Царь Мира - [150]

Бурных аплодисментов, вызовов на бис не было. Зрители расходились практически молча. Если кто-то пытался оживленно заговорить, как положено после спектакля, на него смотрели осуждающе, и он замолкал. Странные чувства испытывали зрители: им не хотелось уходить из театра, а вернее, из мира, созданного на их глазах спектаклем и игрой Алины, а с другой стороны, дальше оставаться было опасно, и они понимали это. Одним из зрителей был Клевцов. Он за это время сильно изменился. Из солидного, уверенного в себе мэтра он превратился в активного до суетливости фанатика, деятельного, ищущего, сомневающегося, полностью посвятившего себя изучению феномена инвертоидов, Эдика и Алины. Это несоответствие между возрастом, внешностью и новым характером, образом действий бросалось в глаза, озадачивало и раздражало многих его коллег и знакомых. Но его это не заботило. Он чувствовал себя вернувшимся в юность, в науку, сбросившим оболочку мнимой солидности и самоуважения.

Извицкий после спектакля сидел у себя в кабинете, Алина оставалась в гримерной, хотя все уже разошлись. Сергунин дежурил около ее дверей, а Клевцов и Сергей сидели в пустом зале. Первый размышлял о странном воздействии спектакля, отличавшемся от того, что было в Васильевске. Второй сидел, опустив голову на руки, и плакал — беззвучно, без слез, но с искаженным от непоправимости происшедшего лицом. Он вспоминал тот момент, когда его инэст, его второе «я», светящийся призрак, шел к нему, проламывался сквозь стекла и двери и был потом безжалостно погашен Серым. И он, Сергей Калинин, не помешал этому убийству, не соединился с инэстом, не стал пусть другим, но полноценным человеком. Неизвестно, почему к нему пришло ощущение, что тогда он утратил половину своей души, но теперь это мучило его и вызывало беззвучный плач.

Кто-то тронул Сергея за плечо. Он поднял голову, увидел перед собой знакомое лицо.

— А, это вы… Вы были в комиссии, да?

— Да. Нам нужно поговорить. А ваш… Царь, он здесь?

— Нет.

— А как же Алина — ее кто-то охраняет?

— Там Сергунин.

— Сергунин? Он с ней? — Клевцов улыбнулся, потом внезапно рассмеялся. — Вот оно что, а я-то думал, куда он подевался?… Пойдемте к нему, поговорим.

Так они встретились втроем в узком коридорчике. Сергунин стоял чуть поодаль, у самой двери гримерной, где сидела Алина. Увидев, что к ним идет по коридору еще кто-то, он сунул руку в карман пиджака, нащупав рукоятку пистолета.

— Вы кто такой? — негромко спросил он.

— Извицкий, режиссер.

— Подождите минуту, — сказал Клевцов. — Я хотел поговорить с вами, со всеми. Это недолго. Мы можем отойти в сторону.

— Вот и отойдите, — сказал Сергунин. — А я постою здесь. Мне и так слышно.

— Хорошо, — сказал Клевцов. — Вы, наверно, хотели поговорить с Алиной о спектакле? — обратился он к Извицкому.

— Д-да, — неуверенно сказал тот. Он действительно не был уверен, что хотел видеть Алину. Пожалуй, он скорее хотел убедиться, что она уже ушла. Ему хотелось сказать ей именно то, чего просил не говорить Власов. Сказать, что она актриса милостью Божией и что именно в этом ее призвание. И теперь Извицкий не знал, что делать: то ли наплевать на царскую просьбу и сделать все, чтобы Алина осталась в театре, то ли не рисковать жизнью.

— Вы хотели бы, чтобы она продолжала играть? — напрямик спросил его Клевцов, и Извицкий сразу проникся неприязнью к этому пожилому человеку в очках, так молодо и бесцеремонно задающему вопросы, с такой молодой интонацией — этим, кстати, Клевцов раздражал и своих коллег.

— Возможно, — сухо ответил Извицкий.

— А вы думаете, зрителям понравился спектакль? — насмешливо спросил Клевцов. — Вот вам, Сергей, и вам, Александр, он понравился?

Пошел бы ты подальше, подумал про себя Сергей, но вслух буркнул почему-то:

— Это не имеет отношения… да и вообще…

— Георгий Данилович, если вы что-то хотели сказать, то говорите, — тоже довольно раздраженно сказал вдруг Сергунин, не сводя глаз с Клевцова.

— Я хотел только сказать, что если Алина будет играть и дальше, то это может быть опасно.

Сергунин поразился тому, что Клевцов слово в слово высказал то, о чем думал сам подполковник. Это его насторожило.

Он сделал еще шаг к двери Алины и даже снял пистолет с предохранителя.

— Это почему? — спросил он.

— Она сильно воздействует на психику зрителей, — сказал Клевцов. — Словно раскачивает психику, и человек выходит из состояния душевного равновесия. И дальнейшее его поведение может быть опасным для общества. Хотя, — усмехнулся Клевцов, — возможно и благотворное влияние. Но я думаю, что несколько неврозов после этого спектакля обеспечены.

Клевцов был прав: позже, когда он провел исследование, затратив массу времени, ему пришлось убедиться, что из пятисот тринадцати зрителей, побывавших на этом спектакле, семнадцать покончили с собой и семьдесят — восемьдесят человек испытали серьезные проблемы с душевным здоровьем. Это странное воздействие, кстати, почувствовал и побывавший на спектакле известный психиатр Брусникин, который поделился впечатлениями с женой и дочерью. Дочь его на следующий день рассказала об этом своему знакомому — небезызвестному журналисту Мацевичу, в результате чего в еженедельнике «Экспресс-Инфо» появилась статья «Минздрав предупреждает…».