Царь-гора - [16]

Шергин задумчиво двинулся по улице. Он вспомнил этого господина в пролетке и даже его имя. В уме стала понемногу, в общих чертах, обрисовываться картина, не сулившая ничего хорошего. Обладатель лисьей шапки, по фамилии Соловьев, был немного известен в петербургских оккультных кругах. Перед революцией он сделал кое-какую карьеру по военному ведомству, стал генеральским адъютантом. Но репутацию составил себе не этим, а недавней, с полгода назад, женитьбой на дочери убиенного Гришки Распутина. Слухи приписывали ему шпионское ремесло, для которого оккультные увлечения были превосходным средством, отпирающим многие двери и обеспечивающим доверие. Неудивительно, что ловкач затесался в самый центр политического клубка, состоящего из многих перепутанных нитей. Все эти нити вели, разумеется, к одному — к особе бывшего государя, и одну из них держал в руках Шергин. Впрочем, эта нить могла в любой момент оборваться. Вокзальные шпики находились в распоряжении Соловьева. Сам же он, на кого бы ни работал по своей основной профессии, безусловно, имел отношения с местными большевиками. Через эту мелкую сеть и мышь не могла бы проскочить к Тобольску.

Две недели спустя вся группа заговорщиков собралась в Тюмени. Они поселились на разных адресах и встречались на улицах, мимоходом обмениваясь сведениями. Только однажды, в самом конце марта, тяготясь бездействием, устроили общий совет в комнате, которую снимал у местного лавочника Шергин.

— Этот негодяй, надо думать, взял на себя роль заменителя Распутина, — горячился штабс-капитан Скурлатовский, ряженый под прогоревшего купчика. — Как будто мало нам было одного. Это семейство — злой рок России, попомните мои слова, господа. Как прежде Гришка цербером крутился у трона, так и его зять теперь никого близко не подпускает к уже свергнутым монархам. Кстати, не кажется вам, господа, зловеще-символичным, что деревня, откуда родом Распутин, стоит как раз на пути между Тюменью и Тобольском?

— Говорят, Соловьеву здесь покровительствует некий немецкий офицер, имеющий большой вес у местных комиссаров, — флегматично дымил папиросой поручик Любомилов, натурализовавшийся в городе под видом частного учителя.

— Я совершенно не удивлюсь, если он шпионит в пользу Вильгельма, — фыркнул Скурлатовский.

— По крайней мере это объясняет, откуда у него такая власть, — задумчиво шагая по комнате между стульев, проговорил Никитенко, единственный не военный среди них. — Ведь он, кажется, заявил, что без его позволения никто не может приблизиться к Тобольску?

— Но я слышал, господин Соловьев декларирует себя ревностным монархистом, к тому же имеет сношения с императорской семьей, — вставил слово штаб-ротмистр Чесноков, разливая вино по рюмкам. Он изображал собой вечного студента, пустившегося на заработки по России-матушке.

— Ах, бросьте, Александр, — взмахнул руками Скурлатовский, — кто нынче не монархист? Даже среди самих большевиков и сочувствующих им имеются настроения, царя уже хотят.

— Однако, господа, надо решать проблему, — молвил поручик, — мы не можем сидеть здесь вечно, ничего не предпринимая.

— Именно не можем! — Скурлатовский раскраснелся и начал волноваться. — Что мы вообще можем, кроме как перетирать кости Распутину номер два! Какая ужасная бессмысленность, когда для спасения России дорог каждый день!

— Что вы предлагаете, господин штабс-капитан? — спросил Любомилов.

Скурлатовский на миг задумался, затем сообщил:

— Я предлагаю войти к господину Соловьеву в доверие. Он, я слышал, получил за границей некое оккультное образование? Вероятно, на этой почве с ним можно близко сойтись.

Чесноков оглядел присутствующих и с иронией поинтересовался:

— Господа, кто из вас достаточно сведущ в оккультных материях, чтобы составить компанию наследнику «святого старца» и гипнотизера Гришки Распутина?

Все головы, будто по команде, повернулись в сторону Шергина. Он единственный из них имел продолжительный опыт жизни в столице и представление о бытовавших там модах на «духовное».

— Должен вас разочаровать, господа, — объявил Шергин, — в роли мистика я провалюсь моментально. Оккультные материи мне глубоко омерзительны, уж не обессудьте.

— Вы можете временно пожертвовать убеждениями ради пользы дела, Петр Николаевич, — настаивал Скурлатовский. — Вы более всех нас способны пустить пыль в глаза этому распутинскому выродку. Надо лишь составить для вас новую легенду…

— Довольно, Михаил Андреич. — Шергин остановил его резким жестом руки. — Вот вам мои убеждения. Вы ратуете за спасение России, между тем в ее погибели, я уверен, не последнюю роль играли те самые оккультные поветрия, заразившие с прошлого века обе столицы и подпилившие ноги у трона. Вам мало этого, вы хотите продолжения?

— Однако вы, Петр Николаевич… слишком уж как-то… — Растерянный Скурлатовский потянул себя за воротник и повел головой из стороны в сторону, словно ему не хватало воздуха.

Шергин налил вина и быстро выпил. Он вспомнил ту петербургскую атмосферу повального увлечения «тайными знаниями» в последние годы перед революцией. Ему, приезжавшему с фронта в короткие отпуска, это и в самом деле представлялось «как-то уж слишком». Все пересуды о «мистическом разврате» в покоях императрицы и ее доверенной фрейлины, поначалу оскорблявшие его, сделались в конце концов чем-то обыденным, вроде разговора о дурной погоде. Шергин считал, что Гришка Распутин всего лишь характерный показатель состояния умов. Этот наивный шарлатан, которого так яростно и свято ненавидели со всеми его блудливо-восторженными поклонницами, выглядел на фоне великосветского салонного мистицизма обыкновенным деревенским идиотом, ряженым в шелк. Впрочем, несмотря на всеобщую ненависть, каждый из этих господ мистиков, несомненно, страстно мечтал оказаться на месте Распутина и развернуться куда как шире невежественного мужика…