Царапины на осколках - [3]
Писали, пишут о чеченцах: фанатики. Путают Божий дар с яичницей. Фанатизм – больное состояние духа, в нем мало осознанного. У чеченцев есть слово из двух букв: «ях». Оно означает и героизм, и гордость, и честь, и благородство, и силу, и дерзость, и еще что-то, что легко понимает семилетней ребенок в самом глухом чеченском ауле, но трудно понять тем, кто сбрасывает сейчас бомбы на этого ребенка. Особое состояние не только души, но и тела: глубоко сознательная, радостная готовность претерпеть все, но совершить то, что должно быть совершено. Все высшие человеческие качества уложены в этом слове. Каждый день вижу парней с оружием – одни идут в бой, другие выходят из боя. На их лицах улыбки, и эти улыбки не показные и не вымученные. Они в состоянии ях. Ях – путь человека от рождения до подвига и достойной смерти, до высшей точки духовного и физического подъема. Триста спартанцев у Фермопил, безусловно, были в состоянии «ях». В числе защитников Брестской крепости был учебный батальон, он оказался там случайно, в ходе учений, большинство в нем были чеченцы. Курсанты Эльмурзаев, Закриев, Садаев по очереди танцевали лезгинку на крепостной стене, когда немцы шли на очередной штурм крепости, находившейся в глубоком тылу их армии.
Радио «Свобода» передает, что в этот момент в Грозном за минуту разрывается 15 снарядов. Я насчитал 47 и минута даже не прошла, далее не стал считать. Если бы мир слышал только радио «Россия», вообще, то не услышал бы ни одного разрыва.
Писали, пишут о дудаевском режиме: бандитский. Не могу назвать этот режим своим, но знал ли кто-нибудь революцию, в которой не участвовали бы уголовники, люмпены и прочие «элементы» общества? Были ли такие? Кто, какой вождь мог удержать «босяцкий пролетариат», как называл его известный «ренегат» Каутский? И, вообще, не маргиналов ли право и привилегия – совершать революции? Не их ли, уже беременное революцией, общество выделяет из себя, чтобы они совершили этот исторический эксцесс?
Если меня накроет, не знаю, что будут делать коровы, бараны, куры, собачка. За Барсика особо боюсь, вдруг пойдет по миру и, наткнувшись на трупы, станет от голода их поедать. Скотина, конечно, передохнет. Может она с отчаяния разнесет все, вырвется и доберется до корма где-нибудь? Нет, ведь кругом крепкие стены.
В Москве всегда уверены, что к ним из Анголы, Никарагуа, Эфиопии, Афганистана, Чечни бегут лучшие, так называемые «здоровые силы», а того не допускают, что «здоровья» кому-то как раз и не хватает. Дудаев знал это и думал, что и в Москве знают это. Ему казалось, что российские политики в собственных интересах должны будут признать его и вести с ним разговор. Это был главный его просчет. Генерал просчитался тут на все сто, а вернее, на целую войну.
Но свою трагедию чеченцы видят не в том, что огромная машина двинулась на них всей своей гусеничной мощью. Трагедия в том, что они сегодня в расколе. Одни считают: Россия – огромное государство, с ним никому не справиться, а теперь в ней много свободы, хватит и нам, свое государство построить мы не способны, мы уже давно в России и должны оставаться в ней. Другие считают, что любой ценой надо получить свободу и строить свою жизнь на основе своих традиций и культуры. Эти два мнения в народе – два рукава одной реки, которые расходятся на определенном участке ее течения.
Армия вступила в микрорайон. Хватают мужчин, одних расстреливают, других увозят в бэтээрах. В первую очередь расправляются с молодыми, крепкими. Когда кто-то говорит, что не воевал, отвечают: надо было воевать… Русская женщина, лет сорока пяти, кружась на месте, будто шаманка, кричала: «Не хочу быть русской! Не хочу быть русской!». Последний слог долго раскатывался эхом. В руках у нее был кирпич от ее разбитого снарядом дома. Она грозилась этим кирпичом в ту сторону, откуда был слышен гул танков. Ее 17-летний парнишка задавал корм корове, когда в сарай попал снаряд. Убило и парнишку, и корову. Корова была чужая: ее хозяин-чеченец, уезжая куда-то, попросил русских соседей присмотреть за нею. Чеченки тоже кричат, тоже шаманят. «Чтобы Бог забрал вас!» – бросают они в ревущее небо. Постепенно ум начинает осваивать буддийский постулат: сей есть мир, который не должен был бы быть, человек есть существо, которому не место во вселенной.
Передача вторая
Делу этому конца не видно. Сказал кто-то: чтобы установить мир, нужно устранить хозяев войны, а они устраняются только после штурма их Бастилий. До этого, видимо, еще далеко, а денег маловато, имею две пачки «Северных» и три пачки «Примы». «Приму» купил у старого знакомого Амы, по 500 рублей. Это было третьего дня, а вчера опять был у него – уже очень жалеет, что продешевил.
Воды почти нет. Пока выручает погода: капает с крыш, и за ночь набирается несколько ведер. Дров – на три-четыре дня, потом придется рубить сад, не знаю смогу ли. Если Всевышний призовет к себе до исчерпания этих ресурсов, тогда проблем не будет. Кто-то сказал: смерть – великий математик, безошибочно решает все задачи. Но если задачи не будут решены, как буду смотреть в глаза животным, которые будут метаться, прося пить? Сена-то хватит на январь и пол-февраля, наверное.
Origin: «Радио Свобода»Султан Яшуркаев вел свой дневник во время боев в Грозном зимой 1995 года.Султан Яшуркаев (1942) чеченский писатель. Окончил юридический факультет Московского государственного университета (1974), работал в Чечне: учителем, следователем, некоторое время в республиканском управленческом аппарате. Выпустил две книги прозы и поэзии на чеченском языке. «Ях» – первая книга (рукопись), написанная по-русски. Живет в Грозном.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.