Быстрый взлет - [51]

– Что это там над горизонтом?

Я увидел вдали маленькие клубы дыма.

– Мой бог, это зенитки. «Хемпдены», должно быть, уже там.

Я повел свою группу на максимальной скорости. Спустя несколько секунд мы различили мачты судов – одного большого, сопровождаемого несколькими поменьше, которые из легких и тяжелых зенитных орудий вели потрясающий заградительный огонь перед самолетами-торпедоносцами. Конвой отчаянно маневрировал, чтобы уйти. Мощный всплеск, сопровождаемый масляным дымом, отметил могилу одного из торпедоносцев. Ни одно из судов, насколько мы могли видеть, не имело повреждений.

Мы все еще были в нескольких километрах, и немцы пока не заметили нас, потому что мы приближались быстро и на малой высоте, наши винты поднимали соленую водяную пыль. Я вызвал лидера «бью» из Берегового командования, чтобы они присоединились к нам во время атаки эскорта. Мы могли прорваться через мощный заградительный огонь зениток, только если бы одновременно атаковали разные корабли. К моему огорчению, он ответил, что считает торпедную атаку фактически законченной и собирается вести свои самолеты домой. Не было никакого смысла обсуждать это по радио, я вызвал оба своих экипажа и направил их для атаки сторожевых кораблей.

Небольшой эсминец[100] был в 1,5 км передо мной, и я выбрал его своей целью. До сих пор ни одна из зениток, казалось, не развернулась к нам. Корабли сконцентрировались на «хемпденах». Оказавшись на дистанции 800 м, я открыл огонь, и тогда «мой» корабль начал поворачивать вправо, к нам кормой, чтобы уменьшить свой силуэт. В то же время к нам понесся поток красных огненных шаров, не только из его зениток, но и с других кораблей конвоя. Воздух был заполнен металлом, и я не понимал, как мы сумели избежать попаданий. Я нажал большим пальцем на кнопку огня, и четыре пушки начали изрыгать бронебойные и осколочно-фугасные снаряды со скоростью 700 выстрелов в минуту. Наш самолет заполнился парами кордита, которые я едва замечал, сконцентрировавшись на удержании корабля в прицеле. Сначала фонтаны воды были лишь позади корабля.

Мой огонь был немного неточным. Все еще держа большой палец на кнопке огня, я слегка потянул штурвал на себя, чтобы лучше прицелиться. Теперь корабль покрылся вспышками огня и клубами дыма от попаданий снарядов из наших пушек. Мы приближались на скорости 370 км/ч, и нацистский корабль становился все больше и больше. Ответный огонь из его пушек прекратился. Экипаж, должно быть, погиб или искал защиту от нашего убийственного огня. Воздух заполнили разрывы снарядов, поскольку остальная часть конвоя пыталась сбить моих товарищей. На секунду или около того я был избавлен от огня с других кораблей, так как находился очень близко к их собственному кораблю. Я летел так низко, насколько смел, все время стреляя, в последний момент, когда казалось, что мы врежемся в корму судна, я взял штурвал на себя и чудом проскочил над мачтой. Затем, выполнив крутой правый разворот, мы спикировали к поверхности воды и на максимальной скорости повернули на запад, от конвоя.

Когда мы уходили, начался настоящий ад. Все нацисты набросились на нас, чтобы отомстить.

– Затрудните им работу, сэр. Маневрируйте, – раздался по внутренней связи голос Блэкберна, напоминая мне о противозенитном маневре.

Вокруг нас поднимались большие столбы воды, поскольку к легким зениткам присоединились тяжелые корабельные пушки. Один или два снаряда разорвались рядом с нами, опасно раскачивая самолет. С резким металлическим скрежетом осколки горячего металла пробивали наиболее важные места нашего доброго старого «бью». Наконец мы оказались вне досягаемости.

– С вами все в порядке?

Док и Блэкберн ответили, что в порядке.

– Блэкберн, вы видели два других наших самолета?

– Думаю, что ни один из них не уцелел, сэр. Когда мы приближались к нашей цели, я в течение секунды видел один, окруженный разрывами зенитных снарядов, затем в его районе был большой всплеск воды. Второй я вообще не видел.

Мое сердце оборвалось. Это было очень плохо.

Начинало темнеть. Корабль, который мы атаковали, казалось, потеряв управление, медленно шел по кругу, дымясь, но все еще оставаясь на плаву. Все другие суда выглядели невредимыми. Моей первоочередной заботой было попытаться связаться с другими нашими экипажами. Я вызвал их по радио. Макэндрю, пилот одного из «бью», ответил сразу и сообщил, что у него все хорошо и он также направляется домой. Другой экипаж не отвечал. Я надеялся и молился, чтобы он выжил, пусть даже попал в плен. Позднее я узнал, что этот самолет был сбит огнем тяжелой зенитной артиллерии и упал в море.

Два часа спустя Мак и я посадили наши «бью» в Преданнаке. Оба самолета были повреждены осколками зенитных снарядов, но не понесли серьезного ущерба. Я выпустил 520 20-мм снарядов одной длинной очередью – почти 6 секунд непрерывного огня, это была самая длинная очередь, которую выстрелил в течение всей войны. В среднем продолжительность одной очереди в бою была две-три секунды. Это было оправданно, поскольку мы повредили немецкий боевой корабль.

Однако в целом вылет я считал неудачным, в основном из-за ошибок во времени выхода в точку встречи и последовавшей за этим несогласованности действий в процессе атаки. Вооруженный рейдер ушел невредимым. Это вылет стоил нам потери одного «бью» и одного «хемпдена», несколько «хемпденов» вернулись тяжело поврежденными с ранеными членами экипажей. Я переживал потерю нашего экипажа и считал, что этого не случилось бы, если бы «бью» из Берегового командования участвовали в атаке. Я довольно резко высказал свое мнение командиру их эскадрильи, который, ввиду важности вылета, должен был лично вести свои самолеты. Фактически же его самолеты возглавлял один из опытных экипажей из числа сержантов. Этот инцидент в течение нескольких дней был причиной натянутых отношений между двумя нашими эскадрильями в Преданнаке, но они вернулись в доброжелательное русло, когда командир их эскадрильи был снят своим командованием. Его место занял один из командиров звена, превосходный лидер штурмовых атак «бью».