Царь Ирод. Историческая драма "Плебеи и патриции", часть I. - [8]
Твое пиво приносит неплохой доход, год от году ты становишься богаче и недалек тот день, когда ты удовлетворишь свое тщеславие, заимев чиновничью должность. Но вместе с должностью ты примешь и чиновничью ответственность. А по закону о литургии[46] чиновники отвечают собственным имуществом за неисполнение чужих обязательств. Поверь мне, добрый Герпаисий, недобросовестных плательщиков всегда больше, чем добросовестных. Подумай: что ты приобретешь и что потеряешь.
Незнакомый с этой стороной жизни египтянин растерялся, а этого как раз и добивался Анций Валерий. Растерянный человек нуждается в советах и Анций не заставил долго терзаться сомнениями пивовара, одарив его не одним, а несколькими советами, каждый из которых предоставлял Герпаисию заманчивые шансы на безбедную жизнь под защитой самого Августа. Все закончилось так, как и замышлял Анций. Герпаисий легко, легче чем это представлял себе Анций, поставил подпись под сочиненным им текстом клятвы. «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, всеми богами и богинями и самим Августом быть преданным Цезарю Августу, его детям и потомкам в течении всей жизни и словом, и делом, и мыслью, считая друзьями тех, кого они сочтут, и признавая врагами тех, кого они признают таковыми и за их интересы не щадить ни тела, ни души, ни жизни, ни детей, но всячески претерпевать любую опасность ради их пользы. И если я узнаю или услышу, что говорят, замышляют или совершают противное им, донести об этом и быть врагом говорящему, или замышляющему, или делающему что-либо в этом роде. А кого они сочтут врагами, тех преследовать и поражать на суше и на море оружием и железом. Если же я совершу что-либо противное клятве или не точно в соответствии с клятвой, я сам призываю проклятие на себя, на мое тело, душу, жизнь, детей и весь мой род, гибель и пагубу на все преемство мое и всех моих потомков; и пусть ни земля, ни море не примут тела моего и моих потомков и не приносят им плодов».
Анций потратил немало дней и ночей, чтобы придумать этот текст и надеялся, что и Август сочтет его достойным.
Благодаря связям египтянина в течении последующих месяцев удалось привлечь к секретному сотрудничеству еще четверых жителей Мемфиса: не обездоленных нищих, которыми кишел город, но и не знатных вельмож, чей страх перед Римом вступал в единоборство с родовым самолюбием, а таких, кто подобно Герпаисию, мог легко променять случайную удачу на прочный успех. Из Мемфиса невидимые ниточки протянулись в Навкратиду и Птолемаиду, дотянулись до Александрии, а затем и в Копт на Ниле, и в Левке Коме на восточном берегу Красного моря.
Так что, когда наконец письмо Августа попало к Анцию Валерию, дело успело уже наполниться прелюбопытнейшими фактами, грозившими неотвратимыми переменами в судьбе Корнелия Галла и, быть может, способными отразиться на положении самой Ливии. Во всяком случае в Мемфис был доставлен моряк, готовый покляться, что на его глазах в Остии[47] сгрузили с судна золотые слитки — плату за папирус, а из-за шелковых занавесок паланкина наблюдала за разгрузкой Ливия, сопровождаемая внушительной охраной. Матрос утверждал, что узнал самую влиятельную во всей Италии матрону, спутать лицо которой также трудно, как лик Юноны или Венеры. «В тот раз мы переправили в Нумидию и Мавретанию огромную партию папируса, на обратном пути судно кренилось от тяжести золота и наверно поэтому сам Корнелий Галл взялся сопровождать груз, я видел, как он долго беседовал с Ливией на пристани и вернулся на корабль в прекрасном расположении духа, даже складывал на ходу элегические стихи и декламировал вслух».
Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей. Полгода еще потратил Анций Валерий на сбор доказательств против Корнелия Галла и Ливии, прежде чем решился отправиться в Рим. Теперь он чувствовал себя победителем, которому, к сожаленью, по статусу не положены ни триумф,[48] ни овация,[49] ни лавровый венок, ни громкая слава. Но он мог рассчитывать на признательность Августа и… на любовь Роксаны. Казалось он вовсе позабыл о ней и почти не вспоминал о юной египтянке, и только поднявшись на борт тригеры вдруг ощутил острую тоску по ее нежным восточным ласкам.
Глава 4
Имей смелость знать
Рим строился. Следуя правилам греческого архитектурного искусства, основы которого заложил знаменитый Гипподам,[50] римляне, застраивая города, соблюдали принцип «квадрата» — улицы сходились строго под прямыми углами, образуя кварталы — инсулы и при некотором воображении их легко можно было бы сравнить с построением манипул, когорт и легионов, использующих тот же незыблемый принцип каре. Небогатые горожане жили в многоэтажных, до пяти этажей, доходных домах[51] — ценакулах. При строительстве первых этажей вовсю использовали камень, однако последующие этажи были преимущественно деревянными. Каркасы внутренних стен заполнялись щебнем и цементом, оштукатуривались. Водопровод и канализация зачастую огибали малоимущие кварталы, а потому жильцы суетились до позднего вечера, выскакивая из дому то по естественным надобностям, то для того, чтобы добраться до ближайшего фонтана и набрать воды. Общественных уборных и фонтанов было в избытке. Также, как харчевен и таверн, поскольку домашнее приготовление пищи доставляло простому люду массу хлопот.
