Быт русского народа. Часть 2. Свадьбы - [20]
До совершения брака происходило сначала сватовство. Ни молодой человек, ни девушка не имели возможности 'видеться преждевременно, а тем более соглашаться о вступлении в брак — это было дело родителей. Отец взрослой дочери отправлялся в дом, где жених по его мыслям. Он говорил с ним, его родителями или его друзьями о своей 'невесте; хвалил ее и возбуждал в нем желание жениться на ней. Если предложение было принято, то желали наперед видеть в доме его. Он сначала уклонялся, потом дозволял посмотреть только матери и ее знакомым. Если не находили недостатки: не была слепая или хромоногая, до договаривались о приданом.
Люди сколько-нибудь значительные воспитывали своих дочерей в запертых теремах и скрывали их от людей, потому жених мог видеть свою невесту, когда он принимал ее в своей спальне. По этой причине часто происходили обманы: вместо пригожей давали дурную или уродливую; вместо дочери боярской какую-нибудь девку. Такие примеры бывали и между знатными людьми, посему не удивительно, что мужья жили с женами, как кошка с собакой, и их крепко били.
При княжеских и боярских свадьбах наблюдали следующие обряды: со стороны жениха и невесты назначались по одной свахе, которые всеми распоряжались в том доме, где игралась свадьба. Сваха невесты отправлялась в день свадьбы в дом жениха и приготовляла там брачную постель; за свахой несли на головах около ста лакеев, одетых в кафтаны, все те вещи, которое принадлежали к постели и украшению спальни. Постель стлали на 40 ржаных снопах, заранее приготовленных женихом; возле постели ставили кадь с пшеницей, ячменем и овсом.
По окончании всех приготовлений жених отправлялся вечером со своими дружками в дом невесты; с ним ехал священник, который должен был венчать. Дружки невесты принимали жениха с его дружками весьма ласково; старших или ближайших дружек сажали за стол, на коем ставили три кушанья, но их, однако, никто не трогал. На первом месте сидел мальчик; подле него жених, который, постояв несколько минут, советовался со своими дружками о занятии им своего места; потом он сводил его учтиво с места и сам садился. После приводили невесту, закутанную в дорогое платье, сажали ее подле жениха; но чтобы никто из них не видел друг друга, два мальчика держали между ними красную тафту. Сваха расчесывала волосы невесты, распускала их по плечам; потом плела в две косы, надевала на голову венок (должно быть, кику) и открывала лицо. Венок делался из плющеного золота или серебра и подбивался материей; по краям его висели, близь ушей, четыре, шесть и более жемчужных ниток, которые ниспадали на грудь. Платье невесты и рукава ее рубашки, которые бывали около трех аршин шириною, и воротник вышивались жемчугом. Такое платье стоило более одной тысячи талеров[52]. Башмаки делались с подборами, вышиною около четверти локтя, что едва можно было ходить; иные носили сапоги. Другая сваха чесала голову жениху, между тем прочие женщины, став на скамьи, пели веселые песни. После приходило двое молодых поддружьев (Gesellen), одетых весьма хорошо, и приносили на подносе: соболи, сыр и хлеб; последний назывался караваем. Священник благословлял сыр и каравай, который несли потом в церковь. На стол ставили серебряное блюдо, на коем лежали атлас, тафта, гладкие четвероугольные деньги, хмель, ячмень и овес. Сваха закрывала невесту и осыпала бояр и всех гостей теми вещами, какие были положены на блюде; они подбирали с земли атлас и деньги, если хотели, между тем в то же самое время пелись песни. Родители молодых, встав со своих мест, разменивали кольца у молодых.
После сих обрядов сваха сажала невесту в сани, покрывала ее фатой и ехала с невестой в церковь. Запряженную в сани и хомут лошадь обшивали лисьими хвостами. Жених с своими дружками и священником ехал за невестою верхом; подле саней шли дружки и прислуга, и все пели веселые песни.
То место в церкви, на коем совершалось венчание, застилалось красной тафтою, а под ноги молодых стлали особую ткань. Перед венчанием подносили священнику пироги и перепечь, а над головами молодых держали большие иконы. Священник, благословив их, брал жениха за правую руку, а невесту за левую, и спрашивал у них по три раза: любят ли они друг друга и будут ли взаимно уважать? После троекратного «да» он водил их вокруг налоя и пел: «Исайя, ликуй…» Потом клал им на головы венцы (Rauten-Kranzlein) и говорил: «Растите и множьтесь»;,затем соединял их и произносил: «Что Бог соединяет, того человеку не расторгнуть». Присутствующие зажигали в церкви небольшие восковые свечи; священнику подавали деревянную позолоченную чашу или стеклянный бокал с красным вином: он пил за здоровье новобрачных, которые в свою очередь пили три раза. Потом жених бросал на землю сосуд и топтал его с невестой, говоря: так должны погибнуть те, которые захотят поселить между нами раздор и несогласие. Женщины обсыпали новобрачных льняным и конопляным семенем и желали им счастья. Некоторые дергали невесту за платье, показывая вид, будто они хотят увести ее, но молодые держались друг за друга. После жених, проводив свою невесту до саней, садился на свою лошадь; возле саней несли шесть восковых светильников, а поезжаные пели всякие песни.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.