Быстрая Молния - [21]

Все еще стоя в туннеле передними лапами, но уже наполовину отступив внутрь ледяной хижины, Быстрая Молния ожидал последней победной атаки Уопаска. Он чувствовал близость конца. Он сознавал, что в таинственном пространстве, открывшемся за его спиной, он не сможет противостоять своему могучему противнику. И все же он не помышлял о бегстве. С головой внутри туннеля, упираясь широко расставленными лапами, он не только защищался от Уопаска — он нападал на него. И перед угрозой его свирепых клыков Уопаск на некоторое время заколебался, громогласно рыча и качая головой. Маленькие глазки его, привыкнув к темноте, заметили, что он почти достиг внутренней двери в иглу. Еще одно усилие — и битва будет закончена, и он будет есть мясо. Тем не менее в течение нескольких мгновений он колебался, зная, что ему придется еще раз столкнуться с неотвратимыми разящими ударами острых клыков Быстрой Молнии.

За эти драгоценные мгновения произошло нечто весьма существенное.

По сверкающему снежному насту равнины мчались три фигуры, закутанные в меха с ног до головы, — Нипа-эскимос, его жена и сын. Во время охоты на тюленей льдина унесла их в открытое море. Теперь они возвращались, и уже на значительном расстоянии услыхали рев Уопаска у своих дверей.

Медведь не слыхал их и не чуял их запаха. Все его помыслы были направлены на одну цель, и он в третий раз протиснулся в то, что оставалось от туннеля. Близость смерти остро и мучительно отражается на звере. И Быстрая Молния знал, что время его пришло. Он сконцентрировал каждый нерв и каждое сухожилие в последнем могучем усилии. Его атака была настолько свирепой, что Уопаск, опустив голову вниз, в течение нескольких секунд не в состоянии был упереться туловищем в бока туннеля. С полминуты было сэкономлено, прежде чем Уопаск всей своей массой навалился на стены. Как и до того, они не устояли перед натиском и рухнули; путь в иглу был открыт. Одновременно с тем, как глыбы льда и снега рассыпались по сторонам, пронзительный человеческий вопль расколол тишину ночи, и в ее неверном сиянии сверкнуло острие гарпуна. Острие вонзилось в плечо Уопаска. Существа в капюшонах орали и вопили, как демоны, и Быстрая Молния выскочил из снежных руин, где он был наполовину погребен в результате последней атаки Уопаска. Прыжок столкнул его лицом к лицу с женщиной — женщиной, ради ребенка которой он отстоял величайшую битву в своей жизни и ради которого готов был умереть. В руках у женщины было длинное копье для охоты на тюленей, и с яростным криком она метнула его в Быструю Молнию. Копье ударило его в бок. Он почувствовал жгучую боль от стального зазубренного острия и бросился бежать. Древко копья некоторое время волочилось за ним; затем он вырвал зазубренную колючку из тела. Уопаск тоже бежал — сломя голову, не разбирая дороги, ища спасения в своих родных ледяных полях.

На гребне склона, откуда он впервые взглянул на узкую полоску долины, Быстрая Молния на мгновение остановился, окровавленный и измученный. Но даже сейчас, когда он с трудом глотал воздух, чтобы отдышаться, странный тихий и жалобный вой вырастал у него в груди. Наконец-то тайна этой ночи сбросила свои покровы и предстала перед ним обнаженной, чтобы он сумел ее постичь. И, постигнув ее, он опять повернул в сторону замерзших бесплодных равнин, и ни дух Скагена, ни необъяснимая радость этой ночи больше не струились в его крови, когда он медленно брел назад, к своей стае белых волков и к убитым оленям Оле Джона.

И когда он возвращался, самой мучительной из всех его ран была рана, нанесенная рукой человека.

Глава 4. Единоборство стай

Один раз в течение каждого семилетнего цикла на поросшую чахлыми кустарниками ивняка тундру Великой Северной Пустыни, которая полого спускается к земной груди в Северный Ледовитый океан, приходит Noot Aku Tao — Великий Голод. Так утверждают эскимосы и живущие южнее индейцы, ссылаясь на всех своих богов, злых духов и на врожденное суеверие. Один раз в семь лет на кроликов — источник и основу существования на севере как для животных, так и для людей — нападает мор, который губит их миллионами; а с исчезновением кроликов рыси голодают и начинают пожирать собственное потомство; редеет численность ласок, куниц и норок, пустеют ловушки у трапперов, и неудачи преследуют охотников на их промысловой тропе. Там, где прежде эскимосы добывали себе пропитание, бесследно исчезают огромные стада карибу. Мускусные быки растворяются в непостижимой загадке Полярной Ночи. Белых медведей становится меньше, и даже маленькие белые лисички-песцы — многочисленные, как воробьи, когда кролики имеются в изобилии, — исчезают, словно попав в огромную ловчую сеть, которая сметает все подчистую на бескрайних просторах бесплодных равнин. Великий Голод всегда приходит во время Долгой Ночи. И тогда Голодная Смерть становится охотником, триумфально шествующим по земле.

Нынешний год был Седьмым. Стояла середина Долгой Ночи. Прошел месяц с тех пор, как стада карибу откочевали все дальше и дальше на юг и на запад. Сильные бури скрыли их уход, и волки, чьи миграционные инстинкты были менее острыми и чуткими, утратили след, который привел бы их в страну изобилия, к далеким берегам Большого Медвежьего озера. На пустынных равнинах они дрались, голодали и умирали, ибо закон выживания наиболее приспособленных распространялся на всей территории от берегов озера Киуотин до залива Франклина, — и рука об руку с ним среди всех существ, питающихся мясом и кровью, шествовал каннибализм. Быстрая Молния, до недавних пор предводитель могучей стаи белых полярных волков, сам превратился в тощую, голодную, Дикую тень, занятую постоянными поисками пищи. С той ночи, три недели тому назад, когда он привел своих волков на убийство стада домашних оленей Оле Джона, голод крепко прижал его, и оба приятеля — он и Мистик — поддерживали теперь искорку жизни в своих телах тем, что выкапывали из-под снега и поедали мерзлый зеленый мох. Мистик, серый лесной волк, который присоединился к белой стае далеко отсюда, на южной окраине бесплодной арктической пустыни, завязал дружбу с Быстрой Молнией, отдаленным на двадцать лет от своего предка, Скагена, огромного пса из породы догов.