Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер - [26]

Шрифт
Интервал

Быть здесь – уже чудо.

На автопортрете 1907 года Паула беременна. Начиная с марта ее беременность очевидна на автопортретах, но на этом она лишь угадывается. Она смотрит на нас серьезно, слегка насмешливо. Ее щеки такого же цвета, как два цветка, которые она по-пауловски держит в руке. Вторая рука высоко покоится на округлившемся животе, на самой его границе.

Другой портрет во время беременности, где она обнажена до пояса, написан фронтально и слегка стилизован: Паула изобразила себя между двух кариатид, будто на фреске. У нее круглый живот, венок, янтарное ожерелье, ваза для фруктов в одной руке и апельсин – в другой. Она выглядит довольной и немного лукавой. У одной кариатиды вид измученный, у второй – насмешливый. Технически это первый обнаженный автопортрет беременной женщины в истории искусства, но всё, что от него осталось, – черно-белая фотография: он был уничтожен во время авиаудара 24 июня 1943 года, вместе с частью коллекции Ван дер Хойтов в их фамильном доме.

Отдавала ли Паула себе отчет, что ни один художник, ни одна художница никогда не изображала себя беременной? Кажется, что она писала «спонтанно», следуя ритму жизни и биению холста; обратив к миру взгляд, который Рильке назвал «бедным»[46], обнаженным; впрочем, в ее глазах жили и Сезанн, и Гоген, и Ван Гог, и Таможенник Руссо, – ушедший импрессионизм и грядущий кубизм. Она пишет то, что видит: здесь-бытие, присутствие в мире, и женщину, носящую ребенка. В те же годы, в 1902-м, а затем в 1907-м, вокруг написанных Климтом портретов откровенно беременной и откровенно обнаженной женщины разразился скандал. Название картины – «Надежда». Будущую мать окружают на ней скелеты.

В моем доме висит всего одна фотография со мной – этот портрет сделала Кейт Барри, художница и женщина, которую я очень любила. На этом снимке я себя узнаю. Он сделан весной 2001 года. Черно-белое фото: я, на шестом месяце беременности, стою на кухне, окруженная сиянием, будто Мадонна.

Когда газеты просили у меня портрет, я не раз предлагала им эту фотографию. Ее систематически отвергали, отвечая: «Нам нужно нормальное фото».

Сестре Герме: «Спасибо за ползунки. Я снова пишу; если бы у меня была волшебная шапка-невидимка, моим единственным желанием было бы писать и писать» (8 октября).

Сестре Милли: «„Черт, из-за малыша я упала со стула!“ – вот как я себя чувствую. Всё, что надо, – это запастись со мной терпением; иначе ребенок разнервничается. Никогда больше не пиши мне про „пеленки“ и „радостное событие“. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понимать, что я предпочитаю не говорить о том, что скоро мне придется заботиться о пеленках». (Октябрь, дата неизвестна.)

Кларе: «В последние дни я не переставая, постоянно думаю о Сезанне; из трех-четырех сильных парижских художников именно он потряс меня прямо как гром, как грандиозное событие! Ты помнишь, что мы с тобой видели у Воллара в 1900 году? А перед отъездом из Парижа я посмотрела его ранние картины в галерее Пеллерана[47]. Скажи мужу, чтобы он тоже сходил. У Пеллерана сто пятьдесят работ Сезанна. Я видела всего несколько, но они великолепны. Мне так важно знать всё об осеннем Салоне, что я попросила его хотя бы прислать мне каталог. Приезжай поскорее, если сможешь, – в понедельник, потому что в ближайшее время, надеюсь, я наконец займусь другим. Если бы мне не нужно было непременно быть здесь, ничто бы не удержало меня вдали от Парижа» (19 октября).

Матери: «Как бы я хотела провести неделю в Париже! Сейчас там выставлено пятьдесят шесть картин Сезанна!» (22 октября).

Матильда Модерзон родилась 2 ноября 1907 года. Роды были тяжелыми. Они длились два дня и завершились при помощи хлороформа и акушерских щипцов. Врач прописал Пауле постельный режим, чтобы она восстановилась.

Мать Паулы очень рада, особенно на фоне «кошмаров последнего года». Ребенка назвали в ее честь, Матильдой. Последовав примеру матери, и Паула родила дочь. Мать пишет идиллические письма: «Паула лежит на белоснежных подушках, а над ней – ее обожаемые Гоген и Роден. Сияющее зимнее солнце проникает сквозь короткие белые занавески, и красные герани, стоящие на подоконнике, так и светятся, точно улыбки…» Я хочу верить, что Паула тоже была счастлива, что ребенок принес ей безграничную радость.

Хьюго Эрфурт, фотограф, приехавший, чтобы увековечить Отто, сделал несколько фотографий матери и ребенка: изображение очень четкое, Паула лежит на подушке, лицо отекшее, она улыбается. Малышка где-то плачет, где-то спит.

Через восемнадцать дней Пауле наконец-то позволено подняться. Устраивают небольшой праздник. Она просит поставить в ногах кровати зеркало, укладывает косу вокруг головы и прикалывает к своему домашнему платью розы. Дом заставлен свечами и цветами, всё сияет. Паула встает – и падает замертво. Она умирает от эмболии, из-за того, что слишком долго лежала. Падая, она произносит: «Schade». Это ее последнее слово. Оно значит – «жаль».

Я написала эту биографию из-за него, из-за последнего слова. Потому что в самом деле – жаль. Потому что мне не хватает этой женщины, с которой я не была знакома. Потому что я хочу, чтобы она жила. Я хочу показать ее картины. Рассказать о ее жизни. Я не просто хочу воздать ей по заслугам: я хочу совершить чудо, чтобы она была здесь.


Рекомендуем почитать

Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.