Ц-41. Из записок разведчика - [6]

— Она-де захвачена русскими, — подтвердил показание Лоханкин, среднего роста, с испитым, дряблым лицом.

Не медля ни минуты я поспешил по указанному адресу. Оказалось, что названный дом несколько дней назад сгорел. На пепелище был найден обгоревший труп.

Фокин, казалось, не слушал меня, глядя куда-то вдаль. Его открытое, приветливое лицо было на этот раз непроницаемо. Над глубоко посаженными карими глазами нависли густые брови. Нервно подергивались крылья крупного с горбинкой носа. Даже густые с рыжинкой волосы и те будто недовольно топорщились.

Я, словно ничего не замечая, развивал свои догадки:

— По-моему Блюминг и Иванцов — одно лицо. Телегина опознала, что на снимке изображен Иванцов. А надпись вспомните — «Варшава. Ганс Б.» Нам пока не удалось установить точно имя Блюминга, но инициал Б. кое о чем говорит. Потом Варшава… Он ведь там руководил разведшколой.

Фокин молча перебирал карандаши на столе.

— Второе… Вспомните рассказ Саши — по дороге целовались. Здесь, у Телегиной, та же сцена… И этот плач. «Не могу больше… Тяжело». Такие мысли поверяют только близким людям. А они, как видно, были близки…

— Потом третье, — продолжал я, — Блюминг через месяц, а сейчас уже меньше, должен появиться здесь. Пастухова, будучи «двойником», видно измотала нервы окончательно, стала поговаривать об уходе. Это его, Блюминга, встревожило. Она могла провалить все. И он решил идти на нашу сторону прежде времени, чтобы знать самому лазейку в обороне. А потом, потом убрать «двойника» с дороги, чтобы не подвергать риску себя и все дело.

Я сделал большую паузу. Фокин посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Все?».

— И последнее. Мы напрасно его ищем сейчас. Он на той стороне. Он убрал ее и удалился. У него в запасе еще девятнадцать дней. Вот сейчас все.

Фокин посмотрел на меня улыбающимися глазами. Видно было, что моя версия заинтересовала его.

— Смело и остроумно, — проговорил наконец подполковник. — Что ж, время покажет — правы ли вы.

Отворилась дверь и через порог кабинета Фокина переступил невысокого роста, крепко сбитый мужчина в ватной телогрейке, которая так и казалось лопнет по швам под напором могучих мускулов. И как не вязалось с этой могучей фигурой, недоумение и страдание на заросшем рыжей щетиной лице.

— Присаживайтесь, — пригласил его подполковник.

Незнакомец покорно сел, зажал ладони мускулистых рук между колен, чтобы не дрожали, и выжидательно уставился на нас.

Фокин спросил его, зачем он переходил наш передний край. Незнакомец ответил, что бежал от гитлеровских порядков.

— Не погибать же мне было!

— А как ваша настоящая фамилия? — спросил Фокин, делая ударение на слово «настоящая».

— Киреев, — не задумываясь сообщил нам незнакомец.

— Звать?

— Петр Иванович.

Подполковник посмотрел на меня. Я понял его.

— В 1940 году вы, кажется, носили другое имя, — тихо, будто про себя, проговорил я. — Ганс, как будто.

Лицо Киреева на какой-то еле уловимый миг окаменело, а потом в глазах его опять вспыхнул страдальческий огонек.

— Тут какая-то ошибка, — быстро проговорил он.

— Тогда пеняйте на фотографа, что он вместо Петра Киреева усадил перед объективом аппарата вас, — выложил перед Киреевым одну за другой фотографические карточки Фокин. — Жалобу адресуйте в Варшаву.

Незнакомец дрожащими руками взял их со стола. С них на него смотрел он сам.

— Мало ли есть похожих друг на друга людей, — отложил он карточки в сторону.

…Допрос нарушителя продолжался долго. Он клялся и божился, что не имеет никакого понятия, кто изображен на снимках. Притом здесь снят спортсмен, а он, какой он спортсмен! Он сроду на снарядах не бывал, да и плавать не умеет. А тут — на пляже… Нет, нет! Он всю жизнь работает, занимается физическим трудом.

Незнакомец для убедительности начал всхлипывать, размазывая по лицу слезы грязными руками.

— Что-то ни мозолей, ни ссадин не вижу на ваших руках, — улыбнулся Фокин. — Успокойтесь! Зачем же так расстраиваться, — протянул ему подполковник стакан с водой.

Киреев жадно прильнул к его краям. Кадык так и подпрыгивал, судорожно отсчитывая глотки. Потом он попросил разрешения закурить.

А подполковник тем временем, достав из стола лупу, молча разглядывал на стакане отпечатки его грязных пальцев. Киреев насторожился.

— Какая неприятная случайность! — с досадой в голосе произнес подполковник. — Загадочный Ганс Б. как две капли воды, похож на Киреева. А отпечатки пальцев Киреева в точности совпадают с отпечатками Иванцова.

И подполковник положил перед ним записку, найденную в кармане повешенной, и снимок отпечатков пальцев на комоде.

Киреев побледнел.

Тихо скрипнула дверь и в комнату вошла седая женщина. Фокин слегка улыбнулся ей и молча указал глазами на нарушителя.

— Он, — тихо проговорила она.

Киреев вздрогнул всем телом и повернулся на голос.

В дверях стояла Телегина.

Фокин также взглядом поблагодарил ее и отпустил.

— Судите! — зло выкрикнул нарушитель и, не спрашивая разрешения, сам взял со стола папиросу. — Я убийца! Судите! Если можно судить за то, что убил предателя. Она хотела меня выдать немцам… И я решился на преступление… Я бежал из немецких лагерей.

— Все это липа, гражданин Киреев-Иванцов! — перебил его подполковник. — Давайте не будем терять время напрасно.