Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки - [43]

– И все же, как по-твоему, в этом ведь есть что-то… значимое? – умоляет Рейчел. – Ты вряд ли будешь менять что-то в «Фейсбуке» безо всякой причины. Это сообщение для меня.

Так проходит час, и я оставляю всякие попытки убедить ее, что все это вообще ничего не значит. Нечего и пытаться. Даже если заорать, как корабельная сирена: «Он просто на тебя не запал!» – это не поможет. Сразу ясно, что женщина встречается не с тем мужчиной, если она много говорит о том, чего на самом деле не происходит. А вот если женщина нашла подходящего человека, она просто… исчезает месяцев на шесть, а затем возникает с блестящими глазами и обычно фунтов на шесть тяжелее. «Ну и какон?» – спрашиваете вы, готовая к обычному словоизвержению о том, что он говорит и делает, и мольбам выдать аналитическое заключение о том, что это значит, если его любимый фильм – «Звездные войны»(«Застрял в подростком возрасте – или это в нем говорит его «внутренний ребенок?»).

Но она до странности молчалива.

– Это просто… хорошо, – говорит она. – Я действительно счастлива.

Когда часа через четыре она хорошенько надерется, то выдаст одно, ослепительно откровенное, признание, до чего он хорош в постели.

– Честно говоря, у него такой пенис, что еще чуть-чуть, и пришлось бы вызывать неотложку, – выдает она с неописуемой радостью. И на этом, как правило, обсуждение заканчивается. Чаще всего – навсегда. Вы перестаете говорить о проблемах, когда они решены. Вы больше не наблюдатель, а участник. У вас нет времени на всякую фигню.

Я говорю о Кортни со всеми. Я зануда. Наши отношения кажутся мне гигантской головоломкой – бесконечным экзистенциальным и эмоциональным тестом, и если я достаточно глубоко в них погружусь, то пройду тест с результатом «Настоящая любовь». В конце концов, есть все, что нужно, чтобы мы были идеальной парой: он мужчина, я женщина, и мы живем в одном доме. Все остальное – совместимость, вежливость, нежность, отсутствие желания убить друг друга – это мелочи, и я смогу ловко обойти их, если очень постараюсь.

Кэз несет на себе основную тяжесть моих попыток разгадать эту шифровку.

Недавно я нашла телефонные счета из той эпохи. В них колонки цифр – точное время моих еженощных разговоров: с 11 вечера до часа ночи, двух часов, трех часов. Минуты разговора. Просто удивительно, сколько всего можно наговорить вместо единственно важной вещи, сказать которую вы боитесь: «Ничего не выходит».

Проблема в том, что я сама проблема. Кортни просто несчастен. Я это знаю. Нутром чую. Когда я найду способ сделать его счастливым, то все будет хорошо. Он сломан, и я должна его починить – тогда в наших отношениях начнутся перемены к лучшему. Да, это сложно, но таков первый этап любви: я исправлю все плохое, что есть в нем, и он наконец станет тем, кем тайно является глубоко внутри. Тайно, внутри, он любит меня по-настоящему. Я буду стойкой и добуду доказательства. А если ничего не выходит, так это просто потому, что я недостаточно старалась.

И я добываю доказательства. Я нахожу его дневник. Его нет дома, и я знаю, что не должна читать, но читаю, ведь это в наших общихинтересах. Если это и низость, то благая. Бывают и такие. Низость ради любви. Ведь если я узнаю, что он думает на самом деле, наши отношения наконец расцветут. Записи вполне однозначны. «Она ненормальная, – пишет он обо мне. – Когда она начнет водить меня на вечеринки знаменитостей? Я застрял дома и схожу с ума от скуки. Когда это принесет пользу моей карьере?»

Дальше я читаю, что он все еще влюблен в девушку из своего родного города, которая бросила его три года назад.

В моей расшифровке Кортни просто чувствует себя в наших отношениях «неуверенно», и я удваиваю свои усилия. Я покупаю нижнее белье от Энн Саммерс, в котором выгляжу как дешевая проститутка. Я готовлю для него: непрерывная череда куриных супов, пирогов и пирожных – все, чтобы сделать наш дом уютным. Я глажу его по голове, когда он жалуется, как мало успеха у его группы, и подавляю в себе музыкального журналиста, шепчущего у меня в голове нечто вроде: «Почему бы вам не сыгратьпару чертовых концертов?Может, куда-нибудь и пробились бы!» Я устроила для нас свидание в ресторане. Вы только посмотрите! Заказываю столик! Как взрослая! Но за полчаса до назначенного времени он звонит мне из пивного бара.

– Встречаемся с группой. Могу опоздать, – говорит он слегка заплетающимся языком.

– На сколько? – спрашиваю я, накладывая тушь на ресницы.

– Часа на два… – предполагает он.

– Ох, ну ладно! – весело говорю я.

Я знаю, в каком он баре. Я иду туда и сижу на пороге, курю, ожидая его.

Когда он наконец появляется, то объясняет, что уже «не голоден» («съел булку с ветчиной»), и мы едем на метро домой.

Я сижу рядом с ним на велюровом сиденье, и пока он сбивчиво и немного бессвязно болтает о «встрече», воображаемые отношения с ним – те, где есть он, сломленный и непонятый, и есть я, выхаживающая его, – понемногу перерождаются совсем в другие «воображаемые отношения», где все совершенно иначе. В этих новых «отношениях» я ору: «