Былины - [8]

Бо́льшую часть подвигов (победа над Соловьем-разбойником, Идолищем, расправа с разбойниками, с волшебницей и др.) он совершает по собственной инициативе. Он возглавляет богатырскую заставу, охраняющую подступы к Киеву. Как и другие богатыри, он время от времени выполняет княжеские поручения. На примере Ильи видно, что богатыри не служат в собственном смысле этого слова князю, они относительно свободны в своих поступках, хотя в каких-то ситуациях воля князя для них непререкаема. Илья Муромец — опора безопасности Киева. Врагам известно, что в его отсутствие Киев беззащитен. Илья Муромец организует и обеспечивает оборону города и разгром татар. Все это заставляет идентифицировать богатыря не с какой-то конкретной социальной силой Киевской Руси, тем более не с конкретными лицами, а с идеальными представлениями народа о силах, заключенных в нем самом и воплощаемых в персонажах, где слиты мифологические традиции с реальным историческим и социальным опытом и с оптимистической верой в торжество справедливости.

Богатырь, будучи обобщением грандиозного масштаба, дан вместе с тем в подчеркнуто индивидуальном обличье, как конкретный исторический персонаж — со своей родословной, неповторимыми моментами биографии, особенностями поведения. Если эпическое творчество при этом использует какие-то исторические реалии, то меньше всего оно заботится о сохранении их контекста и их достоверности. Реалии растворяются в сфере вымысла. Более того, эпос сам конструирует различные «реалии», как бы документируя те или иные ситуации. Таковы, например, повторяющиеся указания на происхождение Ильи из Мурома, Добрыни — из Рязани, Алеши — из Ростова, Дюка — из Галича, Чурилы — из Сурожа и др. Возможно, что за некоторыми такими приурочениями стоят древние местные предания, но принципиальное значение имеет тот факт, что «местные» богатыри входят в состав киевского богатырства, совершают подвиги во имя всей Русской земли.

Специального внимания заслуживают имена былинных персонажей. Многие из них кажутся странными и непривычными. Ряд имен принадлежит к так называемым некалендарным, восходящим к общеславянской основе или заимствованным и, видимо, широко употребимым в древнерусском обиходе (Добрыня, Ставр и др.). Несомненно, в былинных именах были заложены и нарицательные значения, позднее в большинстве утраченные: имя заключало в себе элемент характеристики. Отсюда, например, имя Дюка исследователи возводят к украинскому «дук» — богач, вельможа, в имени Хотена усматривают значение «желанный» или «единственный» сын у матери, в имени Чайны (невеста в былине о Хотене Блудовиче) — значение «чаянная» или «любимая» дочь. Обращает на себя внимание также известное однообразие отчеств богатырей: повторяются отчества — Иванович, Степанович, Годинович.[32]

Можно заметить, что социальные характеристики богатырей не отличаются постоянством и определенностью, подвержены ситуативным влияниям. Социальную остроту получают столкновения богатырей с князем и его окружением. Владимир — один из центральных типовых персонажей былин; он переходит из сюжета в сюжет с некоторым набором постоянных качеств: он воплощает русскую государственность, власть; вокруг него концентрируются политические коллизии. С точки зрения сюжетных построений роль Владимира велика в завязках и развитии событий, хотя сам он предельно пассивен и в былинах почти никогда не покидает своего дворца. В отличие от подавляющего большинства былинных персонажей князь Владимир рисуется неоднозначно: отношение творцов эпоса к нему достаточно противоречиво. Наряду с признанием его высокого положения и даже элементами идеализации в его характеристику постоянно входит указание на слабость его как правителя и нравственную нестойкость. Практически былинный князь не обладает никакой реальной силой — он может рассчитывать лишь на богатырей (то есть силу идеальную), в отсутствие которых он просто беспомощен. Его постоянное придворное окружение — «бояре толстобрюхие», «князья-бояре», опорой Киеву они служить не могут, ибо готовы на измену и озабочены своими корыстными целями. Беспомощный правитель, Владимир трусоват, а моментами и жалок. Он способен на несправедливость, вероломство и неоправданную жестокость, причем чаще всего жертвами его нечестных поступков оказываются богатыри. Так возникает в былинах коллизия «герой — князь», разрешающаяся либо прямым торжеством героя и посрамлением князя, либо гибелью героя, которая одновременно утверждает его нравственное величие и обнажает аморальность княжеской позиции. Именно в таких ситуациях с особенной отчетливостью проступает народное начало в былинах, торжество народных социально-нравственных оценок.

Несомненно, что в былинном Владимире нашли отражение исторические реалии, связанные с личностью Владимира Святославича и с другими князьями, носившими имя Владимир, но они подверглись эпической обработке в духе общей исторической концепции эпоса и в переосмысленном виде нашли себе место в типовой характеристике. Эпический образ князя, видимо, сложился не сразу. Исследователи находят в нем черты поздние, подсказанные народными впечатлениями, далеко выходящими за пределы Киевской Руси. Как бы то ни было, образ этот — обобщение значительного масштаба (проблема народа и власти в эпическое время).