Ленька даже огорчился.
— Почему?
— Сию мгновению попробую растолкать.
— Растолковать, — поправил Ленька.
— О, да, растолковать. Спасибо тебе в превосходной степени… Я есть человек девятнадцатого века. Трудное время. Злое время. Но это есть мое время. Там есть все человеки моего времени. И я должен вместе с ними делать бой против злого, против плохого, за счастливую будущую. Вот когда я осуществлял летание сюда, я видел: один бобби — так мы называем полисмен — поднимал свой великий кулак, чтобы бить крохотный голодный человек. Я должен летать обратно и схватить этот великий кулак. Я не схвачу — может быть, никто не схватит. И великий кулак будет бить, долго бить… Я должен вернуться в свое время. Иначе я есть дезертир. В будущую не есть возможность уходить в одиночку. Только вместе со всеми человеками своего времени.
— Правильно! — воскликнул Ленька. — Вот теперь мне совсем-совсем ясно, почему Клаша-партизанка с нами не захотела. Ты понял? — спросил, повернувшись к Гешке.
— Еще пораньше тебя!
— Да? Если хочешь знать, я еще там, на мосте, понял.
— Ничего ты не понял!..
Этому спору не суждено было разгореться.
Потому что ребята вдруг заметили, что Путешественник во времени исчез. Вместо него снова появился папа. За ним, на кирпичном выступе, слегка покачивалась мешковина.
— Где же Путешественник во времени? — Ленька оглядывался по сторонам. — Вот только что здесь стоял, на вашем месте. Куда это он исчез?
Гешкин папа точно знал куда.
— Улетел, — сказал он с уверенностью.
— Да? А на чем? Вон ведь она стоит — машина времени. Верно, Гешка?
— И ничего подобного! — ответил Гешка к его изумлению. Подошел к креслу, пнул пренебрежительно ногой. — Вот вечно он путает, пап! То машину времени за какое-то паршивое зубодральное кресло принял, то теперь наоборот… Ну, Лень, ну, неужели ты не видишь?.. Зубодралка это, самая настоящая зубодралка! А машина времени улетела. Вместе с Путешественником. Вот прилетит снова — сам увидишь, какая большая разница!
Ленька виновато поеживался…
И тогда папа сказал:
— Вы что, ночевать здесь собрались? Пошли, пошли!
Когда двигались по чердаку, Гешка спросил о том, что его сейчас тревожило больше всего:
— Пап, а мне здорово от мамы влетит?
— Влететь-то влетит, в этом можешь не сомневаться. Но есть и смягчающие вину обстоятельства, — обнадежил папа. — Не каждый же день совершаются такие чудесные путешествия. Я думаю, мама учтет…
Уже сойдя с лестницы, у самой двери подъезда, Ленька нагнулся, поднял с пола что-то.
— Цветок… Отдадим в подарок?
Гешка сразу догадался, о ком он вел речь.
— Шлепе? Шлепе этому от Шлепы того. — Он рассмеялся. — Поймет, как считаешь?
— Не знаю. Может, и не поймет. Но все-таки отдадим. Пусть подумает!
Гешка толкнул дверь во двор.
Там все было на своем месте.
Светило заходящее солнце, окрашивая в розовый цвет крыши, трубы, верхушки деревьев.
Малыши-карандаши играли в песочнице под неусыпным надзором строгих дедов.
Катька азартно менялась с девчонками куклами, вырезанными из картона.
Шлепа, губастый и лохматый, что-то доказывал Витьке Синице, а тот не хотел верить, смеялся, мотал головой…
И как же это все хорошо!
Как хорошо, что Витька Синица еще не с усами.
Как хорошо, что Шлепа еще не младший помощник младшего дворника-робота и, может быть, им не станет, если как следует поразмыслит над тем, что ему расскажут ребята.
Как хорошо, что Катька еще не Екатерина Андреевна и еще не изобрела симпатичного робота Борика.
Все это еще впереди. Будущее впереди. Его надо делать, надо создавать, надо строить. И они, Гешка с Ленькой, придут туда не случайными ротозеями, не скучающими одиночками, а вместе со всеми, в учении, в борьбе и труде.
В борьбе и труде!
