Быть Руси под княгиней-христианкой - [7]

Но Игорь и Ольга нашли выход из этого положения — правой рукой Олега в походе будет Свенельд, его соплеменник и бывший воспитатель. К тому же сосредоточение главной власти в войске в руках воевод одной с ним крови позволит укротить необузданный нрав самолюбивого ярла Эрика, всегда с трудом воспринимавшего необходимость подчинения другим военачальникам.

Была, конечно, определённая угроза сговора Олега и Свенельда, связанных почти родственными отношениями, с Эриком, побратимом и лучшим другом Свенельда. Они могли пожелать действовать в походе в собственных корыстных интересах в ущерб Руси. Но Игорь постарался обезопасить себя и с этой стороны. Если ярл Эрик располагал четырьмя тысячами викингами, на которых могли положиться в своих кознях возможные заговорщики, то русичей в объединённом войске будет шесть тысяч, а командование ими будет поручено воеводам Микуле и Рогдаю, в чьей преданности Руси и себе лично великий князь нисколько не сомневался.

К тому же именно Микула от имени великого князя вёл тайные переговоры с посланцами кавказских племён аланов и лазгов[35] о совместном с ними походе на Бердаа. Организовал эту встречу друг Микулы со времён Хвалынского похода атаман Казак, предводитель степной вольницы между реками Саркел и Итиль. Поэтому, затей викинги какие-либо козни или откажись повиноваться главному воеводе Олегу, дружины аланов и лазгов, скорее всего, оказались бы на стороне русичей, чего не мог бы не учесть осторожный Свенельд.

Чем бы ни закончился поход на Кавказ, Игорь во всех случаях был в выигрыше. Если поход окажется успешным и Русь укрепится на Хвалынском море, вряд ли тамошним правителям это будет по нраву, и они затеют войну, на которой всегда найдётся место русским князьям и военачальникам, представляющим угрозу для княжича-наследника. Если поход завершится неудачей, из него на Русь возвратится едва ли больше участников, чем из прежнего Хвалынского, и Русь на некоторый срок будет избавлена от присутствия на ней или вблизи её побережья сильных варяжских дружин, которые могли бы вмешаться в русскую междоусобицу на сторону своих сородичей Свенельда, Олега или полоцкого князя Люта.

Пусть тот, кто много о себе мнит и считает обделённым властью, отправляется на Кавказ и стяжает в боях славу, желательно посмертную, а он, Игорь, возвратится в Киев.

В том, что Ольга занялась теперь воспитанием сына, имелась не только положительная сторона. Если она и здесь проявит то же усердие и настойчивость, что прежде в вопросах управления Русью, из княжича под воздействием женского воспитания может вырасти не суровый князь-воитель, а то подобие владык, которых Игорь лично встречал на Дунае и Балканах и которые в последнее время так часто стали появляться на византийском троне. А поскольку Ольга не только умная и решительная женщина, но и христианка, это накладывает на Игоря повышенную ответственность за судьбу княжича.

Как князь-охранитель Земли Русской он своё свершил — не утратил ни пяди родной земли, доставшейся ему от предшественника Олега! Как князь-воитель он прославил Русь не меньше прежних князей — поставил на должное место Византию, пожелавшую унизить Русь и вознестись над ней, а вскоре заставит вспомнить о грозном имени русича Кавказ! Теперь ему предстоит исполнить перед Русью свой долг князя-отца, воспитавшего себе на смену достойного преемника!

Какое-то время Ольга прислушивалась к затихавшему за дверью смеху княжича, только что покинувшего с няньками её, затем устало откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза.

Как завидовала она ромейским императрицам, которым не нужно было, как ей, тратить столько времени и сил на воспитание своих сыновей! Их дети могли в университете[36] постигать обязательные науки, именуемые «свободными искусствами»: грамматику, арифметику, риторику, геометрию, диалектику, астрономию, музыку и вдобавок литературу, философию, юриспруденцию. Даже девочки могли изучить в монастыре эти же науки и заодно знакомиться с историей проповеднической христианской литературы и толкованием священных книг.

Однако Ольга жила и княжила не в христианской Византии, а в языческой Руси, и потому она сама должна была дать княжичу необходимые знания. А это было трудно, неимоверно трудно, ибо ей одной приходилось противостоять всему, что окружало Святослава, едва он покидал её покои.

На первых порах она стремилась, насколько возможно, не выпускать княжича из своих покоев, ограничить его общение с ровесниками и взрослыми обитателями великокняжеского терема, не имевшими прямого отношения к его воспитанию, что ей конечно же не составило труда. Но однажды, заметив, с каким испугом посмотрел Святослав на вошедшего к ней в ратных доспехах Ратибора, Ольга задала себе вопрос: кого в конечном счёте она хочет вырастить и воспитать из княжича? Смелого, отважного князя-витязя, любимого дружиной и способного железной рукой смирить своеволие князей земель и неповиновение воевод. Или обученного всевозможным книжным премудростям юношу-христианина, не знающего русской жизни, чуждого дружине, князьям земель и воеводам. Готов ли он будет в жесточайшей борьбе отстоять своё право на власть, приведись ему после смерти Игоря вступить в схватку с претендентами на стол великих киевских князей?