Бывших ведьмаков не бывает - [16]

— А все-таки, куда мы плывем? — поинтересовалась она, когда немного отогрелась и смогла разговаривать, не стуча зубами.

— Куда угодно, только подальше отсюда.

— Вам все равно?

— Да, — помолчав, ответил мужчина.

— Тогда, если вам не трудно, сможете отвезти меня в Загорск?

— Куда?

— В Загорск, — торопливо заговорила Владислава. — Я знаю, это далеко, до него плыть и плыть — сначала немного по Волге, потом там в другую реку, Вертугу, потом в ее приток — Змеиную и дальше вверх по течению. Но поймите, это не прихоть и расстояние того стоит. В Загорске живет мой отец. Только он сможет защитить меня от гнева Михаила Чаровича. Вы не знаете, кто мой отец!

— И кто же? — спросил Лясота, заранее готовый услышать какой-нибудь расплывчатый ответ типа: «Уважаемый человек». Естественно, что для ребенка его отец всегда будет самым-самым. Даже для него, не помнившего своего родителя иначе как пьяным или мучающимся с похмелья, отец долгое время оставался символом чего-то прочного, светлого. Наличие даже вечно хмельного отца, избивающего мать и сына, давало хоть какую-то надежду. «Мы — шляхта! — орал Ивар Травникович в хмельном угаре. — Запомни, ты, пся крев! Шляхта, а не кто-нибудь! Ты должен гордиться своим гербом! Знаешь, с какими людьми мы в родстве? У-у-у… Да стоит мне только слово сказать, сразу все прибегут — и Спышевские, и Гнездичи, и Брицальские. И сам Милорадич прискачет! А знаешь, почему я не прошу? Потому что гордый! Гордость превыше всего! Вот наш девиз! Травниковичи ни перед кем не сгибали выю и не согнут никогда!»

После его смерти и похорон, когда выяснилось, что денег в семье нет ни гроша, мать все-таки пошла на поклон к ближайшему соседу, пану Спышевскому. У нее гордости было намного меньше, чем у ее спившегося мужа, и она выпросила помощь у дальней гербовой родни.[3] Пан Спышевский не отказал в помощи, выплатил часть долгов, помог пристроить Лясоту в училище, потом замолвил за него перед кем надо слово… В общем, сделал то, что должен был делать родной отец… чей образ Лясота все-таки сохранил в сердце, лелея его до сих пор.

Задумавшись о собственном отце, Лясота опомнился, только заметив, что девушка что-то говорит.

— Что вы сказали, барышня?

Владислава обиженно захлопала глазами. Она как раз рассказывала о том, каким замечательным человеком был ее отец.

— Вы не слушали?

— Задумался, — опять налег на весла он. — Так что там про вашего отца?

— Мой отец, — обиженно поджала губы девушка, — князь Владислав Загорский.

— Первый раз слышу, — почти честно ответил Лясота. На самом деле это имя он, кажется, где-то слышал, но по прошествии стольких лет запамятовал, когда, где и при каких обстоятельствах. — Он жив?

— Да. Моя мать рассталась с ним, уйдя к этому Михаилу Чаровичу…

— А вы последовали за матерью? Если так любите отца, почему не остались с ним?

Владислава вспыхнула, смущенная и негодующая. Но как объяснить этому человеку, что ею двигало тогда? Девушка так боялась совершить ошибку, что в конце концов все-таки ошиблась.

Лясота усмехнулся, наблюдая за ее лицом. В темноте он видел лучше этой девушки, и мог видеть, как оно страдальчески исказилось.

— Значит, вы…

— Княжна Владислава Загорская-Чарович, — со вздохом призналась она.

— И бежите от своего отчима к своему отцу?

Она кивнула, зябко кутаясь в одеяло.

— Думаете, отец вас примет обратно?

Владислава так и взвилась, возмущенная до глубины души. Как он смеет так говорить?

— Конечно, примет, — воскликнула она шепотом. — Это же мой отец! Я — его единственная наследница.

— И он так легко с вами расстался?

— Мой отец любит меня. Он поступил так, как было лучше для меня.

«Вернее, просто отступил в сторону, предоставив ребенку самому принимать взрослое решение, — рассудил Лясота. — Хороший родитель, ничего не скажешь! Учит плавать, бросая в воду с обрыва».

Но вслух сказал совсем другое:

— Сколько лет вам было, когда они разошлись?

— Почти четырнадцать…

В этом возрасте девочки еще не выезжают в свет, но начинают бывать на так называемых детских балах, где большинство приглашенных не старше шестнадцати лет. Взрослые туда допускаются редко — как правило, это матери и другие старшие родственники, вывозящие детей в свет, и будущие женихи, присматривающие себе невест заранее, чтобы знать, за кем придет пора ухаживать через два-три года. В прошлой жизни Лясота раз или два был приглашен на такие балы — просто потому, что, подобно многим молодым офицерам, присматривался к будущим невестам, но никого подходящего не встретил. Девушку, завладевшую его сердцем, он отыскал позже, случайно.

— Мы познакомились на балу. — Девушка словно услышала его мысли. — Меня вывозила мама, а он был в числе приглашенных.

Лясота только покачал головой, изумляясь странностям чужих судеб. Прийти на детский бал, где собираются будущие дебютантки, но начать ухаживать не за подрастающей дочкой, а за ее маменькой, чтобы несколько лет спустя переметнуться к девушке? Что-то тут было не так.

— А вы? — вдруг ворвался в его размышления негромкий голос.

— Что — я?

— Как вас зовут? — Владислава смотрела на него в упор по-совиному круглыми глазами. — Я сказала, кто я и куда плыву, а кто вы?