Царь Федор - [29]

Я улыбнулся.

— Так ты, батюшка, сам мне все время о том толкуешь. Как мне о том не думать… — Я сделал паузу, а потом, решившись, выпалил: — А хочешь, батюшка, я тебе, ну как бы по учебному заданию, все, что я думаю про сию школу царскую, распишу?

— Школу царскую… — Годунов улыбнулся. — Ну добро. Распиши. Посмотрим, что ты там напридумывал, озорник.

— И я туда напишу, что мне еще прознать интересно и каких учителей надобно, ладно, батюшка?

Царь добродушно кивнул:

— Пиши уж, неслух. — Он покачал головой и взъерошил мне волосы. — Только давай так договоримся. Ежели я эту твою задумку одобрю, ты шалить и озорничать перестанешь. И учиться станешь прилежно, чтобы учителя на тебя не жаловались.

Я серьезно посмотрел на него и торжественно осенил себя крестным знамением.

— Клянусь тебе в том, батюшка, что, коли ты сделаешь по-моему, не будет в царской школе ученика, более прилежного, чем я, и осеняю себя в том святым крестным знамением…

5

А пока юная девица, тако сиза голубица,

А како мужняя жена, то тако ж аки сатана!

Ой, горе-горе, ой, мужня доля!..

Гудел-гулял московский торг. Близился великий праздник — Преображение Господне, Яблочный Спас… Как и все двунадесятые праздники, он имел этакие подготовительные дни, именуемые предпразднство. И в эти дни народ уже начинал гулять, разогревать себя перед светлым праздником. В церквах уже шли предпраздные службы, святились яблоки, торговцы готовили особенные сласти, которые были куда больше продающихся в обычные дни. А что, в праздник каждому хочется себя, да и чад с домочадцами порадовать, побаловать сластями и вкусностями, посему он готов разориться на вдвое большую сладость. Ну и конечно, слетались в Москву скоморошьи ватаги. По моим представлениям, скоморохи были кем-то вроде бродячих артистов или уличных жонглеров, до сих пор частенько встречающихся на улицах европейских городов и городков, правда, нынче уже практически только в туристических местах. В Орийаке вон даже ежегодный фестиваль уличных артистов проводят. Оказалось, все не так… Скоморошьи ватаги больше напоминали цыганские таборы и насчитывали по несколько десятков человек. Иногда и под сотню. И на узкой дорожке с таковыми было лучше не встречаться. Вполне могли ограбить и даже прибить. Причем «рынок», так сказать, у них был жестко поделен, и кому, где, когда и сколько выступать — было четко определено. Поэтому если какая ватага забредала не на свою территорию, случались жесткие разборки, во время которых неподготовленного зрителя просто оторопь брала. Вот эти милые, веселые, смешливые люди — и умеют так жестко махаться? Ну типа как банды нищих в той, моей, Москве. Вроде бы совершенно убогие, согбенные, еле дышащие старушки и одноногие или вообще без ног ветераны преступных войн антинародного режима, а как пойдут друг друга мочить, так только ОМОН и справляется. Да и то не сразу. Сам однажды видел, как дюжий омоновец в бронике и «сфере» вылетел из толпы старушек и шмякнулся на мостовую, да и остался лежать. На носилках пришлось тащить болезного…

Я шел через толпу, крутя головой и примечая все интересное. Это был уже не первый мой выход в город, но я в первый раз вышел без пышной свиты. Не царская, конечно, но минимум человек пять за мной, как правило, волоклось… Сказать по правде, я сбежал. Нет, не один, такой ошибки я бы никогда не допустил, но зато с человеком, которому мог доверять если уж и не стопроцентно, то как минимум настолько, насколько я вообще мог кому-то доверять в этом времени. Да и в прежнем тоже, если уж быть совсем откровенным… Впрочем, я покосился через плечо, человеком того, кто шел вместе со мной, можно назвать с большой натяжкой. Зверь, медведь в человеческом обличье, ночной кошмар… я смотрел на него с гордостью. Мое. Сам надыбал. Никто не помог.

Искать себе личного телохранителя я принялся едва ли не сразу, как получил хотя бы относительную свободу. И искать его я начал не там, где это сделал бы обычный человек. Не среди стрельцов или рынд царских палат, и не среди царевых дворян, и даже не среди лихих кулачных бойцов, на праздники тешащих горожан своим немалым искусством, нет. Я начал его искать в Разбойном приказе…

Константин говорил мне:

— Шеф, телохранитель — это собака. Он должен быть таким же верным и таким же тупым. Но зато с таким же звериным нюхом на опасность. Он не должен прислушиваться к тому, что ты говоришь, лучше всего, если он вообще не будет понимать твои слова. Что бы и как бы ты ни обсуждал — от проблем бизнеса до театральной постановки, это должно быть ему неинтересно. Потому что в его задачу входит одно — нюхать. Стоять и нюхать. Сидеть и нюхать. Ехать и нюхать. Спать и опять же — нюхать. Все остальное должно быть за пределами его недоразвитого мозга. Если твой телохранитель готов поддержать беседу, рассказать анекдот, рассмеяться над твой шуткой — гони его в шею. Потому что он кто угодно, но только не телохранитель. Ибо, пока он смеется, балаболит анекдот или развлекает тебя беседой, — он отвлекается.

Впрочем, тамя считал, что мне не очень нужны были телохранители, во всяком случае — такие, вот еще, терпеть рядом тупые рожи… если уж брать, то скорее так, силовое прикрытие и люди для всяких поручений. И я себе такого так и не завел. Возможно, поэтому Хромому и удалось то, что удалось, если, конечно, именно он был причиной того, что я здесь оказался…