Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер - [20]

Не мог бы он сходить в ее мастерскую и прислать ей шесть ее лучших обнаженных портретов, чтобы она могла записаться на курс в Высшую школу изящных искусств? Рисунки хранятся в большой красной папке, висящей на двери. Их нужно завернуть, положить в тубус и отправить на ее новый адрес с пометкой «не представляет коммерческой ценности», чтобы не платить таможенных пошлин. И еще, чтобы записаться, ей будут нужны документы – похоже, она случайно оставила их в мастерской. Если там нет – сгодится и свидетельство о браке. Ах да, еще на полке осталась книга по анатомии. И у нее закончились деньги. Он по-прежнему готов их ей выслать? Спасибо. В Париже все деревья – в почках. Спасибо Элсбет за милую вышивку. Сердечный привет.

⁂

В безнадежных попытках вернуть Паулу Отто цитирует ей свои старые любовные письма. Рассказывает ей об их саде, в который пришла весна. Там распустились желтые цветы.

«Дорогой Отто. О, как я люблю тебя! ‹…› Но я не могу сейчас вернуться домой. Не могу. И видеться где-то еще я тоже не хочу. И я не хочу от тебя детей; не сейчас».

Она приняла решение. Так нужно. Он страдает, она тоже страдает, но нужно жить и работать. Она снова рассказывает ему про Париж. И про Бретань: бесконечное море всего в десяти часах на поезде, там яблоневые сады, солнце, радость и розы, Мон-Сен-Мишель и омлет у матушки Пулар[34]. Из Ротенёфа она посылает ему открытку с вытесанными из скал фигурами, которые сегодня назвали бы ар-брют. Она благодарит его за то, что он оплатил это путешествие, и за двести марок, присланные в предыдущем месяце, – они пошли на аренду и расходы, связанные с переездом. Если он хочет ей помогать, пусть впредь без напоминаний высылает по сто двадцать марок пятнадцатого числа каждого месяца.

Отто забрал из мастерской Паулы все натюрморты. Он живет среди них. Он ищет в них вдохновение, старается уловить их жизнь, блеск, дыхание. Но, по словам матери Паулы, которая всё еще живет с несчастным, ему не удается нащупать ничего, кроме «каких-то математических доказательств».

Когда Фогелеры пожелали купить картину Паулы, им пришлось проявить настойчивость, чтобы убедить Отто с ней расстаться. Фрау Брокхаус, подруга, посетившая мастерскую у Брюнйесов, тоже купила натюрморт; так Паула смогла вернуть долг Рильке, поручив Отто переслать ему деньги. Таким образом, вместе с ребенком, которого купил Рильке, при жизни она продала три картины.

Отто же с начала года продал пять картин. Паула просит сестру Герму написать ему и попросить денег… А у другой сестры, Милли, она просит шестьдесят франков, чтобы заплатить моделям.

Деньги, спешка: нерв ее одиночества, тупик независимости.

⁂

«Я становлюсь кем-то». Эта мантра всё звучит в письмах Паулы. Не Модерзон, не Беккер – кто-то.

Бернгард Хётгер подбадривает ее. Хётгер – немецкий скульптор, которого она встретила в Париже. Он изумлен, даже ошеломлен ее талантом. Паула знакомится и с его женой. Будто повторяется ее знакомство с Модерзоном: восхищение, потребность в одобрении, только его мнение важно, вы верите в меня, а я-то была такой одинокой, я плачу от радости, вы распахнули дверь моей темницы… Но Хётгер любит свою жену. Паула пишет несколько ее портретов: красивая прямоугольная голова, квадратный вырез, коса окаймляет лоб; в ней чувствуется прямота и сила, «сама серьезность, так и просится на холст». Пальцы сложены тюльпанами.

Хётгер же работает над «лежащей обнаженной, потрясающей, просто монументальной». В мастерской друга Паула смотрит на свое будущее надгробие. От смерти ее отделяет одна весна и два лета.

⁂

Она работает. Натюрморты, автопортреты, много обнаженной натуры. За 1906 год она написала больше восьмидесяти картин. По картине каждые четыре-пять дней. Лихорадочно. Она живет в окружении собственных картин, просыпается по ночам, чтобы посмотреть на них при свете луны, и возвращается к работе с первыми лучами солнца. Она старается сбавить темп. Тратить на каждую больше времени. Но мешкать над холстом опасно: есть «риск всё испортить».

⁂

В конце марта Рильке возвращается из путешествия с Роденом (он всё еще работает у него секретарем). Вместе с толпой зевак они с Паулой наблюдают за торжественным открытием «Мыслителя» перед Пантеоном. Но уже 10 мая Роден увольняет Рильке из-за недоразумения, обозвав его мелким воришкой. Изгнанный из Мёдона, уязвленный, без денег, поэт по привычке бежит в 29-й дом по улице Кассет.

У Рильке снова есть время, и он позирует Пауле. Вот они: друг перед другом, смотрят друг на друга, то говорят, то молчат, и щедро даруют друг другу эту картину – как дарят дружбу. Этот портрет – след тех часов, что они провели вместе. Рильке рыжий, белый, черный и зеленый. Он кажется очень молодым. У него борода фараона, усы гунна, жесткий стоячий воротничок, широкий лоб, круги под широко раскрытыми глазами с фиолетовым белком, брови подняты, рот открыт. Он напоминает обезумевших профессоров из «Адели Блан-Сек»[35] (а шляпки Паулы – шляпки Адель). Толстые губы, крупный нос, борода прямоугольником, глаза сидят глубоко. Его лицо будто что-то тянет вправо. Рильке смотрит вдаль, вглубь, кажется потрясенным тем, что всю оставшуюся жизнь будет заставлять писать его, не умевшего жить.