Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями - [11]
Я не любитель спорта и не поклонник пафосных государственных шоу вроде олимпиад, парадов, фейерверков или юбилеев. Я смотрел отчёт об Олимпиаде в новостях, причём в кратких новостях канала РБК, который я всегда и смотрю. И вопрос ваш на самом деле очень сложный. Он распадается на множество более частных вопросов.
Нужен ли России хороший имидж? Да. Нужна ли Олимпиада? Да. Нужно ли было отстраивать Сочи заново? Не знаю. Морально ли проводить такое дорогое шоу в бедной стране? Нет. Можно ли было рисковать с Олимпиадой в столь коррумпированном государстве? Нет. Получилось ли поразить зрителей? Дело вкуса. Будут ли вспоминать Олимпиаду с гордостью? Да. Ну и так далее до бесконечности.
Если рассматривать одну Олимпиаду без контекста — это триумф. Если рассматривать в контексте — это, наверное, пир во время чумы. И к тому же на Олимпиаду мы переносим те претензии, которые имеем к государству, а вовсе не к Олимпиаде. Поэтому давать какой-то один обобщающий ответ про Олимпиаду — наивно. Объективность невозможна, а полемика неизбежна.
Если уж вы спрашиваете про роскошь, то о какой роскоши идёт речь? «Мы живём и работаем» ради своей собственной роскоши, а нам показали роскошь государства. Мы все на опыте знаем немощь нашего государства, и роскошь Олимпиады не убедит нас в силе государства, но легко убедит в его аморальности.
Мы стараемся вступить в корпорацию, которая решила бы наши проблемы. Корпорацией может быть фирма «Газпром». Может быть город Москва. Может быть класс чиновничества. Но это всегда корпорация, которая заменяет собой государство
На недавней встрече с читателями в Екатеринбурге вы говорили о проецировании «московской матрицы» на регионы. Почему люди с такой готовностью эту матрицу принимают?
Вы задаёте вопрос, на который сложно дать обобщающий ответ. Интуитивно понятно, почему люди предпочитают «московскую матрицу» региональной. Кто-то просто провинциал по мышлению (для провинциала столичное — значит лучшее). Кто-то идёт на поводу у тренда. Кому-то кажется, что так правильно. Но проблема не в том, что люди предпочитают столичное. Проблема в том, что все другие культурные «матрицы» объявляются неполноценными. Это всё равно что считать льва единственным настоящим животным, а всех остальных зверей — недоразвитыми или уродливыми львами.
Следите ли вы за полемикой вокруг «Ельцин Центра»? Как вы считаете, почему тема 90-х вдруг стала столь актуальной?
Я слышал о полемике вокруг «Ельцин Центра», но не слежу за ней. У меня есть своё мнение о «Ельцин Центре», основанное на опыте давнего знакомства с этой институцией, и чужие вопли мне не интересны.
Я не думаю, что тема 90-х стала актуальной. Я думаю, что вдруг резко (и официально) изменилось отношение к 90-м — от сострадательно-осуждающего к оскорбительно-проклинающему. Причиной я вижу некую «герметизацию» современной России. Россия в некоем завышенном самомнении надменно отгораживается от всего: от Европы, от США, от культурного мейнстрима, от своих проблем и от своего недавнего прошлого. Это включился комплекс неполноценности.
Когда вы для себя поняли, что централизация России ведёт к деградации страны? Была ли какая-то отправная точка или вы пришли к пониманию этой проблемы постепенно?
Вы говорили, что сейчас «время корпораций», когда люди или присасываются к сообществу, компании и т. д., или создают своё (байкерское, футбольное, рыболовное, националистическое, политическое и т. д.). В этом нет ничего плохого, как мне кажется. Ведь стремление к объединению лежит в природе человека, не так ли? И даже в царской России были сословия, общинность, при которой человеку быть одному невыгодно и не нужно.
Чем дальше отъезжаешь от Москвы, тем отчётливее понимаешь, что такое Россия. В частности, когда был у вас в Челябинске, то приятно было осознавать, что местная идентичность ещё не размыта глобалистскими вещами. Ощущение солидности, серьёзности местных людей не покидало меня, пока был на Урале. Этого не хватает здесь, в центральной части страны.
С централизацией страны, которая ведёт к деградации, я столкнулся сразу же, как только захотел сделать что-то выходящее за рамки дозволенного. Говоря проще, издать книгу. Это было в начале 90-х. Всё системное книгоиздание тогда сосредоточилось в столицах, а в Екатеринбурге, который некогда славился своими издательствами и журналами, оказалось глухо. (Так я и доныне здесь ничего не издал.) Потом мне стало ясно, что подобная ситуация — во всех сферах жизни, не только в книжном деле. Но первое недоумение появилось у меня именно тогда и от этого.
В желании людей объединяться нет ничего дурного. Но корпоративность — это не просто объединение. Это такое объединение, которое выполняет и функции государства. Представьте, что клуб филателистов начинает печатать свою валюту, строить свои больницы и вооружать свою армию. А нынешние «корпорации» именно этим и хороши. Они берут на себя функции государства, а для этого им приходится «присасываться» к ресурсу. В результате они разрушают и государство, поскольку отвергают принципы равноправия и конкуренции, и экономику, поскольку присваивают общенациональную ренту. Разумеется, в первую очередь виноваты в этом не «корпорации», а само государство, точнее истеблишмент, которому при таком порядке процветать проще и надёжнее. Я уже не раз говорил, что самая большая «корпорация» — Москва, которой дозволено жить хорошо, потому что она — буфер от нации, «подушка безопасности» российской власти.
