Быть зверем - [56]

вив ни единого слова, может быть, с час-другой, после чего поднял на меня глаза, внимательно посмотрел и встал. Он указал мне рукой в ту сторону, откуда я пришел, после чего сказал на ломаном испанском: «Твой надо уходить туда, иначе беда», – и скрылся в джунглях так же тихо, как и появился. Незнакомец оставил меня в полнейшем недоумении, и я долго размышлял о нем и его словах. Мне раньше не доводилось слышать, что в здешних местах до сих пор сохранились дикие племена, но, видимо, он является представителем одного из них. Другого объяснения я не нахожу. В эту ночь ягуар не оглашал округу своими рыками, и я спокойно проспал до рассвета».

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

То, чего Гарсия опасался более всего, все же произошло. Лошадей, измотанных долгой дорогой, постоянной жаждой и невыносимой жарой, начали покидать последние силы. За прошедшие несколько дней из лощеных, сытых животных они превратились в жалких кляч с ввалившимися боками. Некоторые из них уже не могли выдерживать на своих спинах всадников, и их приходилось вести под уздцы. После подъема на вершину холма несколько лошадей остановились, понуро опустив головы. С трудом отмахиваясь от наседавшей мошкары хвостами, они остались стоять там, несмотря на все попытки хозяев заставить их передвигать ноги. Их покрытые густой пеной бока тяжело вздымались, а глаза закатывались под веки. Одна лошадь упала на колени, не в силах выдержать напора тянущего за узду хозяина, а потом медленно повалилась на бок и забилась в предсмертной агонии. Животным, как и людям, требовался отдых, но Гарсия не мог ждать. Его пес рвался вперед, показывая, что несколько индейцев избежали побоища и продолжают свой путь. Беглецы были совсем рядом, и устроить сейчас привал означало упустить их, дать им уйти от погони. Еще совсем немного, и он схватит этих скотов, и тогда можно будет разбить лагерь на сутки, чтобы дать людям и животным хорошенько выспаться и окрепнуть перед обратной дорогой.

Он с сожалением окинул взглядом трех упирающихся лошадей. Две из них были ранены в прежней схватке, и раны уже превратились в разбухшие, посиневшие язвы, покрытые водянистой пленкой, которую плотным слоем облепили большие сине-зеленые мухи. Гарсия приказал пытавшимся сдвинуть их с места солдатам оставить их и продолжить погоню. Люди, еще несколько минут назад яростно рубившиеся с засевшими за частоколом индейцами, понуро глядели на него из-под бровей, но не решались вступать в пререкания. Грязные, перемазанные в своей и чужой крови, в течение нескольких дней спавшие всего по три-четыре часа в сутки, они страдали от изнеможения не меньше, чем животные. В глазах некоторых из них Гарсия видел готовность перерезать ему глотку и вернуться назад, но дезертира ждала виселица, и перспектива болтаться на веревке нравилась им гораздо меньше, чем дальнейшая погоня за краснокожими ублюдками. Тем более все они понимали, что вот-вот уже настигнут их.

Гарсия взял одной рукой своего коня под уздцы, а другой демонстративно поправил висевший на поясе меч. Он знал, что, если им не удастся нагнать краснокожих в ближайшее время, он не сможет предотвратить бунт. Еще немного, и ему придется постоянно следить за своей спиной, чтобы кто-нибудь «случайно» не воткнул в нее кинжал. Пойти с ним на прямую схватку никто не решится, он был уверен в этом, но напасть со спины или в редкие часы сна – на это способен любой из его людей. Но для защиты спины у него есть верный пес, который не даст хозяина в обиду. Его последний пес…

– Там, внизу, остался один раненый, – голос подошедшего солдата был растерян, словно он уже знал, каким будет ответ.

– И что? – Гарсия вопросительно посмотрел на него.

– Он лежит там и истекает кровью, – нерешительно проговорил солдат, опуская глаза.

– И что предлагаешь ты сам? – Глаза Гарсии сузились. – Хочешь тащить его на себе?

– Я? – Солдат отшатнулся и замотал головой: – Нет.

– Тогда кто? – Он заметил, что остальные обступают их со всех сторон, с любопытством наблюдая за происходящим. – Кто из вас готов тащить его на себе? – Он повернулся к своим людям и встал, широко расставив ноги, будто готовясь отразить неожиданное нападение.

Никто не ответил. Все они были закаленными в битвах и тяжелых походах бойцами и хорошо понимали сложившуюся ситуацию. Лошади даже седла тащили на себе с трудом, люди были изнурены до предела, а впереди им предстоял не только нелегкий путь без воды и пищи, но и яростное сопротивление гонцов-чонталей. Нести раненого или остаться с ним было некому. Каждый из собравшихся понимал это, но каждый из них понимал и то, что, доведись ему оказаться на месте несчастного, его так же бросят истекать кровью в этих чертовых джунглях.

– А с ними что делать? – солдат указал на пять тел погибших в бою товарищей. – И еще двое внизу, у подножия холма.

– Сложите тела в зарослях и прикройте ветвями, – жестко приказал Гарсия и услышал, как солдаты начали тихо перешептываться друг с другом. Он знал, что смерть не страшила их, трус никогда бы не оказался в здешних краях, но каждый христианин хочет быть похоронен соответствующим образом, а не брошен в кусты, словно никчемный варвар. – Пусть кто-нибудь прочтет над ними молитву, а похороним их на обратном пути. – Он оглядел притихших солдат и добавил: – Со всеми почестями, которых они заслужили, сражаясь во имя Господа нашего.