Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер - [9]

Шрифт
Интервал

Если Рильке не понимает, то потому, что не хочет понимать.

Паула уже продумала свадьбу. Она будет очень скромной, пишет Паула своему отцу: «Вы ведь знаете, насколько мы с Отто рассудительны». Двенадцатого сентября они «просто открыли бутылку красного вина» у Генриха Фогелера в честь своей помолвки. Генрих вел себя любезно, но до странного смущенно, рассказывает она отцу: ей казалось, он боится, что из всего этого выйдет целая история.

«Я благоговею перед неимоверной простотой Отто, как и перед его неимоверной глубиной», – пишет она своей тете Марии. Их с Рильке слово заиграло новыми красками. «Я сложный человек, с такой мятущейся и деятельной натурой, что его спокойные руки принесут мне огромную пользу».

Десятого ноября Рильке пишет Пауле великолепное «Благословение молодой». Паула наконец-то сказала ему, что стала невестой Отто.

Декабрь. Молодой поэт погружается в то, что сам он называет «унижением». После осени, полностью отданной лишь двум девушкам, он закономерно отправляется к девицам. Алкоголь. «Порочное пламя». «Дурные часы». «Липкие руки хватают то, к чему прежде из уважения не дерзали и прикоснуться».

Лу навещает его. Становится немного лучше. Театр с Лу. Он вновь думает, что перед ним – вся жизнь. И он пишет ей программную поэму, молитву труда и воздержанности. «Я должен был записать это, чтобы не забыть. Господь снизошел, чтобы помочь мне».

И он женится на Кларе. Поддавшись импульсу. Уступив порыву. Ради ангельской жизни из его грез. Ради хижины среди пустошей. «Золотое кольцо – и снова по утрам восходит солнце».

1901 год – год свадеб. Паула и Отто, Клара и Райнер Мария, Генрих Фогелер и Марта.

Если сопоставить дневники Рильке, Отто, Паулы и Клары, можно найти пробелы. Один молчит о том, о чем пишет другой. Или пишет иначе, отсюда – пробелы. Да и сами записи с лакунами. Не знаю, почему в опубликованных дневниках столько лакун: утеряны эти страницы, опущены или не написаны. Общая картина для меня туманна.

Страницы, где они пытаются увязать слова с жизнью, читаются как речи мертвецов. Только Рильке нагоняет время: у него почти по слову на каждую секунду[17]. Ночью, после всех дневных событий, он окунался в дивный мир фантазий о собственной жизни, полный принцесс и привидений, мумий из болот и черного молока.

И вопреки всем лакунам я пишу эту историю. Это не та жизнь, которую прожила Паула М. Беккер, это то, как я представляю себе ее жизнь столетие спустя; ее след.

Всю осень 1900 года, в ожидании свадьбы, Паула Беккер и пламенный Отто обменивались любовными письмами. Но она хочет еще немного побыть его «маленькой Мадонной». Она просит своего «рыжего короля» сосредоточиться на искусстве: «Пусть ваше страстное иконоборчество еще немного подремлет… Давайте заниматься живописью всю неделю, хорошо?» Она обещает приехать к нему в субботу, а пока надо быть умницами. «Спите хорошо и ешьте вдоволь. Согласны? Ох уж вы!» Ведь им еще нужно сорвать тысячу цветов в их саду любви, прежде чем они доберутся до бутона дивной алой розы…

О, этой осенью роз было вдоволь. Их было вдоволь и в дневниках Паулы – в ее приторных сочинениях. Она читала Метерлинка и Рильке, но они не повлияли на ее слог так, как Сезанн и Гоген – на ее живопись. Ироничная и точная в письмах, здесь она вдруг вступает в страну буйных желаний, где солнце, восседающее на небесном престоле, златовласо и среброоко, а сама она потрясает мечом, славя доблесть, и честь, и творение… Весь этот символизм, все эти принцессы и лебеди липнут на нее и тянут вниз, будто чайку, угодившую в мазут.

Они обручились всего через четыре месяца после смерти Элены. Именно в этом и крылась причина смущения Фогелера.

Нужна официальная версия событий; Паула создает ее в письмах к семье. Когда она называет даты, слышно, как скрипят шестеренки. В ноябре она пишет дяде Артуру (щедрому поставщику капитала): «Мы поженимся в следующем году. После того, как прошлой весной умерла его жена, он истосковался по жизни и по любви. И вот мы внезапно встретились».

Выскажу мысль об Элене Модерзон, первой фрау Отто Модерзон, умершей в тридцать два года от туберкулеза; кое-какие упоминания о ней остались в письмах художников рубежа веков. Я видела всего одну ее фотографию; на ней она стоит рядом с Отто. У нее светлые глаза, вьющиеся волосы собраны в пучок; томное обаяние и худоба. Ее девичьей фамилии я не знаю.

Ворпсведе, лето 2014 года. Облака стремительно несутся, то и дело заслоняя солнце, и по земле, как по озеру, бежит рябь. Пейзаж изрезан каналами и отражениями. Я пытаюсь увидеть то, что видела Паула. Склонившиеся березы, черно-белые стволы над ярко-голубым каналом; небо входит в воду, словно нож. Россыпь красных домов. Коровы. Просторы полей. Сено уже скошено, лето кончается здесь в середине июля.

Безлунными ночами очень темно. Собственных рук не видно. Но песок тихо светится. Под деревьями остались огромные пузыри теплого воздуха. В них входишь, как в теплую воду, пахнет летними травами. Выйдешь под звезды – и вдруг холодно. Как из лета шагнула в осень.

Можно было бы сказать, что ничего не изменилось. Но между Германией Паулы и этой Германией – первая война, и 1933 год, и вторая война, и


Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.