Быт русского народа. Часть 6 - [38]
Из местных обычаев на Троицын день не менее замечателен у волжских жителей. Завив березки в роще, отправляются с венками к реке Волге при радостном пении:
По развитии венков бросают их в воду: чей венок прямо поплывет, той выйти замуж в тот же год; чей потонет, той сидеть в девках.
По окончании загадывания возвращаются домой с пением:
В Воронежской губернии существовал обычай, что девушки завивали венки поутру Троицына дня, а развивали и пускали на воду в самый праздник уже вечером. Для праздника строили шалаш за городом, убирали его венками, цветами и душистою зеленью; внутри него ставили чучело, одетое в богатое платье, мужское или женское. Около шалаша толпились люди обоего пола, раскладывали на Застланных скатертью столах или на земле нарочно приготовленное кушанье и ставили разного рода напитки: мед, пиво, варенуху и водку; садились и угощали друг друга; затем начинали петь и плясать около шатра. Девушки и Молодые парни составляли хоровод с песнями и пели:
В Семик и Троицын день при завивании венков разыгрывают в северной части России хороводную игру жениха и невесты. В середину хоровода помещают ловкого парня и печальную девушку. Хоровод ходит вокруг них и поет:
Эта хороводная игра, выражающая грусть девушки по ее свободе, которая для нее дороже всех подарков, оканчивалась в старину расплетением косы. Девица всегда восхищается волнистою своей косою, но как она плачет, когда расплетают ее! Наши песни о русой косе запечатлены душевною тоской. Так пели наши предки, так оно и было. А теперь не то время! Теперь каждая девушка расплетает с радостью свою косу, чтобы ей быть посвободнее. За мужем. Следующую песнь также поют во время троицких хороводов.
Между суеверными предметами народ сохранил на берегу реки Мечи в селе Козьем (около Тулы) кучу камней, расположенных хороводным крутом. Там думают, что этот круг состоял из хороводных девушек, которые за неистовые пляски их на Троицын день превращены небесным громом в камни. Это похоже на Ниоба, превращенного громом с детьми в камни.
В древности ходили в священные рощи снимать кору с деревьев, березы, липы и дуба и прикладывали ее к ранам. Добывая огонь из священных деревьев <с> помощью трения, хранили его дома. Другие брали кусочек затлевшегося дерева или щепочку золы и берегли у себя, думая предохраниться от заразы. Спинную боль излечивали топтанием ногами по хребту спины, в священной роще [94].
Странное сохранилось доныне обыкновение в Петербурге. Спустя неделю после первого Воскресенья от Троицы молодые люди выбирают себе невест в Летнем саду. Туда стекается из столицы в четыре или пять часов пополудни все, что может ходить и двигаться, чтобы посмотреть, полюбоваться и самих себя выказать. Музыка гремит безумолчно, по всем углам сада, в коем гуляют в богатых и изысканных нарядах, гуляют и замечают друг друга. Хотя это гулянье собственно купеческое, однако под их вывескою расхаживают и другие, кто ищет себе жениха или невесты. Девушки и молодые вдовушки из купеческого и мещанского сословия одеваются с расточительной роскошью, в дорогие платья, голову и шею унизывают жемчугом и бриллиантами; в уши вдевают драгоценные серьги; пальцы испещряют перстнями и кольцами. Разряженные невесты ходят по главной аллее, со своими матерями и родственницами; женихи, которые стоят по обеим сторонам аллеи, высматривают невест и потом объявляют о своем выборе стоящей возле них свахе. Эти передают условия и желания жениха, и дело по большей части в шляпе. Часто женятся весьма забавно. Многие из женихов, думая, что драгоценное украшение девушки, которое видели на ней, есть ее собственное, между тем как все это берется от бриллиантщиков напрокат, опрометью ищут руки в той надежде, что обогатятся наверно. Но как они обманываются жестоко! В удел достается нередко одно подвенечное платье, и в том, увы, все богатство!
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
Автор книги – Фируз Казем-Заде, доктор исторических наук, профессор Йельского университета (США), рассказывает об истории дипломатических отношений России и Англии в Персии со второй половины XIX до начала XX века. В тот период политическое противостояние двух держав в этом регионе обострилось и именно дипломатия позволила избежать международного конфликта, в значительной степени повлияв на ход исторических событий. В книге приведены официальная дипломатическая переписка и высказывания известных политиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.