Царь Голливуда - [169]

— Из моего опыта, — сказал иронически Стефан, — повышенная доза власти неизбежно оказывает хороший терапевтический эффект.

— Я не могу взять это на себя без вас, Стефан. Мне необходимо, чтобы именно вы были со мной. Мне нужно знать, что вы со мной.

— Конечно, я с вами.

— Вы знаете, я имел в виду не только работу, я имею в виду все.

— Вы хотите, чтобы я подписался кровью? — спросил Стефан шутливо.

— Я вполне серьезно, Стефан.

— Я это знаю, Александр, и я говорил не шутя. Я с вами, и думаю, что вы должны принять предложение Кейба.

— Тогда прекрасно. Мы сделаем это, Стефан. — И его лицо расплылось в широкой мальчишеской улыбке. — А теперь я должен разделаться с Вилли. Я хотел бы, чтобы вы остались, это будет сильная сцена.

— Уверен, что это будет сильная сцена и не возражаю остаться посмотреть, как этот подлец получит возмездие, — сказал Стефан мрачно.

Они вышли вместе из комнаты и пошли искать Вилли. Они нашли его около бассейна. Он смотрел в воду и из-за этого не заметил их приближения, пока они почти не наткнулись на него. Он внезапно посмотрел вверх. Прошли две минуты тишины, пока он прочитал приговор на лице Александра. Он не мог заставить себя поверить этому. Он широко улыбнулся улыбкой Вилли Сейермана и потянулся, чтобы взять руку Александра, соединиться с ним таким способом, как мужчины делают на континенте, когда они собираются вести интимную деловую беседу. Но резким движением Александр избежал этого намечающегося контакта и рука Вилли неловко повисла в воздухе, прежде чем снова вернулась на место.

— Вы со мной, Александр? — спросил он.

— Нет, Вилли я — нет.

Возникла длинная пауза. У Александра было ужасное чувство, что Вилли сейчас может разразиться слезами и причитаниями, этого можно было от него ожидать.

— Могу я спросить, почему вы так поступаете со мной, Александр? — сказал он упавшим голосом.

— Вы хотите знать?

— Да, я хочу знать. Да, я хотел бы знать, почему мне нанес такой предательский удар в спину тот, кому я всегда доверял, на кого я смотрел всегда скорее как на… на…

— …на сына, Вилли? Перестаньте рыдать, Вилли. Я скажу вам, почему я так поступаю. Я считаю, что такой человек, как вы, не должен обладать огромной властью. Вы не подходите для того, чтобы иметь так много власти. Должен сказать вам, Вилли, что вы делаете вещи, которые вызывают у меня чувство брезгливости, чтобы с вами связываться. Мы вызволили Джанет Деррингер из того места, куда вы ее поместили, потому что мне удалось узнать, но Бог знает, что вы сделали с другими?.. То, о чем мне удалось узнать…

На лице у Вилли появилось выражение почти детского раскаяния.

— Насчет девушки, поверьте мне, я очень сожалею. Я знаю, вы мне не поверите, но у меня большие чувства к ней. Я дошел до точки. Она оставляла предсмертные записки, которые должны были меня прикончить. Я думал, что делаю ей благо, что там она будет под присмотром. Может быть, я был не прав, сделав это, может, я совершил ошибку, я это признаю. Видите, я с вами откровенен. Вы собираетесь меня распять за это? Иногда человек может совершить ошибку.

— Вы чудовище, Вилли, — сказал Александр холодно. — Вы гигантское чудовище.

— Это то, что вы обо мне думаете, Александр?

— Да, Вилли, с вами все кончено. Во всяком случае, с кинематографией.

— Какое право вы имеете говорить это? Вы? Кто дал вам это право? Скажите мне! Кто дал вам это право?

— Я получил его.

— Я скажу вам кое-что, Александр, — проговорил Вилли, и лицо его налилось кровью от гнева. — Я скажу вам. Я сильно люблю и сильно ненавижу. Я не приношу извинений ни вам и никому больше. Кто вы такой? Я сделал вас тем, кто вы есть. Я человек с большими аппетитами, Александр. Я не из тех слабых парней, которые потягивают жизнь через соломинку. Я должен был проложить дорогу в мир, и мне это досталось нелегко! У меня не было никого, чтобы сделать за меня грязную работу. Дочки миллионеров мне не умостили путь. Мне необходимо было делать все собственными руками. И если они стали грязными, прекрасно, значит, они стали грязными. Ну, вот так обстоит дело. Вы должны это узнать. До сих пор вам все легко давалось. Я давал вам беспрепятственно делать картины, потому что уважал ваш вкус и артистизм, а также и потому, что я к вам был привязан. Я завоевал для вас Нью-Йорк, я защищал вас от них. Вы знаете, что вы делаете со мной, Александр? Вы забираете у меня мою компанию, которая носит мое имя, которую я возвел в империю, и вы хотите всем руководить? Прекрасно, вперед! Это вам нравится. Но не сбрасывайте меня со счетов. Еще рано. Я сильный человек и я еще богатый человек. Наступит день, когда то, что вы делаете со мной, случится с вами.

— Не выходите из себя, Вилли. Полегче. Не надо говорить мне, что это случится со мной, я знаю это. — Он положил руку на плечо Вилли и сказал почти нежно, слабая опасная улыбка играла у него на лице. — Мы с вами, Вилли, динозавры, я знаю это наверняка, и вы должны это знать. Через два десятилетия люди будут изумляться, что могло существовать что-то похожее на нас с вами.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава девятая

Она смотрела, как желтеют лимоны на деревьях. Когда она впервые пришла сюда, они были зелеными, а затем зелень медленно отступала, неделя за неделей, и плоды начинали желтеть, пока все пятна зелени не были поглощены желтым. Она смотрела на красное солнце, пробивающееся сквозь горизонтальные слои облаков, как поезд, выходящий из туннеля и затем исчезающий в другом. В небе от прячущегося солнца появились прожилки красного, а затем красное становилось мягче и слабее, как краска, которая растворяется в море. Она смотрела на виллы с их прекрасно смягченными кирпично-красными черепичными крышами. Она смотрела на позеленевшие медные купола более претензионных домов, на прекрасную неправильность их расположения, на верхушки крыш, на деревья, на дорогу, спускающуюся к океану, петляющую по ниточке голого безлюдного пляжа. По утрам она видела лодки рыбаков, океан был похож на матовое стекло. Она наблюдала меняющиеся краски дня. Впервые в ее жизни она воспринимала свет; для нее это было что-то, что пронизывает все предметы и трансформирует их; она ощущала свет как силу, которая превращает зеленое в желтое в ней самой. В ясные дни перед ней открывались дали — апельсиновые деревья, богатые плодами, выглядели так же самодовольно, как беременная женщина, несущая в себе жизнь. Александр приходил ее навещать каждый день. Он взял на себя все попечение о ней. Поместил ее в дом секретарем-компаньонкой, организовал ежедневное посещение врача. Каждый раз, приходя к ней, Александр приносил то какие-то подарки или цветы в таком количестве, что ими можно было заполнить весь дом, то шоколад, безделушки, одежду, которую она могла примерить и, если ей не нравилось, вернуть в магазин. Несколько недель она все время кричала и очень мало говорила, они сидели вместе, и он позволял ей кричать. Сначала она не хотела жить, довольно долго не хотела жить, но он сказал, что она должна, и в его словах была такая сила! Почти как эмбрион, который не жил еще собственной жизнью, она жила за счет энергии, которую он ей передавал. Он был очень значительным человеком, но приходил каждый день навестить ее и вдохнуть в нее жизнь. И не было такого времени, днем или ночью, когда бы он был для нее недоступен. Не было совещания настолько важного, которое он не был бы готов прервать, чтобы поговорить с ней и, если необходимо, приехать и повидать ее. Когда она сказала ему, что ей незачем жить, он ей ответил, что она должна жить, потому что он любит ее. Позже, когда ей стало много лучше, они иногда вместе спали. Ей понравилось быть от него в полной зависимости, и она просила поместить ее в сумку, как носят детенышей кенгуру, чтобы она всегда была с ним. Сам любовный акт отличался от того, что она испытывала до сих пор, часто он длился очень долго, деликатно, не жестоко, и ей нравилось жизненное движение внутри нее. Она с удивлением многое узнала о себе за эти недели, которые показались ей месяцами. Она удивлялась, как хорошо она выглядит. Она действительно раньше не знала этого. "Как странно, — думала она, глядя в зеркало, — когда смотришься в зеркало, меняется лицо". В редких случаях она снималась в кино и видела себя на экране, но личность, которую она там видела, казалось, мало имеет к ней отношения. Ее удивляло, что она была хорошенькая. Люди говорили, что она хорошенькая. Но кто она была? Александр напоминал ей, что она собиралась быть кинозвездой, а может, она предназначена быть звездой? Он собирался сделать ее звездой, но она не могла представить себя в этой роли. Она даже не хотела быть звездой, но в нем была такая сила, он так был уверен и, казалось, он знал совершенно ясно, кем и чем она должна быть.