Царь - [20]

В самом деле, все, кто видел в последние месяцы польского короля и литовского великого князя, в один голос твердят, что король плохо владеет правой рукой, как и левой ногой, возможно, от европейской подагры, а быть может, обыкновенный русский кондратий грядёт. Сам неумолимый сторонник строго наследственной власти, Иоанн в своих политических расчётах не может не учесть, что в Польше новый король будет избираться точно такими же своевольными панами, как шведские бароны или московские князья и бояре. Серьёзная болезнь этого слишком ненасытного любителя мирских наслаждений означает только одно: польский престол очень скоро может освободиться и будет пущен в продажу всем и каждому, кто сможет хорошо заплатить избирателям, однако останется свободной корона литовского великого князя, в Литве, слава Богу, ещё не додумались выбирать себе государя, как выбирают сапоги и кафтан. Что же в таком случае будет с Литвой?

Предвидя столь возмутительный для его правосознания и всё-таки чрезвычайно важный для его политики торг, Иоанн уже предпринимает кое-какие шаги, чтобы приобрести наследственное право на Литовское великое княжество, на этом наследственном праве, но только на нём, сесть на польский престол, одним махом разрешить все надоевшие, слишком хлопотные дрязги с Ливонией, и на основе строго династических, наследственных приобретений воздвигнуть величайшее государство в Европе, которое протянется от Волги до Вислы, может быть, и до Одера, от Балтийского моря до Чёрного, поскольку при подобном развороте событий дни крымского ханства окажутся сочтены. Загвоздка именно в том, чтобы обзавестись именно наследственным правом, чтобы ни в коем случае не оказаться выборным королём. Он засылает в Литву своим тайным лазутчиком Яна Глебовича, литовского воеводу, пленённого в стремительном и победоносном полоцком взятии. Яну Глебовичу поручается посулами и подарками заманить на московскую службу Воловича, одного из Радзивиллов и любого из влиятельных воевод, из тех, кто не желает полного слияния с Польшей в единое государство и неизбежного в таком случае верховенства по-хамски кичливого панства, но главное, главное Яну Глебовичу вменяется в обязанность убедить панов Раду не искать себе великого князя, кроме московского царя или его сыновей. Идея великого славянского государства, способного соперничать с непобедимой Оттоманской империей, до того увлекает его, что в ирные минуты он готов участвовать даже в выборах, однако, поскольку избрание государя его подданными противно самым коренным убеждениям и прямо-таки ненавистно ему, этого безобразия для его душевного спокойствия, для прочности его власти лучше было бы избежать, но как? И тут в самый острый момент тревожных, далеко идущих предположений, в момент колебаний между соблазном и убеждением вновь появляется где-то в шведских туманах одиноко кукующая Катерина, законная наследница польского короля и литовского великого князя, уже ступившего в могилу одной парализованной ногой. Женись он на ней, он тоже станет законным наследником. Тогда он по праву может по меньшей мере занять литовский великокняжеский стол и без кровопролития, которое противно ему, овладеть старинными русскими землями, в своё время, нет, не завоёванными, просто-напросто украденными Литвой, а там можно будет подумать и о польском, правда, уж очень шатком, столе. Такую возможность и в пятнадцатом, и в шестнадцатом, и в семнадцатом веке, и даже поздней не упустит ни один государь. Иоанн тоже не имеет причин упускать. Правда, он женат на Марии Черкасской и для него священно таинство брака, какие бы гадости ни распускались из-под руки о его будто бы звероподобном распутстве. Однако с этой стороны в его пользу два обстоятельства, его времени абсолютно понятные. Во-первых, он женат на своей подданной, не имеющей царственной крови, а такой брак признается неполноценным, недаром все монархи Европы взапуски ищут себе венценосных невест. Второе обстоятельство ещё более важно в монархическом государстве: после кончины младенца Василия черкешенка никак не может родить ему сына, наследника, тогда как его сыновья, рождённые любимой Анастасией, худосочны, болезненны и, по всему видать, не заживутся на свете. В таком случае черкешенка может постричься, постричься с одобрения церкви, как произошло с Соломонидой, и он станет свободен для нового брака, и его отец в своё время был вынужден так поступить, так что и сам Иоанн рождён от второй жены, которую его подручные князья и бояре, прежде убив, до сей поры предпочитают именовать незаконной, лишь бы оспорить его права на московский престол. Разумеется, в ветреном феврале 1567 года Иоанн не собирается ни разводиться, ни снова жениться. Как опытный дипломат он лишь начинает игру и станет ждать ответного хода противника. А пока переговоры идут очень складно и быстро. Если перепалки и ухищрения с польской стороной тянутся по нескольку месяцев, чтобы благополучно завершиться ничем, то с шведскими представителями уже шестнадцатого февраля подписывается союзный договор. Договор любопытный, составленный искусным политиком. Иоанн отдаёт Швеции всё, что она уже захватила в Ливонии, но оговаривает, что эти города передаются на время и что Рига должна принадлежать только ему. В дальнейшем Швеция и Московское царство вольны приобретать в Ливонии всё, что удастся приобрести, причём Иоанн хладнокровно рассчитывает на то, что слабосильная Швеция больше не приобретёт ничего. В обмен на свободу действий в Ливонии изворотливый Иоанн берёт на себя смелое обязательство примирить короля Эрика, запутавшегося в своей внутренне и внешней политике, с наседающей Данией и ганзейскими городами, претензии которых на безоговорочное преобладание в балтийских портах Иоанну тоже не нравятся, или на худой конец предоставить ему военную помощь, тогда как Эрик, и это для Иоанна важнее всего, в знак благодарности обязуется со своей стороны пропускать на Русь европейских мастеров и оружие, что упорно отказывается делать польский король. Ключевым же условием становится Катерина, без её передачи в полное распоряжение московского царя и великого князя ни один пункт договора в действие не может вступить, а в случае её смерти теряет силу и сам договор, что, кстати сказать, на случай казни её мужа гарантирует ей жизнь, и нельзя исключить, что вся эта преувеличенная возня с Катериной, не то вдовой, не то мужней женой, предпринимается именно для того, чтобы успокоить Эрика, приручить его, втянуть в военный союз, но сделать неисполнимым сам договор, поскольку трезвый, обстоятельно мыслящий Иоанн едва ли рассчитывает на то, что ему выдадут когда-нибудь Катерину, слишком это дорогой и многих интересующий товар. С тем он и отпускает покладистых шведских послов, с тем и отправляет в Швецию своим послом Воронцова, присовокупив, чтобы после утверждения договора Воронцов испросил у короля Эрика руку его шестнадцатилетней сестры для московского царевича Ивана, а в качестве приданого потребовал воротить Колывань, злодейски переиначенную немцами в Ревель.