Царь Итаки - [19]

— Не бойся, — сказал ему жрец. — Ты не единственный, кто убедительно представляется другим человеком. Настоящий Элат спит со своей любовницей. Он в одной из хижин в деревне, куда отправился после заката.

— Тогда кто ты такой? И что тебе нужно от меня?

Эперит опустил руку на рукоятку меча, опасаясь, что этот человек может оказаться посланником Эвпейта. Но если и так, он, похоже, не торопился убивать Одиссея. Вместо этого жрец молча рассматривал более низкорослого собеседника. Элат не шевелился. Вопрос Одиссея без ответа завис в воздухе между ними.

Наблюдая за происходящим, Эперит вдруг заметил, что на поляне появилось какое-то странное свечение. Это не был лунный свет, потому что луна давно исчезла за вершинами гор, и это не был свет звезд, поскольку те скрывались за облаками, которые медленно ползли по ночному небу. Каким бы ни был источник света, создавалось впечатление, что он пойман в складках одежды Элата, откуда выходит свет и распространяется по всей поляне.

— Ты помнишь, Одиссей, как еще мальчиком притворялся спящим, а твоя нянька Эвриклея приходила проверить, все ли с тобой в порядке? — внезапно спросил высокий старик. — А после того, как она уходила, обычно появлялась Она. Ты помнишь Ее, помнишь, какой высокой и красивой она тебе казалась? Как Она обычно выходила из самого темного угла твоей комнаты и сидела в ногах твоей постели, а от веса ее тела одеяло на твоих ногах натягивалось?

Одиссей выглядел пораженным.

— Откуда ты можешь знать такие вещи? — спросил он. — Кто тебе о том рассказал, если я сам не упоминал про это ни одному живому существу?

Старик улыбнулся, а свет стал ярче.

— Позволь мне спросить тебя кое-что еще, сын Лаэрта. Когда тебя атаковал кабан на этих самых склонах столько лет назад, помнишь, какой сильной стала твоя рука, воткнувшая копье в шею зверю? Как ты уверенно прицелился? Помнишь тень, которая появилась рядом с тобой и испугала вепря? Тогда кабан не вспорол тебе живот и не выпустил кишки, вместо этого он пронзил тебе ногу. Ты забыл, как Она снова приходила к тебе во сне, когда ты лежал раненый, как дала тебе сил, чтобы бороться с темнотой приближающейся смерти?

Одиссей упал на колени и коснулся головой пыли. Его голос звучал хрипло и был едва слышен, когда он признавался, что помнит это все. Мгновенно Эперит перевел взгляд со своего друга на жреца. Изо рта Элата шел необычайно яркий свет, затем он пошел из ноздрей, рассеиваясь и заполняя все открытое место между растущими кругом деревьями. Внезапно у него из глаз вырвался белый огонь, и жрец резко отвел руки назад, потом начал судорожно махать и хлопать ими. На все это было жутко смотреть. Юноша закрыл лицо руками, опасаясь за свою жизнь, и отвернулся от яркого свечения.

Мгновение спустя свет исчез, и на погруженную в тишину рощу опустились сумерки. Эперит наконец осмелился открыть глаза и поднять голову, чтобы смотреть в проем между листьями. Одиссей лежал, съежившись на земле, но перед ним теперь стоял совсем не старик.

Молодой воин слышал немало рассказов о том, как боги являлись мужчинам и женщинам. В легендах говорилось про незапамятные времена, которые не помнят даже самые старые люди, когда смертные и бессмертные вместе ходили по земле, ели, пили и даже спали друг с другом. Эпериту доводилось разговаривать с теми путешественниками, которые меняли свои рассказы на еду. Они утверждали, что встречались с богами. Женщины в Алибасе часто объясняли появление незаконнорожденного ребенка вниманием к ним со стороны высших сил. Но в век отделения смертных от бессмертных к таким рассказам относились с сомнением, а то и смеялись над ними. Тех, кто заявлял о подобном опыте, считали лжецами или сумасшедшими.

Так кто бы ему поверил, если бы он заявил, что в этот вечер видел богиню?! Она была высокой, словно молодое дерево, с сильными руками и ногами, с белой, словно мрамор, кожей. От нее исходило внутреннее свечение. Эперит догадался, что это только малая часть сияния, спрятанного глубже. Ее молодое лицо было красивым, но все же суровым, большие серые глаза казались темными от знания многого на свете. Златовласую голову украшал бронзовый шлем, в правой руке богиня держала копье. Судя по его размеру и весу, Эперит сомневался, что это оружие способен метнуть хоть кто-то из смертных. Шкура животного, украшенная сотней золотых кисточек, была наброшена на плечи и левую руку, кисточки словно плясали при каждом ее движении. В центре шкуры бросалось в глаза изображение лица — столь же отталкивающего, сколь прекрасна была богиня. Это было лицо чудовища.

Богиня вызывала благоговейный трепет. Она наклонилась и мгновение гладила Одиссея по волосам, потом схватила за руку и подняла на ноги.

— Хватит простираться ниц. Вставай, Одиссей. Если бы я оказалась наемным убийцей, посланным Эвпейтом, то ты к этому времени оказался бы уже мертв.

Одиссей отважился посмотреть на богиню, но недолго, затем снова опустил глаза.

— Это так ты приветствуешь свою любимую богиню? Я защищала тебя всю твою короткую жизнь, а ты только отворачиваешься в страхе. И это все!

Эперит едва ли мог отвести от нее взгляд. Но даже в присутствии Афины, девственной дочери Зевса, он понял, что думает об Одиссее. Почему занимающего скромное положение островного царевича почтила своим присутствием высшая сущность из рода олимпийцев? Кто такой Одиссей, раз такая богиня, как Афина, выбрана его среди многих других?