Быстроногий олень. Книга 2 - [17]

Прочитав записку, Журба улыбнулся, зачем-то подмигнул наблюдавшему за ним Тымнэро и сказал по-русски:

— Понимаешь, дружище: ждут и обижаются. Честное слово, мне нравится и то и другое. Редко бываю у них. Нояно права.

— Мало я еще слов русских знаю, — сокрушенно вздохнул Тымнэро. — Не понял, что ты сказал.

— Я прошу тебя быть моим проводником до стойбища Орая, вот что я сказал!

— Проводником до стойбища Орая? — оживился Тымнэро. — Поеду, обязательно поеду, если отец отпустит. Только это далеко, очень далеко… Там, за высоким перевалом. В тех местах в этом году и Чымнэ кочует…

Через час Владимир и Тымнэро уже скакали на оленях по голубым снежным просторам, каждый на своей упряжке в пару оленей.

Вечерняя заря, недавно сменившая утреннюю, постепенно выцветала. Вскоре наступила ночь. Журба и Тымнэро долго ехали во тьме.

Предстояло преодолеть большой перевал одного из отрогов Анадырского хребта. Перед перевалом путники остановились на отдых.

Олени сразу же принялись разгребать снег. Опустив головы к выбитым копытами ямкам, они острыми зубами подрезали ягель, торопливо подбирали его твердыми губами.

Наломав сухого кустарника, Владимир и Тымнэро разожгли костер, вскипятили чай. Владимир с огромным удовольствием пил крепкий чай, обхватив озябшими руками горячую кружку.

Закурив после ужина, Тымнэро лег на спину на разостланную шкуру, заложив руки за голову. Глаза его смотрели куда-то далеко-далеко, в молчаливый, таинственный звездный мир.

«Об Аймынэ своей, наверное, мечтает» — подумал Владимир, поправляя в костре головни.

Вытащив из-за пояса снеговыбивалку, Тымнэро указал на Полярную звезду:

— Вот эта у нас называется Элькеп-енэр[3]. Старики говорят, что у нее своя яранга есть, изо льда построена. На вершине ее огонек горит. Эта звезда в середине неба расположена. Над ее ярангой дыра есть. Через эту дыру в другой мир попасть можно.

Журба заинтересовался.

— А вон те как называются? — показал он на Арктур и Вегу.

— Леутти[4], — ответил Тымнэро, все так же задумчиво глядя в небо. — Ночью, когда гор нету, дорогу правильную трудно найти. Надо смотреть, как Леутти расположены. Тогда путь правильный найдешь.

Владимир указал на созвездие Ориона.

— А вон та Пультэннин[5] называется, — Тымнэро почему-то улыбнулся. — Пультэннин — хороший стрелок из лука. Но видишь, у него горбатая спина. Понимаешь, нехорошее с ним случилось. Вот посмотри на те звезды, — Тымнэро указал на созвездие Льва. — Называются они Вэтчанаут[6]. Это жена Пультэннина. Приревновала она его к Нэускат-емкып[7], — Тымнэро показал на созвездие Плеяд. — Рассердилась Вэтчанаут и ударила своего мужа кроильной доской по спине. С тех пор он и стал горбатым. А вон звезды, которые левее Пультэннина рассыпаны, это его дочери. Они к леворучному рассвету бегут. Видишь, какие светлые и ласковые звезды. Красивые дочери у Пультэннина, ясные глаза у них. А к рассвету они потому бегут, что хотят повстречать своего доброго дедушку, который утром в красных одеждах на меднорогих оленях в небо выезжает.

— Солнце, что ли? — спросил Владимир.

— Да, их дедушка — солнце, — подтвердил Тымнэро и указал на созвездие Большой Медведицы. — Вон Вэлитконаулит[8]. Когда-то они вон по той реке плыли, — юноша широким жестом показал на Млечный путь. — С пращами плыли, чтобы дедушку в красных одеждах от бешеных волков спасти, — их луна на него напустила.

— Целый мир легенд и сказок! — воскликнул по-русски Журба и начал рыться в портфеле, вытащив его из нерпичьего мешка.

— Подожди, Тымнэро, не рассказывай дальше, — обратился он к юноше по-чукотски. — Я сейчас все запишу.

Достав блокнот, Журба принялся быстро записывать все, что услыхал о звездах от Тымнэро. Руки его коченели на морозе. Владимир дул на них, с сожалением поглядывая на потухший костер, и снова принимался писать. Тымнэро смотрел на него с любопытством, но без удивления: он уже привык, что русский никогда не расставался ни с карандашом, ни с блокнотом.

— Ну, ну, рассказывай, рассказывай, Тымнэро, — попросил Владимир, с ожесточением дуя на руки.

Тымнэро оглянулся на прилегших оленей и стал рассказывать дальше. Владимир слушал его и изумлялся богатейшей фантазии чукотского народа, составившего чудесную легенду о небе. В легенде ясно чувствовались и глубокое поэтическое ощущение красоты, и горячее стремление проникнуть в тайны мироздания, и любознательность следопытов, для которых звезды служили и часами, и календарем, и компасом, и путевыми маяками.

После отдыха снова тронулись в путь. Стали подыматься на перевал. Таинственным и величавым казалось безмолвие. Почти отвесные голые скалы были мрачными. Каменные столбы, напоминавшие своей формой то человека, то вздыбленного медведя, уже не один век стояли в ущельях, придавая всему окрестному виду еще большую мрачность. Люди были тут редкими гостями.

На вершине перевала Тымнэро задумался. Перед ним было три спуска в долину реки Талявээм. Юноша знал, что один из них кончается высоким обрывом, но какой именно — не помнил.

Холодный ветер гулял по вершинам гор. Покрытые инеем олени понуро стояли на одном месте, не находя пищи на голых камнях.