. В феврале 1911 г. в Царицын командируется Флигель-Адъютант Полковник А.Н. Мандырко, который имел личное поручение Государя разобраться на месте в клеветнических обвинениях, выдвигаемых против Г.Е. Распутина, а также установить причину и источник их происхождения. Проведя дознание, Полковник Мандырко приходит к выводу о вредной деятельности иеромонаха Илиодора и рекомендует удалить его из Царицына за вредную агитацию, затрагивающую не только Святейший Синод, но и лично Самого Государя. Вскрывшиеся в ходе дознания факты выявили явные интриги иеромонаха Илиодора и покровительствующих ему епископов – Гермогена и Феофана. 16/29 декабря 1911 г. иеромонах Илиодор, действующий по поручению епископа Гермогена, заманил Г.Е. Распутина к нему домой, где, при содействии еще двух лиц, последний был подвергнут избиению, после которого, по словам участников этой истории, владыка обратился к нему со следующей речью: «Ты обманщик и лицемер, ты изображаешь из себя святого старца, а жизнь твоя нечестива и грязна. Ты меня обошел, а теперь я вижу, какой ты есть на самом деле, и вижу, что на мне лежит грех – грех приближения тебя к Царской семье. Ты позоришь Ее своим присутствием и своими рассказами, ты порочишь Имя Царицы, ты осмеливаешься своими недостойными руками прикасаться к Ея Священной Особе. Это нельзя терпеть дальше. Я заклинаю тебя Именем Бога Живого исчезнуть и не волновать русского люда своим присутствием при Царском Дворе» ( Платонов О.А. Заговор цареубийц. Ч. 1. М., 1996. С. 89).

В ответ на требования Гермогена Г.Е. Распутин заявил, что не подчинится ему, а покинет столицу не иначе как по повелению Государя. Озлобленные заговорщики привели старца в храм, где ими была предпринята еще одна попытка взять с него клятву перед иконой со Св. Мощами. Потерпев и на этот раз неудачу, они попытались оскопить Г.Е. Распутина, однако последний, воспользовавшись их замешательством, сумел вырваться из рук мучителей и, выбежав на улицу, скрыться. Буквально через несколько часов о случившемся было доложено Государю, который потребовал от Святейшего Синода принятия самых решительных мер.

В свою очередь, слух об этом происшествии моментально облетел весь город и, по мере своего дальнейшего распространения, обрастал все новыми и новыми «подробностями». Не желая еще больше будоражить общественность самим фактом пребывания в Санкт-Петербурге епископа Гермогена, Святейший Синод предложил ему покинуть столицу и вернуться в Саратов. В ответ на это Гермоген стал апеллировать к общественному мнению и писать многочисленные статьи в либеральные газеты, в которых продолжал свои нападки на Распутина, а также выступал в защиту Илиодора и пониженного в должности епископа Феофана.

3/16 января 1912 г. обер-прокурор Святейшего Синода прислал Гермогену письменное уведомление о его увольнении от присутствия в Синоде, в котором ему, в частности, предписывалось не позднее следующего дня выехать во вверенную ему епархию. Однако Гермоген, вступивший на путь открытой конфронтации со Святейшим Синодом, не пожелал подчиниться и этому, уже официальному его решению, вследствие чего был отстранен от управления Саратовской епархией, понижен в сане и сослан в Жировицкий монастырь (См.: Тобольские епархиальные ведомости. 1918, № 18–20. С. 260).

Иеромонах Илиодор также не избежал наказания. Решением Святейшего Синода от 5/18 января 1912 г. местом его дальнейшего пребывания была назначена Флорищева пустынь, представляющая из себя отдаленную обитель, расположенную во Владимирской губернии. Находясь во Флорищевой пустыни, Илиодор не прекращает вести свою клеветническую кампанию против Г.Е. Распутина. Будучи своего рода арестантом, он использует единственное, находящееся в его распоряжении средство – письма, которые он пишет в самые различные инстанции, включая, в первую очередь, Святейший Синод.

Не добившись желаемого результата, Илиодор 25/8 мая 1912 г. подает в Святейший Синод прошение, в котором, в буквальном смысле этого слова, ставит перед ним ультиматум:

« Или предайте суду Распутина за его ужасные злодеяния, совершенные им на религиозной почве, или снимите с меня сан. Я не могу помириться с тем, чтобы Синод, носитель благодати Св… Духа, прикрывал «святого черта», ругающегося над Церковью Христовой!

Знайте, что я в заключении готов сгнить, я – монах, но с осквернением достояния Господня я не помирюсь!

Иеромонах Илиодор» [ Илиодор (Сергей Труфанов). Святой черт (Записки о Распутине). М., 1917. С. 156].

Не получая ответа на свои послания, Илиодор в знак протеста окончательно замыкается в своей келье, прекращая посещать и церковные службы. Не поддаваясь каким-либо увещеваниям, он продолжает забрасывать Святейший Синод своими письмами, в которых теперь уже всячески поносит церковных иерархов, обвиняя их в отступничестве от Веры. 6/19–7/20 ноября 1912 г. Илиодор направил в Святейший Синод свое очередное послание, в котором он уже не только упрекал его членов, но и делал им открытый вызов, превзошедший по своей крамоле все написанное им ранее:

«Я же отрекаюсь от вашего Бога,

Отрекаюсь от вашей Веры,

Отрекаюсь от вашей Церкви,

Отрекаюсь от вас, как от архиереев» (Илиодор. Указ. соч. С. 175).

Не желая и далее терпеть выходки кощунствующего монаха, Святейший Синод на своем заседании от 30 ноября / 13 декабря – 4/17 декабря 1912 г. решает лишить Илиодора священного сана, о чем и объявили последнему через своих представителей 9/22 декабря 1912 г.

320

Сведения об этих офицерах были получены автором из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», который, в свою очередь, почерпнул таковые из воспоминаний И.Я. Коганицкого: «Тут же были обнаружены два офицера “Кириллов и Мефодиев” (их фамилии прискакавшие с фронта на 2 недели (так гласил их документ) отдыхать. Это в такой город, как Тобольск на Севере Сибири, имея только двухнедельный отпуск, они скакали отдыхать! Они шатались ночью вокруг дома Николая. Часовые гонялись за ними, но не поймали, а днем один из часовых опознал одного из них. Я их арестовал и отправил в Тюмень» ( Коганицкий И.Я. Указ. соч.).

Какими-либо сведениями о времени приезда «Кириллова» и «Мефодиева» (фамилии этих офицеров, безусловно, являлись вымышленными) автор данного издания не располагает, однако, опираясь на воспоминания упомянутого выше Коганицкого, следует считать, что их появление в Тобольске относилось ко времени появления там М.С. Хитрово.

321

Сведения о «братьях «Р» (Раевских) были почерпнуты автором из книги П.М. Быкова «Последние дни Романовых», который, в свою очередь, позаимствовал их из воспоминаний бывшего Штаб-Ротмистра К. Соколова, написанные им в июле 1922 г. и опубликованные в многотомном издании Г.В. Гессена «Архив Русской революции».

Однако помимо указанного источника, Быковым, безусловно, были использованы сведения из упомянутых уже воспоминаний И.Я. Коганицкого, опубликованные также в 1922 г. (см. примечание 71).

Говоря о «братьях Раевских», нельзя не рассказать несколько подробнее об одной из попыток спасения Царской Семьи, превратившейся в жалкий фарс благодаря неумелой организации всего дела и абсолютной непригодности к исполнению такового некоторых заинтересованных в нем лиц.

В своих воспоминаниях К. Соколов рассказывал о том, что, находясь в Москве в начале декабря 1917 г., он пожелал вступить в одну из подпольных офицерских организаций, возглавляемых «одним генералом». Вскоре К. Соколов был приглашен на одну из встреч, состоявшуюся в квартире «присяжного поверенного П.», где он был представлен епископу Камчатскому Нестору. Вот как описывает эту встречу сам К. Соколов:

«В назначенный час я звонил в квартиру П. Впустил меня сам хозяин и попросил обождать в кабинете. (…) Минут через 15 дверь отворилась, и я увидел высокого красивого священника и за ним П. Священник оказался епископом Камчатским Нестором. Благословив меня, он вышел.

Мы сели. Задав несколько вопросов о моей биографии, П. замолчал. Так прошло несколько секунд. Затем он поднялся и сказал: “Надо спасти Царя, медлить нельзя; он в опасности”. (…)

Я отвечал, что готов сделать все, что от меня потребуется.

П. волнуясь начал говорить, перескакивая с одного предмета на другой: об опасности, угрожающей Государю, о необходимости восстановления монархии, о войне, о подборе для выполнения задачи надежных людей» ( Соколов К. Попытка освобождения Царской семьи, декабрь 1917 г. – февраль 1918 г. // Архив Русской революции. Т. ХVII. С. 281).

В качестве первого задания «присяжный поверенный П.» предложил К. Соколову съездить в один из монастырей, где, встретившись с председателем Союза Хоругвиеносцев, передать ему тюк с прокламациями, призывающими к организации ячеек, необходимых для созыва Всероссийского Земского Собора. Помимо этого, К. Соколов был проинформирован в том, что в стенах этого монастыря находится 300 офицеров и еще 100 – из числа выздоравливающих, среди которых ему предстояло отобрать кандидатов для задуманного ими предприятия. Прибыв на место, К. Соколов выяснил, что упоминаемые 300 офицеров там отсутствовали вовсе, а число выздоравливающих сводилось к семи калекам, из коих наиболее боеспособным являлся лишь один из них, потерявший руку.

Вернувшись в Москву, К. Соколов доложил «П» о своих наблюдениях, в которых указал на его неосведомленность. В свою очередь, «П» не обратил на это никакого внимания и перевел тему дальнейшего разговора на Ротмистра «М.С.Л.», хорошо знакомого К. Соколову. В ходе последующих встреч с этим человеком К. Соколов смог познакомиться с ним поближе и составить о нем более определенное мнение. Характеризуя его, Соколов особо подчеркивал, что «П» был «сам буквально соткан из нервов. Дальнейшие частые свидания позволили мне ближе познакомиться с П. Нервный, большой фантазер, но искренний и фанатик. Особенно меня поразило то, что он верил в успех нашего предприятия, потому что ему предсказал, что все удастся, старец Зосима. На меня предсказывания неизвестного Зосимы не произвели никакого впечатления, и я бы совсем перестал верить “П” и в возможность нашей задачи, если бы не епископ Нестор, который часто присутствовал при наших беседах и своими редкими, всегда дельными замечаниями показывал себя как человек большого ума. Он был с нами, и я был спокоен» ( Соколов К. Указ. соч. С. 281–282).

31 декабря 1917 г. «П», наконец, объявил, чтобы они были готовы: прибыл курьер из Тобольска и наконец-то назначен их непосредственный руководитель. И с тем и с другим Соколов познакомился через два дня (2/15.1.1917), прибыв в назначенный срок в один из лазаретов, расположенных на Яузском бульваре. Вместе с ним по указанному «П» адресу прибыли еще два его сослуживца – поручики «М» и «Г». Очутившись в одной из пустых палат, упомянутые выше лица встретились с «П», епископом Нестором и неизвестным полковником, грудь которого украшали ордена Св. Георгия и Почетного Легиона. Неизвестный Георгиевский Кавалер оказался командиром одного из пехотных полков полковником «Н.», который был представлен прибывшим как их будущий начальник. Вскоре к месту назначенной встречи прибыл и курьер, оказавшийся Лейб-Гвардии Московского полка Поручиком Раевским, который, со слов К. Соколова, был еще «совсем мальчик».

Поручик Раевский доложил собравшимся о том, что он и его брат были отправлены в Тобольск еще за два-три месяца до большевистского переворота и действовали там по поручению В.М. Пуришкевича. С его слов получалось, что буквально весь город проникнут промонархическими настроениями и что в нем имеются достаточно сильные организации, способные оказать реальную помощь в похищении Царской Семьи. Далее Поручик Раевский посвятил присутствующих в свой план, согласно которому похищение Царской Семьи предполагалось произвести во время ее выхода в храм. Не согласившись с доводами Раевского, полковник «Н» предложил свой план действий, согласно которому:

«В первую голову в Тобольск должны отправиться шт. р. Соколов и поручики М. и Г., и с ними – Р. Общая задача: наблюдение, вхождение в связь с местными монархическими организациями, выяснение их численности и боеспособности. В отдельности: шт. р. Соколову – разведка дома Государя, численность охраны, расположение ее постов. Поручику М. – сведения о перевязочных средствах, места подстав. Поручику Г. – разведка на случай захвата телеграфа.

Предполагается вывезти Семью в Троицк, занятый оренбуржцами Дутова.

В окрестности для разведки (настроения, подставы) будут командированы в район Екатеринбург – Тюмень – Омск 20 человек под командою ротмистра Л. Для окончательного выполнения задачи прибудут 100 гардемаринов с полковником Н. Отъезд из Москвы 1-й партии 6-го января» ( Соколов К. Указ. соч. С. 282).

6/19 января 1918 г. Соколов вместе с «М» и «Г» прибыли в лазарет, где уже находились «П», епископ Нестор, а также Поручик Раевский. Здесь им выдали комплект солдатского обмундирования (включая нижнее белье) и по 2000 рублей на каждого человека. Документами, удостоверяющими личности К. Соколова, «М» и «Г», послужили предусмотрительно захваченные ими из полка чистые бланки отпускных билетов, снабженные печатями, которые теперь были заполнены на имя нижних чинов Стрелкового полка 1-й кавалерийской дивизии, с сохранением, однако, подлинных фамилий заговорщиков.

В 10 часов вечера этого же дня все назначенные в поездку лица встретились на Ярославском вокзале и, не без труда заняв себе место в одном из вагонов, выехали в сторону Екатеринбурга. Проследовав через Ярославль – Вологду и Вятку, заговорщики, по прошествии нескольких дней, прибыли в Екатеринбург, где должны были сделать пересадку на поезд, следующий до Тюмени.

Ожидая на станции «Екатеринбург-I» поезда на Тюмень, упомянутые офицеры стали расспрашивать Поручика Раевского об их первых шагах, которые им надлежало бы сделать по приезде в Тобольск. В первую очередь это касалось квартиры, в которой им предстояло остановиться. В ответ на это Поручик Раевский заявил, что не может пояснить что-либо конкретное по этому вопросу, так как во время своего пребывания в Тобольске он останавливался в гостинице и жил там под чужой фамилией. В ходе этой беседы К. Соколов и его товарищи пришли к выводу о том, что бывший эмиссар В.М. Пуришкевича если и был в Тобольске, то занимался там чем угодно, только не подготовкой побега Царской Семьи.

Прибыв в Тюмень поздно вечером 12/25 января 1917 г., офицеры остановились на ночь в одной из самых дешевых гостиниц, где, несмотря на свой «солдатский вид», вызвали подозрения у ее владельца.

Переночевав вчетвером в одном из номеров, заговорщики, утром следующего дня, решили отправиться на поиски лошадей до Тобольска, так как обещанные в Москве Раевским – «готовые лошади» оказались, как выяснилось, его полнейшим вымыслом.

Поиски лошадей заняли все утро, однако ближе к полудню им все же удалось нанять для себя тройку, на которой они смогли выехать в путь около 14 часов дня.

Зимний путь до Тобольска представлял собой в то время санную дорогу в 269 верст, состоящую из 8 перегонов. Проделав таковой меньше чем за полутора суток, заговорщики 14/27 января благополучно добрались до Тобольска, в который въехали около 8 часов вечера.

По прибытии в Тобольск Поручик Раевский сразу же отправился в гостиницу, где проживал его брат, а К. Соколов и приехавшие с ним офицеры проследовали вместе с ямщиком на один из постоялых дворов, располагавшихся на окраине города.

Утро следующего дня посланцы Москвы провели в поисках сдающейся внаем квартиры. В конце концов, это удалось и им, выражаясь языком К. Соколова, посчастливилось найти «отдельный флигелек у почтенного старца», согласившегося сдать таковой, прельстившись, как видимо, помесячной оплатой в 55 рублей и выплатой таковой вперед сразу за три месяца.

За поздним временем, переезд на новую квартиру был отложен до следующего дня, а столоваться, по совету Раевского, было решено в лучшей столовой города – «Россия», имевшей несравнимо дешевые с Москвой цены.

Вечером этого же дня, за ужином К. Соколов и его попутчики познакомились с Раевским-старшим, рассказы которого являли собой полную противоположность тем сообщениям, которые, находясь в Москве, делал его младший брат.

Так, например, выяснилось, что монархически настроенное население – небольшой кружок местной интеллигенции, а готовые помочь организации – не что иное, как организация местных бойскаутов, находящаяся под началом одного из них – старшего бойскаута, представить которого К. Соколову Раевский-старший пообещал на следующий день.

Проведя целый день в поисках квартиры, штаб-ротмистр К. Соколов и прибывшие с ним поручики «М» и «Г» достаточно хорошо изучили Тобольск, вследствие чего решили вернуться на постоялый двор не прямым, а окольным путем, который, по их расчетам, должен был пройти мимо «Дома Свободы».

Подойдя ближе к бывшему Губернаторскому дому, они решили пройти по расположенному близ дома переулку (части перегороженной забором изгороди), однако, заметив патруль, изменили маршрут и, свернув на улицу Свободы, зашагали по ней, не таясь от патруля. Дойдя, таким образом, до рыночной площади и убедившись, что шедший следом патруль потерял их из вида, свернули в ближайший проулок, по которому вскоре добрались до торца здания казарм, примыкавших к территории дома.

Заглянув из любопытства в окна, заговорщики увидели спящих солдат, а также охранявший их сон внутренний наряд, расположившийся невдалеке от винтовочной пирамиды, близ которой находилось два пулемета.

На следующий день Штаб-Ротмистр Соколов, вместе со своими товарищами, перебрался на новую квартиру, где провел с ними свое первое совещание о дальнейшем плане совместных действий и распределение соответствующих обязанностей для каждого из них.

Таким образом, в ходе трехдневных наблюдений за «Домом Свободы» и сложившейся в городе обстановки было установлено:

«Большевистского переворота в городе не было, комиссар Временного правительства, по падении его по собственному почину, передал власть С.Р. и С.Д., состоявшему из с.-д. меньшевиков, враждебно настроенных против большевиков, и призывающему защищать Учредительное собрание. Погоны гарнизон и милиция сняли на третий день нашего приезда. Гарнизон – охрана Государя – 300–350 ч. из Гвард. стрелковой дивизии, хорошо одетых, выправленных, представляющих собой серьезную силу. Местная команда – постепенно разбегающаяся, грязная и оборванная – человек около 50.

Милиция – из старых (частью) городовых с комиссарами из бывших околоточных – несущая отлично службу. Это наши враги. В городе нарождался «Союз фронтовиков», «проливавших кровь» и «мерзших в окопах» и поэтому настроенных большевистски и точащих зубы на охрану «отожравшую морду на народном хлебе» и милицию, занявшую теплые места в ущерб фронтовикам, и на С.Р. и С.Д., идущих рука об руку с первыми. Подлаживаясь под их настроение, мы скоро стали у них на хорошем счету, чего нельзя сказать про охрану и приходилось даже избегать разговоров с нею, т. к. она задавала вопросы с целью раскусить нас. Настроение населения по отношению к Царю скорее равнодушное, но во всяком случае не злобное. Представленный мне (К. Соколову. – Ю.Ж. ) Р. глава монархической организации, старший бойскаут, юноша 16–17 лет, смотревший на меня с восторгом, познакомил меня со своими силами. Всех около 30 человек, в возрасте от 10 до 17 лет.

Отдельные наши задачи:

1. Перевязочные средства, изучение курса всех ямщиков, количество лошадей у каждого в Тобольске и далее по пути до Тюмени и Ялуторовска.

2. Телеграф трудности для захвата не представляет; достаточно 5–6 чел., т. к. выход один.

3. Дом Государя, помещение охраны, офицеров, постов, их жизнь.

После 6 декабря, когда на молебствии дьякон провозгласил многолетие Царствующему дому, Царю и Семье запрещено ходить в церковь. Богослужения совершались на дому.

Дом двухэтажный, фасадом на ул. Свободы. К нему по ул. Свободы примыкает ограда деревянная, окружающая двор. Справа ограда упирается в дома, слева идет до угла, затем заворачивает, преграждая вдоль улицу, перпендикулярную к ул. Свободы и делая из нее узкий переулок, и заканчивается у ворот около входа в казармы. Офицеры помещаются наискось, на противоположной стороне ул. Свободы в особняке. Постов наружных – I и II – у ворот, у входа в казарму. Днем проход свободный по тротуару близ дома, ночью по противоположной стороне или по улице. К узкой улице примыкает городской сад. Хождение по узкой улице и днем, и ночью» ( Соколов К. Указ. соч. С. 285).

Таким образом, на основании полученных наблюдений стало очевидным, что планируемое похищение Царской Семьи должно состояться именно ночью, так как большая часть охраны в это время спит, а морозная погода не позволит поднятым по тревоге выскочить на улицу полуодетыми.

Однако для того, чтобы привести все задуманное в действие, требовалось присутствие 100 обещанных гардемаринов, прибытие которых ожидалось со дня на день. Это обстоятельство создавало, в свою очередь, серьезную проблему, связанную с их размещением. Непосредственно сам Тобольск, жители которого довольно хорошо знали друг друга, никак не подходил для этой цели, т. к. появление в городе такого огромного количества новых людей не могло не вызвать естественных подозрений. В силу этих обстоятельств К. Соколов и его товарищи стали думать о возможном размещении гардемаринов в окрестностях города, однако, так и не решив для себя что-либо определенного, сочли нужным посоветоваться по этому вопросу с братьями Раевскими.

Придя в гостиницу, где проживали Раевские, они узнали, что братья решили оттуда съехать в снятую ими комнату, в результате чего планируемое совещание было предложено перенести на завтра.

Возвращаясь домой, К. Соколов и его спутники прошли мимо «Дома Свободы» по суженной забором улице, за которым увидели Великую Княжну Татьяну Николаевну, стоящую на снежной горке. При их приближении к ней Великая Княжна сбежала вниз, однако вскоре предстала перед ними со своими Августейшими Сестрами и Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем.

Не будучи представленными Царственным Особам и не имея возможности обменяться с Ними хотя бы знаками, заговорщики тем не менее поняли, что привлекли Их внимание отнюдь не случайно и что об их миссии известно Царской Семье.

Посетив Раевских на следующий день, К. Соколов застал братьев Раевских за более чем странным занятием: братья сидели за столом и увлеченно рисовали человеческие фигуры, облаченные в одежды времен Ивана Грозного…

Увидев недоумение К. Соколова, братья Раевские пояснили, что это будущая форма Собственного Его Императорского Величества Конвоя, предназначенная для лиц, освободивших Государя из тобольского плена. Вслед за этим Раевские сообщили ему о своем плане увоза Царской Семьи в Обдорск, а не на Троицк, как было намечено ранее.

Все это не могло не вызвать естественного возмущения К. Соколова, выразившегося в самых резких выражениях.

Чтобы хоть немного сгладить возникший конфликт, братья Раевские сообщили К. Соколову о том, что им удалось наладить связь с Государем при посредстве Его духовника – отца Алексея (А.П. Васильева) – настоятеля храма Благовещения. Из дальнейших рассказов Раевских выходило, что Государь знает о цели их прибытия и в принципе не возражает против Его похищения. Однако ставит перед заговорщиками одно-единственное условие: – увоз вместе с Царской семьей всех лиц, которые пожелали разделить с Ними свою участь, отправившись в добровольное изгнание.

Может быть, К. Соколов и не поверил бы братьям Раевским, если бы правдивость их рассказа не подтверждалась бы, во-первых, вчерашней встречей, а во-вторых, этим весьма похожим на правду пожеланием Государя, которое, по мнению К. Соколова, «вполне могло быть в Его характере».

Напомнив о цели своего прихода – размещении гардемаринов, К. Соколов услышал от Раевских, что не далее чем сегодня они посетили епископа Гермогена, с которым переговорили по данному вопросу. Последний, с их слов, посоветовал обратиться за помощью в Ивановский женский монастырь, находившийся в 7 верстах от города. Других, более подходящих мест, Раевские не знали.

Указанное Раевскими место показалось К. Соколову более чем странным. Не меньшее удивление вызвало еще и то, что этот более чем нелепый совет исходил от епископа Гермогена, имя которого никак не вязалось с какими-либо авантюрными проектами.

Уходя от Раевских, К. Соколов попросил их узнать через о. Алексея наличие постов внутри «Дома Свободы», а в случае существования таковых постараться выяснить места их расположения.

Придя домой, Соколов поделился последними впечатлениями с Поручиками «М» и «Г», которые привели их в еще более удрученное состояние.

На следующий день, захватив с собой оружие, К. Соколов и его товарищи отправились в Ивановский монастырь. В монастыре их встретили довольно приветливо, угостили монастырской трапезой и разместили в одном из номеров подворья. Поводом для такого радушия послужило не столько монастырское гостеприимство, сколько естественная боязнь монахинь перед незнакомыми людьми, облаченными к тому же в солдатское обмундирование, ассоциирующееся у них с поборами и грабежами.

Поздним вечером этого же дня в номер к прибывшим офицерам неожиданно ввалился полупьяный солдат, который принялся приставать к ним со всяческими вопросами, рассказывая, что он, как и они, прибыл с фронта. Хмель солдата, как, собственно, и его внешний вид, показались заговорщикам весьма подозрительными, и поэтому они, хоть и не без труда, постарались от него избавиться в самом скорейшем времени. Как выяснилось позднее, эти опасения оказались не напрасными, так как «выпивший солдат» на деле оказался сотрудником тобольской милиции, осуществлявшим за ними негласное наблюдение.

Утром следующего дня в номер к заговорщикам пришла монахиня, которая разбудила их к ранней обедне. Поручики «М» и «Г» пошли, а Штаб-Ротмистр К. Соколов пожелал остаться в номере, несмотря на усиленные уговоры разбудившей их монахини. После обедни приходившая ранее монахиня предложила постояльцам временно покинуть номер для того, чтобы прибраться и помыть пол. В этой ситуации заговорщикам ничего не оставалось делать, как подчиниться и отправиться искать помещение для гардемаринов, так как Ивановский монастырь явно не подходил для этой цели.

За время их вынужденного отсутствия посетивший их сотрудник милиции (по инициативе которого было затеяно мытье полов) произвел в номере обыск, в ходе которого обнаружил в их личных вещах зубные щетки и пасту, наличие которых убедило его в том, что перед ним – переодевшиеся офицеры.

Не найдя каких-либо пригодных для этой цели помещений (в ближайшей округе монастыря вообще не было каких-либо жилых построек), заговорщики к вечеру этого же дня возвратились в Тобольск, а Штаб-Ротмистр К. Соколов, не заходя домой, отправился к братьям Раевским, чтобы сообщить им о постигшей их неудаче. На его условный стук в окно выглянул Раевский-младший и, быстро проговорив: «Мы арестованы, на кухне сидит милиция», – скрылся.

Возвратившись домой, Соколов рассказал своим товарищам о произошедшем. Впав в заметное уныние, заговорщики решили немедленно покинуть Тобольск, в случае ареста хотя бы одного из них.

Утро следующего дня (22.1/4.2.1917) было морозно (33 градуса ниже нуля) и ветрено. Плохо переносивший мороз, Поручик Г. остался дома, а Штаб-Ротмистр К. Соколов вместе с поручиком М. отправились на базар.

Вскоре после их ухода к ним на квартиру пришли 10 милиционеров во главе с большевистским активистом И.Я. Коганицким, представившимся членом Тобольского Совета рабочих и солдатских депутатов. Изъяв имевшееся оружие (3 револьвера Нагана) и произведя поверхностный обыск силами милиции, И.Я. Коганицкий объявил Поручику «Г» об аресте. Желая узнать причину такового, «Г» обратился к нему за объяснениями, от которого, к немалому для себя удивлению, узнал, что он арестован по подозрению… в ограблении монастыря!

По дороге домой Штаб-Ротмистр К. Соколов и его товарищ увидели идущего им навстречу Поручика «Г», следовавшего в сопровождении милиционера, несущего их револьверы. На их вопрос: «Митя, куда?» – он смог лишь сказать: «Я арестован», – после чего проследовал дальше.

Все увиденное сильно удручило оставшихся на свободе заговорщиков, которые, не заходя домой (где их наверняка ждала засада), решили обсудить создавшееся положение в столовой «Россия», где их появление уже давно не привлекало внимания ее завсегдатаев. В ходе короткого совещания отъезд из Тобольска был отложен на неопределенное время, так как природная правдивость Поручика «Г» могла бы только усугубить его и без того сложное положение в случае их внезапного исчезновения из города. Придя к этому выводу, К. Соколов и его товарищ решили не принимать каких-либо конкретных действий и полностью предаться судьбе.

Спрятав деньги в мягкую мебель, они принялись за обед, но, едва только начав таковой, обратили внимание на вошедших в зал 5–6 милиционеров во главе с неизвестным им лицом, одетым в солдатскую форму. Подойдя к ним и представившись членом Тобольского совдепа (это снова был И.Я. Коганицкий), последний объявил офицерам об их аресте и попросил проследовать за ним.

По прошествии некоторого времени оба заговорщика были доставлены в один из городских отделов милиции (точнее, в Участок № 3, в ведении которого, согласно административному делению, находилась та часть городской территории, на которой проживали и были зарегистрированы К. Соколов и его товарищи), где уже находился ранее доставленный сюда Поручик «Г». В Участке № 3 всех арестованных рассадили по разным углам и стали по очереди вызывать на допрос, который производился комиссаром этого участка в присутствии И.Я. Коганицкого.

По словам Соколова, их ответы сводились к следующему: «Мы не офицеры, т. к. таковых теперь нет, если хотите “бывшие”. Приехали в Тобольск из-за дешевизны и спокойной жизни, как пункт, удаленный от железной дороги. Хотим здесь остаться и искать работы. С Р. (Раевскими. – Ю.Ж. ) знакомы. С одним познакомились в пути, с другим здесь. Больше знакомых нет. О пребывании Государя знали, но не придавали этому значения, думая что это не может нарушить жизнь» ( Соколов К. Указ. соч. С. 287).

Так как ответы всех арестованных были аналогичны, то их вскоре отпустили, отобрав тем не менее документы и взяв с них подписку о невыезде.

На следующий день заговорщики были вызваны к начальнику Тобольской милиции С. Волокитину. После официального допроса каждого из них в отдельности С. Волокитин собрал их для неофициальной беседы, во время которой разъяснил подлинную причину их задержания.

Со слов К. Соколова, он «сказал нам, что подозрение в ограблении монастыря это лишь ширма, а нас подозревают в сношениях с Государем и следят за нами почти с самого приезда или, вернее, с нашего ночного обхода дома Государя. Делается это по приказанию Совета. Пьяный солдат в монастыре – агент сыскного отделения, произведший обыск во время фиктивного мытья пола; похвалил, что Г. не скрыл револьвера и что мы не скрывали то, что мы офицеры, т. к. у нас нашли зубные щетки и пасту. Арест Р. был вызван тем, что они при перемене квартиры прописались в том же участке своей настоящей фамилией, живя 4 месяца под чужой. При допросе показали, что не знакомы с нами, хотя нас видели постоянно обедающими и гуляющими вместе с Р. Все это еще более усиливало подозрения против нас. Сказал, что все наше дело находится в Совете и, пожелав благополучно выбраться из этой истории, сердечно пожав нам руки, отпустил нас» (Соколов К. Указ. соч. С. 288).

В этот же день московские эмиссары были допрошены в местном совдепе, в котором им пояснили, что они были арестованы членами Следственной Комиссии и солдатами из числа Отряда особого назначения. Всяческими правдами и неправдами им все же удалось убедить членов совдепа о своей непричастности к налаживанию связей с находившейся в городе Царской семьей.

А вскоре присланный из Москвы человек сообщил им, что в связи с отсутствием финансирования намеченные мероприятия не состоятся, почему им всем следует возвращаться назад. А еще через некоторое время милиционер принес предписание покинуть Тобольск в 24 часа, что, собственно говоря, и было сделано.

322

Письмо от Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны было обнаружено на квартире епископа Гермогена во время обыска и последующего за ним его ареста.

Из воспоминаний П. Жильяра «Трагическая судьба Николая II и его семьи: «Церковные службы происходили сперва в доме, в большой зале верхнего этажа. Священнику церкви Благовещения, дьякону и четырем монахиням Ивановского монастыря было разрешено приходить для служения. Но за отсутствием антиминса было невозможно служить обедню… Это было большое лишение для семьи. Наконец 21 сентября н. с., по случаю праздника Рождества Богородицы, всем узникам было впервые разрешено пойти в церковь. Это была большая радость для них, но подобное утешение они получали впоследствии лишь очень редко.

В эти дни все вставали очень рано и, когда были в сборе во дворе, выходили сквозь маленькую калитку, ведущую в общественный сад, через который шли между двух рядов солдат. Мы всегда присутствовали только у ранней обедни и оказывались в едва освещенной церкви почти одни; народу доступ в нее был строжайше запрещен».

Вот что сообщала по этому поводу газета «Тобольский рабочий» № 1 (7) от 6 января 1918 г. в статье «Дело о титуловании семьи Романовых»:

«27 декабря в Исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов поступило заявление от общего собрания Отряда особого назначения о том, что на богослужении 25 декабря в Благовещенской церкви диакон Евдокимов с ведома священника Васильева в ектении титуловал бывшего царя и царицу «их величествами», детей – «высочествами». Отряд требовал немедленного ареста обоих. Настроение было повышенное, грозившее вылиться в самосуд. Исполнительный Комитет Совета с представителями всех революционных организаций и городского самоуправления решил пригласить обоих лиц и выяснить обстоятельства дела. Опрос не привел к выяснению виновного, так как показания обоих противоречили и самим себе, и показаниям друг друга.

Поэтому было решено о происшедшем довести до сведения прокурора и епископа, а диакона и священника подвергнуть домашнему аресту во избежание самосуда и в целях гарантии дознания. Кроме того, еще выяснился факт крайне необычного привоза в Тобольск, и именно в Благовещенскую церковь, Абалакской иконы. Все это, в связи с тревожным настроением среди отряда, а также в связи со слухами о развитии в Тобольске монархической агитации, дало возможность прокурору возбудить дело по признакам 129 статьи о покушении на ниспровержение существующего строя.

Пока шел вопрос о квалификации преступления, диакон и священник нарушили данную ими подписку о невыходе из дому: первый отправился к архиерею, второй выехал в Абалак. Совет образовать нашел недостаточным судебное официальное следствие и постановил образовать Революционно-Следственную Комиссию, которой поручил выяснить корни монархической агитации в Тобольске и окрестностях, облекши эту комиссию полномочиями и передав ее в ведение Революционно-демократического Комитета. В состав комиссии вошли Желковский, Иваницкий, Коганицкий и кандидаты Никольский и Филиппов».

323

Наряду с объяснениями диакона Александра Евдокимова и о. Алексея Васильева Тобольский совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов получил письменное объяснение епископа Гермогена, который, объясняя действия своих подчиненных, пояснил, что, во-первых: «Россия юридически не есть республика, никто ее таковой не объявлял и объявить не правомочен, кроме предполагаемого Учредительного собрания», а во-вторых, «по данным Священного писания, государственного права, церковных канонов и канонического права, а также по данным истории, находящиеся вне управления своей страной бывшие короли, цари и императоры не лишаются своего сана, как такового, и соответственных им титулов», посему он в поступке о. Алексея «ничего предосудительного» не усмотрел.

324

В оригинале текста начало данной фразы пропущено и ее текст начинается с этих слов.

325

Имеется в виду бывший член Государственной думы Н.Е. Марков (2-й).

326

Этим человеком был бывший Корнет Крымского Конного Ее Величества полка С.В. Марков.

327

Прапорщик П.М. Матвеев никаких дневников не вел, а впоследствии (в начале 20-х годов) написал для Уральского Истпарта свои воспоминания «Царское Село -Тобольск - Екатеринбург (Записки-воспоминания о Николае Романове), в коих и была означенная фраза.

328

Вероятнее всего, П.З. Ермаков имеет в виду телеграмму от 3 января 1918 г.:Телеграммаг. Москва. ВЦИКОтряд постановил снять погоны с бывшего императора и бывшего наследника, просим санкционировать бумагой.Председатель Комитета Матвеев Командир отряда Кобылинский.(ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 35. Л. 2).

329

Ныне Салехард.

330

Решение об уничтожении Романовых по пути следования в Екатеринбург было принято не на совещании членов Тобольского Совдепа, а многим ранее на заседании членов Исполкома Уральского Облсовета.

331

Бывший Лейб-Хирург В.Н. Деревенко никогда не содержался в доме Ипатьева в качестве узника.

332

Члены Союза бывших фронтовиков никогда не ставили перед собой целью освобождение Царской Семьи.

333

Об этом факте см. подробнее в воспоминаниях бывшего Члена Коллегии УОЧК И.И. Родзинского.

334

Войска Верховного Правителя А.В. Колчака в июле 1918 г. просто не могли рваться к Екатеринбургу, так как он стал таковым лишь 18 ноября 1918 г., т. е. спустя четыре месяца после трагической гибели Царской Семьи.

335

В ночь с 16 на 17 июля 1918 г.

336

Время указано неверно, так как убийство Царской Семьи и находящихся при Ней верных слуг было совершено 17 июля 1918 г. около 2 часов 50 минут по местному времени.

337

Трупы из шахты были извлечены днем 17 июля 1918 г. сотрудниками УОЧК.

338

Под словами «1-й Крематорий» П.З. Ермаков имеет в виду, что трупы Царской Семьи были сожжены, хотя на самом деле попытке сожжения были подвергнуты только два трупа - Наследника Цесаревича Алексея Николаевича и Великой Княжны Марии Николаевны.

339

Доктор В.Н. Деревенко расстрелян не был.

340

Все нижеперечисленные лица были не расстреляны, а сброшены в шахту, будучи перед этим зверски умерщвленными, посредством нанесения сильного удара обухом топора в затылочную часть головы.

341

Князь Императорской Крови Иоанн Константинович.

342

Такого человека не было среди убитых.

343

Королевна Сербская Елена Петровна накануне убийства выехала в Екатеринбург и поэтому осталась в живых.

344

«Дядька» Наследника Цесаревича - Отставной Квартирмейстер Императорской яхты «Штандарт» К.Г. Нагорный.

345

Несмотря на неоднократные просьбы, никаких инструментов для физической работы Государю выдано не было.

346

Данный «факт» - фантазия П.З. Ермакова.

347

Это также фантазия П.З. Ермакова, так как бывшая Императрица лишь один раз высказала свое возмущение во время досмотра ее личных вещей, произведенного при заселении в дом Ипатьева.

348

Как известно, Наследник Цесаревич был болен гемофилией и после перенесенной им в Тобольске травмы не мог передвигаться самостоятельно.

349

На самом деле постов было гораздо больше. Более подробно о табеле постов указано в приведенных в данном издании протоколов допроса М.И. Летемина, П.С. Медведева, Ф.П. Проскурякова и А.А. Якимова.

350

Имеются в виду подметные письма, написанные на французском языке сотрудником УОЧК И.И. Родзинским.

351

Под «малым кругом президиума» П.З. Ермаков имеет в виду совещание членов Исполкома Уральского Облсовета, состоящим исключительно из членов партии большевиков.

352

Официальной санкции на расстрел бывшего Императора ВЦИК РСФСР, в лице его председателя Я.М. Свердлова, не давал, а, провожая Ф.И. Голощёкина, дал лишь устное указание в отношении его дальнейшей судьбы. Подробнее об этом см. в воспоминаниях М.А. Медведева (Кудрина).

353

Свою исключительную роль в деле убийства Царской Семьи П.З. Ермаков явно преувеличивает. Ответственным за расстрел Царской Семьи и находящихся при Ней лиц был назначен Комендант ДОН Я.М. Юровский. П.З. Ермаков же лишь принял участие в Ее расстреле, как представитель Красной Гвардии. В свою очередь, ему, как местному жителю, было поручено сокрытие трупов убитых, которые он должен был «захоронить» в одной из заброшенных старательских шахт.

354

П.З. Ермаков не только не подготовил места, но после убийства даже не знал, куда вести трупы убитых.

355

Никакого Постановления Уральского Облсовета П.З. Ермаков лично не получал. Таковое привез в ДОН Ф.И. Голощёкин. Но так как в этом документе было сказано о расстреле лишь одного Николая II, то, вероятнее всего, оно в дальнейшем было просто уничтожено.

356

Под латышом скорее всего имеется в виду прибывший в ДОН вместе с М.А. Медведевым (Кудриным) сотрудник УОЧК А.Т. Паруп (А.Я. Биркенфельд), который, кстати говоря, никогда не был подчинен П.З. Ермакову.

357

Сомнения Я.М. Юровского заключались в том, что в данном постановлении было написано лишь о расстреле одного Николая II.

358

Распределение жертв по палачам обсуждалось заранее в комнате коменданта, в соответствии с чем на каждого из убийц приходилось по одной жертве. П.З. Ермаков (с его собственных слов: он выдавал себя за политкаторжанина), выторговал у Я.М. Юровского право выстрела в Государя. Императрицу должен был застрелить Я.М. Юровский, Наследника Цесаревича -Е.П. Никулин, Великую Княжну Марию Николаевну - М.А. Медведев (Кудрин). Во всех остальных должны были стрелять так называемые «латыши», то есть лица, входящие в состава внутренней охраны ДОН. Следует также отметить, что никакого Маузера в то время у П.З. Ермакова не было, так как пистолет этой системы находился в качестве личного оружия лишь у Я.М. Юровского.

359

Конечно же, не «голова», а ладанка со словами молитвы, написанной рукой Г.Е. Распутина.

360

Версия о том, что трупы казненных были сожжены дотла, была одной из официальных версий. А в соответствии с другой, они были зарыты в болоте, где впоследствии вырос «гигант Машинострой». (позднее - «Уралмаш».) И, тем не менее, это заявление не лишено здравого смысла. Так как количество обнаруженных в лесном массиве, подвергшихся действию огня, костных останков Наследника Цесаревича Алексея Николаевича и Великой Княжны Марии Николаевны (расположенном в непосредственной близости от места «захоронения» остальных жертв) никак не соответствует тому, которое должно было бы остаться после попытки сожжения двух трупов, уже достаточно взрослых людей. Пусть даже и подростков. Так что в данном случае вполне имеет право на существование авторская версия о том, что часть упомянутых останков была сокрыта (притоплена) где-то в заболоченной местности, находящейся в непосредственной близости от места их сожжения.

361

Правильно. - Ливадных Василий.

362

Дитерихс М.К. Убийство Царской семьи и других членов Дома Романовых на Урале. Ч. 1. - М.: 1991. - С. 286-288.

363

Свидетель С. Ф. Карлуков был допрошен агентом розыска Сретенским 17 мая 1919 г. в Екатеринбурге.

364

Соколов Н.А. Убийство Царской семьи. - М.: 1990. - С. 299-300.

365

Заработная плата профессионального рабочего явно занижена. Таковая могла составлять не менее 32-37 рублей в месяц.

366

Яков Михайлович Свердлов приехал осенью того же года. В первые же дни, несмотря на сложность обстановки, он познакомился со многими екатеринбургскими подпольщиками, в том числе и с Ермаковым. Сейчас неизвестно, кто и как представил ему Ермакова, но несомненный факт, что Яков Михайлович с большой заинтересованностью отнесся к судьбе рабочего парня. Спустя некоторое время он был отправлен в школу пропагандистов, а затем в январе 1906 г. Я.М. Свердлов и К.Т. Новгородцева рекомендовали Петра Ермакова в партию большевиков.

367

Ранее уже говорилось, что пистолет Маузера мод. К-96/12 был запущен в производство в конце 1912 г., а посему просто не мог «физически» существовать в 1906-1907 гг. К тому же, судя по его заводскому номеру 161474, он был выпущен никак не ранее 1913-1914 гг.

368

Участие Петра Захаровича в революции и Гражданской войне широко известно. Об этом наиболее ярком периоде его жизни рассказывает Александр Иванович Медведев в своей книге «По долинам и по взгорьям». Многими подробностями насыщена книга Юрия Бессонова «Верх-исетские рабочие в Гражданской войне 1918 г.». Известны и другие книжные источники. Поэтому автор считает возможным остановиться лишь на отдельных моментах биографии Петра Захаровича в этот период.

369

Это утверждение Е.М. Бирюкова голословно и не находит документального подтверждения.

370

Журнал «Уральский следопыт». 1979. № 10. С. 78.

371

Имеются в виду так называемые «Воспоминания» П.З. Ермакова, опубликованные в настоящем издании.

372

Мемориальный музей Я.М. Свердлова (ул. К. Либкнехта, 26). В настоящее время в этом здании располагается Музей города Екатеринбурга.

373

Ермаков наказания по этому делу не отбывал, а как подозреваемый, всего лишь некоторое время содержался в тюрьме.

374

Ермаков никогда не был сотрудником ЧК.

375

Сведения неверны.

376

В опубликованной в настоящем издании рукописи «Воспоминаний» также полностью сохранена стилистика и орфография первоисточника.

377

Выдвинутые авторами предположения - неверны, так как никакие «уральские чекисты» не охраняли в Тобольске Царскую семью.

378

Сведения неверны, так эти письма под диктовку П.Л. Войкова писал член Коллегии Уральской областной ЧК П.П. Родзинский.

379

Такого органа власти никогда не существовало. Вероятнее всего, Ермаков имеет в виду Уральский областной совет.

380

Должность А.Е. Белобородова названа неправильно. В июле 1918 г. он занимал выборный пост председателя Президиума Исполкома Уральского областного совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

381

Видимо, Д.В. Боровиков и Д.В. Гаврилов имеют в виду приведенную в настоящей статье цитату из дневника Л.Д. Троцкого за 9 апреля 1935 г., начало которой в первоисточнике выглядит следующим образом: «Мы здесь решали. Ильич считал.»

382

Должность Ф.И. Голощекина названа неправильно. В июле 1918 г. Голощекин занимал должность уральского областного военного комиссара, совмещая таковую с должностью секретаря Уральского областного комитета РКП(б).

383

Как известно, Ермаков в июле 1918 г. занимал должность военного комиссара 4-го района Красной гвардии Екатеринбурга. А посему в его подчинении просто не могло быть никакого «карательного отдела», функции которого в то время выполняла Уральская областная ЧК, в структуре которой имелся Отдел по борьбе с контрреволюцией.

384

В составе лиц внутренней охраны Дома особого назначения не было никаких австрийцев и немцев. А их численный состав в 10 человек представляли собой пять человек русских (А.Е. Кабанов, В.Н. Нетребин, Черняк + двое доподлинно неустановленных лиц), четыре этнических латыша (Е.А. Каяке, Я.М. Цалмс, Я.М. Сникерс, Ф.Е. Индриксон) и один венгр - А. Верхаш. Единственным же австрийским военнопленным, проживавшим в ДОН, был Р. Лахер, который, состоя при обоих комендантах в качестве «соглядатая-переводчика», совмещал таковое свое назначение с обязанностями денщика.

385

Так называемые «латыши» появились в доме Ипатьева не в день вступления Я.М. Юровского в должность коменданта (4.7.1918), а днями позже.

386

Ф.И. Голощекин убыл в Москву в качестве делегата V Всероссийского съезда Советов, на котором должен был рассматриваться вопрос о дальнейшей судьбе экс-Императора и проведение над ним суда. Посему он не только встречался с Я.М. Свердловым, но и жил у него на кремлевской квартире.

387

Помощник начальника караула наружной охраны ДОН П.С. Медведев.

388

Член Коллегии Уральской областной ЧК М.А. Медведев (Кудрин) никогда не состоял в должности «начальника караула».

389

Авторы статьи Д.В. Боровиков и Д.В. Гаврилов весьма вольно трактуют выдержку из Протокола допроса А.А. Якимова от 7-11 мая 1919 г., в котором дословно сказано нижеследующее: «Впереди шли Юровский и Никулин. За ними шли Государь, Государыня и дочери: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а также Боткин, Демидова, Трупп и повар Харитонов. Наследника нес на руках сам Государь. Сзади за ним шли Медведев и “латыши”, т. е. десять человек, которые жили в нижних комнатах и которые были выписаны Юровским из чрезвычайки. Из них двое русских были с винтовками». То есть, как видит читатель - существенная разница в трактовке одного и того же документа. Посему не приходится удивляться, что при подобном отношении к первоисточнику следовавшие за П.С. Медведевым «латыши» были чудесным образом превращены. в некоего «Лопатина».

390

И опять же-таки вольная трактовка документа упомянутыми авторами. Ибо данный отрывок в первоисточнике выглядит несколько по-иному: «Государыня села у той стены, где окно ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так [как] каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них. Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом наследника встал доктор Боткин. Служанка (как ее зовут - не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвертая)». И снова, как видит читатель, - комментарии излишни.

391

То же самое вольное обращение с первоисточником: «Хорошо сохранилось у меня в памяти, 1 фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина и дальше остальные. Когда все успокоилось, тогда я вышел, сказал своему шоферу действуй, он знал, что надо делать, машина загудела, появились выхлопки, все это нужно было для того, чтобы заглушить выстрелы, чтобы не было звука слышно на воле, все сидящие чего-то ждали, у всех было напряженное состояние, изредка перекидывались словами, но Александра несколько слов сказала не по русски. »

392

В первоисточнике: «. пули наганов.»

393

В первоисточнике: «. остальные были наганы».

394

В первоисточнике: «Тогда у Николая вырвалась фраза: так нас никуда не повезут, ждать дальше было нельзя, я дал выстрел в него в упор, он упал сразу, но и остальные также. В это время поднялся между ними плач, один другому бросались на шею, затем дали несколько выстрелов и все упали. Когда я стал осматривать их состояние, которые были еще живы, то я давал новый выстрел в них. Николай умер с одной пули, жене дано было две и другим также по несколько пуль, при проверке пульса, когда были уже мертвы, то я дал распоряжение всех вытаскивать через нижний ход в автомобиль.»

395

В первоисточнике: «Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, которая раньше вошла в одну из комнат, направились к комнате, в которую только что ввели арестованных. Я пошел за ними, оставив свой пост. Они и я остановились в дверях комнаты. Юровский коротким движением рук показывает арестованным, как и куда нужно становиться, и спокойно тихим голосом: «Пожалуйста, вы встаньте сюда, а вы вот сюда, вот так в ряд». (...) Перед царем лицом к лицу стоял Юровский - держа правую руку в кармане брюк, а в левой держал небольшой листок бумаги, потом он читал приговор (...) Но не успел он докончить последнего слова, как царь громко переспросил: «Как, я не понял? Прочитайте еще раз». Юровский читал вторично, при последнем слове он моментально вытащил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Сойкало несколько голосов. Царица и дочь Ольга пытались «осенить себя крестным знамением», но не успели. Одновременно с выстрелами Юровского раздались выстрелы группы людей, специально призванных для этого, - царь не выдержал единственной пули нагана, с силой упал навзничь. Свалились! И остальные десять человек. По лежащим было сделано еще несколько выстрелов. Дым заслонил электрический свет и затруднял дыхание. Стрельба была прекращена, были раскрыты двери комнаты с тем, чтобы дым разошелся. Принесли носилки, начали убирать трупы, первым был вынесен труп царя. Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся во дворе, когда ложили на носилки одну из дочерей, она вскричала и закрыла лицо рукой. Живыми оказались также и другие. Стрелять было уже нельзя, при раскрытых дверях, выстрелы могли быть услышаны на улице. По словам товарищей из команды, даже первые выстрелы были слышны на всех внутренних и наружных постах. Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто остался живым.

396

первоисточнике: «В-Исетск».

397

Отсутствует многоточие, так как этими словами фраза не оканчивается.

398

Все отрывки, на которые ранее ссылались авторы, относились к воспоминаниям Ермакова, названные им как «Расстрел бывшего царя». Данный же отрывок взят из последней части его «Воспоминаний», именуемой как «Расстрел Николая Романова и Его семьи». Но, как и во всех прежних случаях, авторы вновь допускают небрежность по отношению и к данному первоисточнику: «Решение приговора было донесено [в] Президиум ВЦИК, председателю его Я.М. Свердлову. И в тот же вечер сообщение о рас[с]треле зделал Свердлов на заседании Совета Народных Комиссаров. Никаких суждений об этом [сообщении] не было. [Присутствующие на заседании лица] приняли [информацию Я.М. Свердлова] к сведению, после чего Линин (В.П. Ленин. - Ю.Ж.) предложил всем передти (перейти. - Ю.Ж.) [к] очередной работе (к очередному вопросу данного заседания. -Ю.Ж.).

399

Занимая пост уральского областного комиссара снабжения и продовольствия, П.В. Войков никогда не состоял членом Президиума Исполкома Уральского облсовета.

400

Не совсем понятно, какое именно «депутатство» Я.М. Юровского имелось в виду авторами.

401

Присутствуя на заседаниях Коллегии Уральской областной ЧК, Я.М. Юровский тем не менее никогда не состоял в таковой, так как совмещал должность товарища уральского областного комиссара юстиции и председателя Следственной комиссии революционного трибунала.

402

Опубл. Убийство царской семьи Романовых. (Сборник документов, статей и участников давней трагедии в Екатеринбурге). Свердловск, 1991. С. 112123.

403

На момент совершения убийства Царской семьи П.З. Ермакову исполнилось 33 года.

404

Это широко распространенный миф, на деле не имеющий ничего общего с реальной действительностью. Ибо таковой связан с непосредственным участием П.З. Ермакова в деле убийства секретного сотрудника Екатеринбургского Отделения Пермского ГЖУ Николая Ерина («Летнего»).

405

Этим боевиком был В. Кругляшов.

406

ЦДООСО. Ф. 221, оп. 2, д. 774, л. 12.

407

Эта фотография относится к 1919 г. и была сделана в Кунгуре.

408

Сообщение А.И. Антропова.

409

О.А. Платонов заблуждается. В 1946 г. Ермаков был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественнойвойне 1941-1945 гг.».

410

ЦДООСО. Ф. 221, оп. 2, д. 774, л. 1-12.

411

О.А. Платонов не совсем верно доносит информацию о случившемся. Вызов П.З. Ермакова в Москву был связан с обнаружением на территории оккупированной Германии материалов предварительного следствия Н.А. Соколова, в одном из томов которого подтверждался добровольный переход на сторону врага бывшего начальника караула наружной охраны Дома особого назначения П.С. Медведева. Проявляя «незаурядное служебное рвение», ретивые «энкагэбешники» перепутали умершего еще в 1918 г. Медведева с его однофамильцем М.А. Медведевым (Кудриным), занимавшим в то время должность секретаря парторганизации Высшей офицерской школы НКВД СССР. В связи с этим обстоятельством был допрошен и Ермаков, доставленный в Москву поездом в сопровождении двух сотрудников НКГБ.

412

П.З. Ермаков скончался 25 мая 1952 г. и был похоронен на Ивановском кладбище города Свердловска.

413

Правильно - Ливадных.

414

Скрываясь в леднике (погребе) собственного дома, С.П. Ваганов был случайно замечен соседской девочкой. На ее крики сбежались соседи и окружили ледник. Предприняв попытку прорваться, С.П. Ваганов был застрелен из охотничьего ружья одним из местных жителей.

415

Платонов О.А. Убийство Царской семьи. М., 1991. С. 125-129.

416

Дата рождения П.З. Ермакова указано неверно. Правильно - 1 декабря (18 ноября) 1884 г.

417

Ермаков скончался 25 мая 1952 г.

418

Это широко распространенный миф, не имевший на деле ничего общего с реальной действительностью.

419

Опубл.: Плотников И.Ф. Гражданская война на Урале. Т. 1. Екатеринбург, 2007. С. 128-129.

Еще от автора Юрий Александрович Жук

Юрий Жук

Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге

Автор книги, используя ранее не опубликованные архивные материалы, рассказывает о судьбах верных слуг, не пожелавших покинуть Царскую Семью в годину испытаний, разделив вместе с Ней Венец Мученичества. Издание снабжено многочисленными иллюстрациями, часть которых также публикуется впервые.

Юрий Жук

Вопросительные знаки в «Царском деле»

Книга знакомит читателя с наиболее спорными вопросами так называемого «Царского дела», убийства семьи последнего царя Российской империи, которые ранее либо вовсе не освещались, либо трактовались исключительно в рамках следствия 1918–1919 годов, то есть без учета вновь открытых обстоятельств. Книга снабжена иллюстрациями, немалая часть которых публикуется впервые.