Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки - [12]

. Я готова за это платить. Мне 35 лет, и я просто хочу увидеть на экране кончающую женщину.

Не такое уж запредельное требование, не правда ли?

Глава 2 Волосы… ненавистные волосы

Наш дом холодный – холодный и маленький. Вы выходите из ванны, завернувшись в полотенце, еще влажное после того, кто мылся до вас, и бежите вниз, чтобы обсушиться возле огня.

Субботний вечер, а значит, по телевизору идет сериал. Шестеро людей разных возрастов сидят на диване вплотную друг к другу в различных позах. Некоторые из них лежат друг на друге, так что определение «на диване» нельзя назвать точным. Эдди распластался на спинке дивана как салфетка. Это все немного похоже на Галактический Сенат в «Войнах клонов» – если бы все в Галактическом Сенате ели крекеры с сыром.

Я вошла в комнату и скорчилась перед огнем. На мне до сих пор шапочка для душа, одна из самых красивых вещей в нашем доме. И одна из наиболее женственных. Я всегда немного стесняюсь, когда ее надеваю. Не так сильно, как тогда, когда натягиваю на голову шерстяные колготки – чтобы изобразить длинные, как у принцессы волосы. Но все равно я чувствую себя в ней очень симпатичной.

В то время как герой на экране кричит: «Джим! Это было просто недоразумение!», – я начинаю надевать ночнушку.

– Вот это дааааа! – вдруг раздается голос с битком набитого дивана. Это моя мама. – Это волосы на лобке? Лобковые волосы, Кейт?

Диван мгновенно приходит в боевую готовность. Все переводят взгляд с похитителя бриллиантов в «Бержераке» на мой лобок – кроме папы, который продолжает есть сырные крекеры, уставившись в телевизор. Очевидно, что его подсознание работает на то, чтобы как-то пережить ужас полового созревания своих дочерей.

Я чувствую, что мне самой лучше не смотреть на собственный лобок – я должна быть к этому безразлична, хотя, если честно, появление волос стало для меня неожиданностью. Все происходящее с моим телом казалось чем-то далеким и отдельным от меня – как поле возле детской площадки, по которому было лучше не ходить. С того злополучного дня рождения я старалась не унижать себя мыслями ни о первом, ни о втором.

– Там! – говорит моя мама, указывая пальцем. Весь диван поднимается, чтобы увидеть. – Это определенно лобковые волосы! И твои ножки обрастают волосами! Ты становишься женщиной!

Тон, с которым мама произносит эти слова, не внушает мне оптимизма. Более того, мне кажется, что я каким-то образом виновна в случившемся.

– Смотрите! – говорю я, решительно опуская рубашку и указывая на экран. – Смотрите! Лиза Годдард!

Назавтра я решаю разобраться с этой проблемой прежде, чем все выйдет из-под контроля. Я просто удалю все волосы, так что самым интересным зрелищем снова станет сериал «Бержерак», и наша семья сможет вернуться к нормальной жизни.

– Я собираюсь совершить преступление, – говорю я собаке. Собака лежит под моей кроватью и дрожит, глаза ее зловеще светятся в темноте. На прошлой неделе она съела пластилиновую модель деревни, которую вылепила Кэз.

На следующий день мы явственно разглядели в фекалиях собаки крошечное пластилиновое лицо женщины-почтальона.

– Я собираюсь стащить одну из папиных бритв и навести красоту, – продолжаю я. Даже разговор с собакой об этомзаставляет меня нервничать. Воровство бритвы для того, чтобы решить вопрос с волосами на лобке, безусловно, наиболее греховный и мятежный поступок, который я когда-либо совершала. Это почти как кража пистолета. Это бесконечно далеко от самого большого моего преступления: прикончить целую банку клубничного желе, заявив потом, что оно «просто растаяло».

Так как моя мать не верит ни в медицину («Просто покакай, прими горячую ванну, ложись в постель и утром будешь здорова»), ни в гигиенические средства («От дезодоранта бывает рак. Ты, конечно, этогоне хочешь»), то в ванной комнате всегда есть только четыре вещи: темно-синяя клизма, бутылочка с лосьоном от ветрянки, детская микстура «от живота» и отцовская бритва. Я открываю воду, чтобы шум заглушил мои манипуляции, и беру бритву с полки. Я так нервничаю, что сердце стучит у меня в ступнях.

Так как мама не признает еще и замки на дверях («От них бывает рак»), я подпираю дверь тазом, забираюсь в ванну, намыливаюсь и сбриваю лобковые волосы. Потом я брею ноги: не совсем понимая, в каком направление должна идти бритва, и поэтому порезав колени и бедра. Кажется, это занимает около девяти часов. Я поражена тем, какие у меня огромные голени. После того как закончен один кусок, я замечаю другое образование, похожее на тростник в дюнах. Я мечтаю о чем-нибудь вроде ногокосилки. И да, пожалуй 13-летним девочкам не стоит пользоваться бритвами. Это опасно. Я порезалась в нескольких местах!

Но в конце концов бритье закончено. Я избавилась от проблемы. Я вернулась к нормальной жизни.

– У меня все чистое и шелковистое, – записываю я этой ночью в дневнике, прижимая к ранам салфетки. – Может быть, завтра я решусь побрить подмышки!

Я гашу свет. Мне нужно отдохнуть, чтобы утром встать свежей и совершить еще одну кражу.

Волосы – это одна из первых серьезных забот женщины. Они появляются без предупреждения и требуют принятия важных решений, ведь их приход оповещает вас самих и мир вокруг, кто вы есть. Подростковый возраст – это время, когда вы начинаете сложный, продолжающийся всю жизнь процесс решения этой проблемы. А стартует все с залпа «Кто я?», который постепенно переходит в приглушенный крик, не стихающий десятилетиями. И изрядную часть этого времени вы стоите перед батареей косметики, сжимая в руке пустую корзину.