Царь Армадилл - [3]

Я в ту пору собирался жениться на Миюки. Думал на следующий год вернуться в Японию, подыскать себе работу в каком-нибудь университете. Родители уже продали квартиру в Куинсе[6] и уехали в Токио. В Нью-Йорке мне работы не найти – это было ясно. А если честно, я втайне надеялся, что японский научный мир с распростертыми объятиями примет китаиста, импортированного из самого Нью-Йорка. К чисто практическому расчету подобного рода, признаюсь, примешивалась и смутная ностальгия по Токио.

Саэки как ветеран семейной жизни надавал мне много мудрых советов и благословил мое намерение вступить в брак. Я тогда был в миноре – решение вернуться в Японию далось мне нелегко, да и с диссертацией совсем зашивался, поэтому настоящего разговора с Саэки так и не вышло. Мы расстались, пообещав друг другу, что встретимся после его возвращения из Мексики и тогда уж потолкуем неспеша. Он предлагал в ознаменование моего грядущего брака сходить к китайским шлюхам, но я только отмахнулся.

А месяца через два, когда я уже ждал, что Саэки вот-вот объявится в Нью-Йорке, позвонила из Токио Плакса и сообщила, что ее муж пропал без вести. Она послала запрос в мексиканскую полицию, но розыски были безрезультатны. Саэки исчез внезапно и таинственно (это ее слова). Я сразу решил, что Саэки не из тех, кого так уж просто убить. Наверняка смылся сам и следы замел. Возможно, вообразил себя новым Рембо, отправляющимся странствовать по Абиссинии. Захотел скинуть с себя шкуру добропорядочного японца, испариться. Только повод искал и вот нашел. Я теперь часто с тревогой думал, где-то Саэки сейчас, и мне стало представляться, что он как бы уже наполовину неживой. Вообще-то в глубине души я чувствовал, что мой приятель мертв, но упорно надеялся, словно моя надежда могла его оживить. Наверное, это была своего рода молитва о его спасении. Хотя, кто знает, может, из-за такой вот молитвы он и стал для меня наполовину мертвым. Во всяком случае, я чувствовал несовершенство этой самой молитвы и часто звонил Плаксе, пытаясь ее утешить.

Когда человек ни с того ни с сего, без всякой причины, вдруг совершает преступление, кончает с собой или исчезает, это повергает близких в неописуемое смятение. Паническое ожидание продолжалось одиннадцать месяцев. Потом выяснилось, что Саэки все это время был в Никарагуа, где подвизался в качестве так называемого «брокера» донорской крови. Перед самой гибелью он отправил Плаксе письмо – какое-то дерганое и маловразумительное.

«Мне захотелось попробовать, что эта за штука такая – смерть. Если я исчезну без следа, это ведь все равно как если бы я умер, подумал я. А сам побегу себе по белу свету… Но теперь сыт по горло – возвращаюсь. Этот год я потратил впустую. В чужой стране, где ни моего языка, ни меня самого никто не понимает, я был вроде бездомного сироты. И, сделавшись сиротой, я очень хорошо понял, как надо жить. Извини, Плакса, что я тебе доставил столько забот. Правда, прости – а я перед тобой в долгу не останусь. Как там дети? Выросли, наверно, и забыли про меня? Я для них теперь вроде инопланетянина.

Я тут наладил собственный бизнес. «Контрас» охотно продают свою кровь, чтоб заработать на выпивку и баб, а я переправляю ее в Японию. Наверняка кровь моих «контрас» дотекла и до компании твоего папаши, превратившись там в лекарства и препараты. Считайте, что свой служебный долг я исполнил, помог американскому и японскому империализму. А когда вернусь, намерен организовать движение за создание в Японии новой политической системы. Скитаясь по Центральной Америке, я видел удивительные сны. Индейцы растолковали мне их смысл. В Японии объявился новый Спаситель. Он ждет, пока кто-нибудь его отыщет. Спаситель приходит в мир всякий раз, когда грядет смена эпох. Он обновляет людское сознание, несет человечеству новую мораль. Моя миссия – найти этого нового Христа. Великая миссия. От нее зависит будущее всего мира.

В моих снах Спаситель предстал передо мной закованным в черные доспехи, как рыцарь Ланселот. Лица его я не видел. Он мчался верхом по пустынным, неживым улицам и был похож на ветер, что гонит пыль над развалинами города, разрушенного войной. Зовут его царь Армадилл, он живет в пустыне. Увидеть его дано лишь немногим, людям особого склада. Например, он является во сне сиротам вроде меня, скитающимся по чужой стране. Он неуловим и вездесущ – как вода, как ток, как свет. А недавно мне приснилось, что царь Армадилл стоит на автостраде в самом центре Синдзюку[7]. Он поднял стальное забрало, и я увидел его лицо. Такие лица у аристократов со старинных японских миниатюр. Он пронесся по безлюдному Синдзюку на велосипеде и исчез. Я должен разыскать царя Армадилла, пока он не покинул Токио».

В конверт была вложена фотография. Саэки на улице города, разрушенного войной. Читая письмо, я вспомнил, какой бред нес мой приятель в ту пору, когда увлекался ЛСД. Ни черта из этого письма я не понял. Но в строках его была поразительная убежденность. Я чувствовал, что это не просто галлюцинация, есть во всем этом какой-то глубинный смысл.

На Плаксу письмо произвело устрашающее впечатление. Она решила посоветоваться со мной. Плакса уже свыклась с мыслью, что Саэки умер, и не могла отделаться от ощущения, будто получила весточку с того света. Я подтвердил, что это, вне всякого сомнения, почерк моего приятеля, памятный мне с детства, и как мог успокоил Плаксу, не проявлявшую особых признаков радости. «Ты не верила, что он вернется, – сказал я ей, – вот и встреть его как ни в чем не бывало». И пообещал, что роль примирителя возьму на себя.