Бюро находок - [18]

Генри поднял юбочку, стянул штанишки и принялся крутить кукле руки, чтобы снять беленькую, отделанную кружевами кофточку. Ему никак не удавалось ухватить маленькие пуговки на лифе, они все время выскальзывали из его рук, краем глаза он видел нетерпение Паулы и то, что она не собирается помогать ему, только заметив, что она улыбается, он сделал шаг назад:

– У вас это лучше получится.

Паула привычными движениями раздела куклу догола и содрала с ее розового туловища полоску лейкопластыря, которая шла от самой груди по животу донизу. Обнажились аккуратно сделанный темный разрез вдоль туловища и вмятины от сильного сдавливания при зашивании.

– Так, – сказала Паула, – теперь вы можете работать дальше.

Генри с силой сдавил куклу руками и потом до упора растянул ее в стороны, пока шов не поддался в одном месте, куда он тотчас же всунул палец, взял потом открывалку для пивных бутылок, вогнал ее как клин и начал активно вертеть и крутить во всех направлениях, шов наконец-то с треском лопнул, обнажая нутро.

– Прекрасно, – похвалила его Паула, – вам бы хирургом работать.

Генри запустил теперь в живот уже два пальца, действуя на ощупь, он посмотрел на Паулу, она подмигнула ему, губы ее слегка приоткрылись, она невольно положила ему руку на плечо.

– Там что-то есть, – удивился Генри, – я чувствую, вот, я уже ухватил, – и он вытащил банкноты, несколько купюр по пятьсот марок.

Положив их не глядя на стол, он продолжал шарить внутри, пока не вытащил еще несколько штук.

– Неплохой сейф, – сказал он и принялся считать деньги.

Паула проверяла за ним. Оба они сошлись на сумме двенадцать тысяч.

– С такими деньгами мы могли бы спокойно слетать вдвоем на две недели в Гонолулу, – усмехнулся Генри, – или на Таити.

– И что потом? – спросила Паула.

– А потом весь мир сразу бы изменился, во всяком случае для нас двоих.

Паула мучительно улыбнулась. Покачав головой, она заметила:

– Ах, господин Неф, и где вы такого только начитались? Чтобы мир изменился, нужно совсем другое.

Не прибавив больше ни слова, она вытащила из верхнего ящика своего стола формуляр и внесла туда найденный предмет и обнаруженную сумму денег, затем написала записочку для самой себя: «Спросить Маттеса о месте и времени обнаружения предмета и внести полученные данные». Деньги она заперла в сейф, где хранились ценные вещи, а куклу – вновь одетую, как раньше, и с заклеенным разрезом – положила на полку к другим забытым игрушкам, правда чуть отдельно, и прикрепила к ней картонный ярлык с пометкой: «В случае появления владельца немедленно оповестить железнодорожную полицию».

Ханнес Хармс, наблюдавший за ее действиями по манипуляции с куклой, вышел из своего кабинета, остановился возле полки с игрушками, взял куклу и поглядел на ее многострадальное тельце, словно хотел удостовериться в качественности проведенной операции. Он не положил ее назад, с куклой на руках он подошел к письменному столу и выслушал то, что ему доложили, не очень удивляясь по поводу услышанного и не высказывая ворчливого одобрения насчет хитроумной идеи использовать куклу как тайник. Он только обронил:

– Это старо как мир, да и в трюк с детской невинностью тоже уже больше никто не верит.

– У нас тут еще парочка кукол завалялась, – сказал Генри, – несколько плюшевых мишек да два тряпичных зайца.

Хармс пожал плечами.

– Определите сами, как далеко вы можете зайти в своей вере в невинность, – улыбнулся он, – вполне возможно, господин Неф, что один из зайчиков набит драгоценными камушками.

Паула показала на кофеварку и спросила:

– Кто хочет кофе?

На ее предложение все откликнулись очень дружно, охотно расселись вокруг ее письменного стола, отодвинув в сторону бумаги и освобождая место для чашек. Когда Хармс увидел русскую подпись под квитанцией о получении, он вопросительно поднял голову.

– По-русски? Здесь был русский?

– Один ученый, – сказал Генри, – я отнес ему его документы в гостиницу, он выронил их на перроне. Думаю, он не знал, что надо обращаться к нам.

Так как Хармс не произнес ни слова, что можно было расценить как молчаливое одобрение, Генри принялся рассказывать, что этот ученый Лагутин является гостем Высшей Технической школы, он приглашен принять участие как математик в одной из конкретных научно-исследовательских программ; судя по его документам («Убиться можно, чего он только не знает!»), свой главный экзамен он сдал на самые высшие оценки. И Генри еще упомянул, что он редко когда встречал такого радушного парня и такого благодарного клиента.

– Он из Москвы? – спросил Хармс.

– Нет, он башкир, – сказал Генри, – живет в Самаре.

– Башкиры, – задумчиво произнес Хармс и повторил: – Башкиры, да.

Паула и Генри одновременно посмотрели на него, и тогда он рассказал, что многое узнал про башкир от своего отца, который около пяти лет прожил военнопленным в тех краях, недалеко от их земель, где-то под Вяткой. Крепкий народец и добродушный, но это его отец понял не сразу, сначала он столкнулся с башкирскими снайперами-охранниками, с целым отрядом снайперов.

– Вашего отца ранили? – спросил Генри.

– Выстрелом в руку, – сказал Хармс, – во время еды, когда он подносил ложку ко рту, но в лагерном лазарете его хорошо лечили, рана зажила, и он стал выходить наравне с другими на работу – на лесоповал или строить бараки. Мой отец часто хвалил башкир, они иногда протягивали пленным, хотя им это запрещалось, кусок хлеба или кислый и твердый, как камень, сыр, один старый башкир дал ему однажды попить забродившего кобыльего молока, кумыс называется, любимый их напиток Но те времена, когда башкиры жили, занимаясь только лошадьми и овцами, давно уже прошли, задолго до того, как мой отец попал в плен.