Бывшие люди. Последние дни русской аристократии - [3]

Проникновение в судьбы почти двух миллионов человек превосходит возможности воображения, мы, кажется, гораздо лучше приспособлены для сочувствия единицам. Мне посчастливилось познакомиться и пообщаться со множеством представителей семейств, чьи истории легли в основу этой книги. Они охотно делились со мной своим опытом и документами из семейных архивов. Прочитав множество воспоминаний в частных коллекциях, публичных архивах и библиотеках в России и на Западе и выслушав еще больше устных рассказов, я понял, что меня особенно притягивает опыт Шереметевых и Голицыных. Оба семейства принадлежали к аристократии; оба имели богатую и древнюю историю; оба страшно пострадали во время революции и позднее; оба были разобщены, так как некоторые члены семей оставили Россию навсегда; и от обоих сохранилось множество писем, дневников, воспоминаний и фотографий – источников, позволяющих написать их историю полно, точно и основательно.

Хотя каждый переживал собственный опыт революции и вхождения в советский порядок, то, что случилось с Шереметевыми и Голицыными, и то, как они реагировали на события, типично для большинства дворян. Их судьбы одновременно и исключительны, и обыкновенны. Единственное различие, пожалуй, заключается в том, что благодаря своей многочисленности княжеская линия Голицыных в России сохранилась, а Шереметевых в России не осталось.

Большевистская революция мыслилась ее инициаторами как «прометеевский скачок» человечества, навсегда порывавшего с прошлым, в новую эру, и историки преимущественно занимались исследованием первой половины этого процесса, «рождением нового общественного строя». Об «умирании старого» известно гораздо меньше, хотя эта сторона перехода не менее важна.

Стремление к разрушению было гораздо сильнее, нежели воля к созиданию, и оно было главной силой, направлявшей ход событий. Ленин и большевики опасались реставрации старого порядка; чтобы уничтожить все пережитки царского прошлого, надо было исключить малейшую возможность его возродить. Однако рабочие и крестьяне, от имени которых большевики взяли власть, не имели квалификации, чтобы управлять огромным государством. Так началось вынужденное сотрудничество между старыми и новыми хозяевами России, которое продолжалось более двух десятилетий.

Живучесть образованной элиты, значительную часть которой составляли дворяне, вызывала разочарование и недовольство классов, именем которых делалась революция, но одновременно давала новой власти удобный аргумент для оправдания того, почему реальность не соответствовала ее пафосным обещаниям. Социализм все еще не построен, рабочие живут не лучше, а жизнь представляет собой постоянную борьбу не в силу ошибок вождей или изъяна марксистской идеологии, а потому, что классовые враги – саботажники, вредители, белогвардейцы и монархисты – ведут тайную войну с целью разрушить Советский Союз изнутри. Нападки на старую элиту стали легким способом упрочить свою популярность и доказать приверженность власти интересам народа.

К 1940-м годам дворянство было уничтожено. Жизнь немногих выживших ничем не напоминала их жизнь до 1917 года. Они потеряли свои дома и продали за гроши свои драгоценности на стихийных рынках и в Торгсине; семейные письма и фотографии были спрятаны или уничтожены. Семьи были выкошены, рассеяны по ссылкам и лагерям. Прошлое сделалось проклятием, история предков была забыта или пересказывалась шепотом. Некоторые поменяли фамилии, иные лгали или давали уклончивые ответы на вопросы о прошлом семьи. Выживание требовало добровольной амнезии. Те, кто отказывался это проделать, подвергались самым суровым наказаниям. Но своими непрестанными репрессиями государство никогда не давало «бывшим людям» забыть, кто они и откуда.

Только после Второй мировой, а особенно после смерти Сталина и хрущевской оттепели, зарок молчания был снят. Бывшие дворяне начали говорить и писать о своих предках и даже возвращаться в те места, где когда-то стояли их усадьбы. В 1980-е, в эпоху гласности, провозглашенной М. С. Горбачевым, местные историки, учителя и фольклористы принялись отыскивать детей и внуков провинциальных дворян в поисках сведений о жизни и культуре различных уголков России. В последние десятилетия интерес к восстановлению забытой истории России колоссально вырос и, естественно, распространился на судьбу дворянских фамилий. Потомки дворян публиковали семейные архивы, устраивали конференции, изучали собственные родословные, восстанавливали связь со своими разлученными семьями и их прошлым.

Ту ноябрьскую ночь Ольга Шереметева провела в своих комнатах во флигеле Наугольного дома без сна. Всю ночь и ранним утром к дому непрестанно подъезжали и от него отъезжали автомобили. Вооруженные люди сновали туда и обратно, что-то грузили в машины. Петерс уехал в восьмом часу утра. Едва они уехали, муж Ольги Борис, сам недавно вышедший из тюрьмы, вернулся в дом через черный ход. Он нашел графа Сергея раздавленным: чекисты забрали его личную переписку, дневники, а также золотые и серебряные вещи почти на десять миллионов рублей. Мария Гудович, младшая дочь графа, наблюдала, как чекисты набивали карманы ее драгоценностями. Но хуже всего было то, что они арестовали находившихся в доме девятерых мужчин. Шестеро из них были членами шереметевской семьи: сыновья графа Павел, Борис и Сергей, его зятья Гудович и Сабуров и внук Борис Сабуров. Никто не имел ни малейшего представления, что станется с арестованными и куда их увезли. Через год оба Гудовича и Сабуров-старший будут расстреляны.