Бывший Булка и его дочь - [31]

— В общем, Маринчик… в общем, у меня, наверно, рак.

— Господи, Коля! Что ты несёшь? Ты был у врача? Они же никогда не говорят!

— Мне сказал.

— Ну что это такое! — Она заплакала; Бывший Булка растерянно смотрел на неё. — Дайте мне что-нибудь… Лида! Ну дай же мне стакан воды!.. Коля! Это неточно ведь! Какие-то террористы, а не врачи! — Она достала платок, начала вытирать чёрные от туши слёзы. — Ой, подожди, Николай, ужасно щиплет… — Она встала, такая милая, неуклюжая в пальто, пошла в ванную, прикрывая левый глаз платком. Крикнула уже оттуда: — Возьмите кто-нибудь мою шубу!

Лида отступила на шаг, и отец легко побежал в ванную. Потом она услышала его голос:

— Ну, Маринчик, кончено. Ладно?

И звук поцелуя. Он, наверно, её в щёку поцеловал.

— Подожди, Николай… — И потом: — Ну вот, хоть могу поплакать спокойно. Тушь проклятая! Такую дрянь выпускают… Ох, Колька ты, Колька! Ну что мне с тобой делать!..

Лида села на то место, где только что сидел отец. Она ещё ничего не поняла. Медленно, но с каждым ударом всё быстрее и громче в сердце её рождался страх. Сердце будто ковало его: бум-бух, бум-бух…

Лида сидела на стуле, словно жук из коллекции, пришпиленная своим отчаянием и незнанием. Делать-то чего?.. Куда-нибудь бежать… В аптеку…

— Ну садись, Маринчик. Давай сапожки снимем.

— О-хо-хо-хо-хо! — И снова послышались её рыдания.

Лида что есть силы нахмурила брови. Глаза её были сухи. Кому-нибудь позвонить? У одного мальчишки из их класса, Антоняна, мать доктор. Бред собачий. При чём тут доктор?

Мама и батянька ушли в свою комнату. Лида продолжала сидеть на кухне. В оцепенении. Или в чём-то таком — потому что раньше у неё никогда никакого оцепенения не бывало. Батянька, батянька, батянька… Чего же у него рак-то? Даже не узнали по-человечески!

Это последнее она подумала сердито.

Озабоченно вошёл отец. Подмигнул Лиде невесёлым глазом, вытащил из-под мойки тазик.

— Маму чего-то тошнит.

И неожиданно Лида поняла, на кого она сердится: на маму… Хотела даже вместо «мамы» подумать: «мать», да получалось как-то глупо. Фальшиво.

У них так всегда в семье — было и есть: мама редактор, мама книжки выпускает. «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны, а такая, как наша, — особенно!» Кто эту придумал поговорочку? Теперь уж неизвестно!

А батянька — он на заводе. Работай да работай. Ну устал — отдохнёт. По крайней мере голова не болит, как после редакции. Так считается у них в семье. А кем считается? Да всеми. А кто первый так придумал считать? Опять неизвестно.

Или вдруг вечером телефон. Батянька берёт трубку: «Алло… Сию минуту». И к маме таким особым серьёзным шагом: «Марин, тебя этот твой доцент Назаров». Мама: «Здравствуйте-здравствуйте, Владилен Семёнович! А я вас сегодня ждала… Нет, простите. Теперь только на будущей неделе… Да, всё по минутам!» Но помучает, помучает его и согласится.

Что уж тут спрашивать, кто в семье главней. Доценты и профессора звонят. А она им: «Зайдите на той неделе…»

Для полноты картины надо ещё сказать, что Лида считается «ребёнок». И её работа по дому имеет название «помогать». Хотя она работает вполне самостоятельно. Посуда — стопроцентно на ней. И с конца пятого класса всё своё она стирает сама. И в магазин сходит, когда батянька в замоте. Купит что нетяжёлое. А то и картошки пакет!

Мама же в основном обеспечивает «вкусненьким»: торт, конфеты, ну и так далее. Она в центре работает, и тащить оттуда продукты вроде хлеба или песка просто глупо. Так у них считалось в семье. А кто это придумал так считать? Опять неизвестно!

И тут Лида остановила себя: ну и что она, собственно, хотела сказать? Начала счёты сводить — всё мерить на килограммы картошки. «Не дело делаешь!» — сказала она себе тем самым голосом и теми самыми словами, с какими обращался к ней нахмуренный и недовольный батянька.

А что же будет дело?

«Когда, Лидка, не знаешь, куда податься и чем помочь, делай так, чтоб у тебя самой всё было на мази». — «А при чём здесь у меня у самой?» — «А понимаешь, чтоб хотя бы с тобой не хороводиться. Чтоб ты лично могла прямо с места в бой… Как бы солдат резерва».

Сколько месяцев назад состоялся у них этот разговор и по какому поводу?.. Помнится, сидели над оконченной партией домино. Лида запомнила: значит, хорошее настроение было, значит, выиграла. А по телевизору — то ли про Ольстер, то ли ещё про что-то такое же. И сказали: убито уже более двух тысяч человек. Лида возмутилась: «Видал, батянь! А мы здесь сидим, и хоть сто раз злись, а сделать ничего нельзя».

Батянька тогда ей и рассказал про боевую готовность каждого человека. «А какая у меня боевая готовность?» Он улыбнулся: «Да хотя бы учиться». Она подумала, что это просто «воспитание ребёнка». И говорит: «При чём здесь учиться-то? Ерунда! Я хоть с золотой медалью кончу, всё равно от этого ни одного человека не спасётся!»

Он думал-думал: «Конечно, Лид, не спасётся. А лучше всё-таки будет». — «Ну чем лучше-то? Сам не знаешь!» — «А потому что если у нас будет полный порядок, даже пусть и в таких мелочах, как с отметками, как всё постирано и убрано, то от этого всем нам лучше, согласна? А значит, тем — хуже!» — «Ну ты уж, батянечка, того…» Лида недоверчиво покачала головой. «А ты подумай… Нет, сейчас ничего не отвечай, ты потом, сама. И увидишь!»