Былины - [52]

Не могут за ней там гнаться няньки ты,

Не могут за ней гнаться служаночки.

Как смотрит тут она, красна девушка,

А няньки эты все да оставаются,

Как говорит она тут таково́ слово́:

«Да ай же вы, мои ли вы нянюшки!

А вы назад теперь воротитесь-ко,

Не нагоняться вам со мной, красной девушкой».

Как нянюшки ведь ёй поклонилися,

Назад оны обратно воротилися.

Как этая тут Марья – лебедь белая,

Выходит она ко белу шатру.

Как у того шатра белополотняна

Стоит-то тут увидел ю добрый конь,

Как начал ржать да еще копьём-то мять

Во матушку-ту во сыру землю,

А стала мать-землюшка продрагивать.

Как это сну богатырь пробуждается,

На улицу он сам пометается,

Выскака́л он в тонкиих белых чулочках без чоботов,

В тонкой белой рубашке без пояса.

Смотрит тут Михайло на вси стороны,

А никого он не наглядел тут был.

Как говорит коню таково слово:

«Да эй ты, волчья сыть, травяной мешок!

А что же ржешь ты да копьем-то мнешь

А вот тую во матушку сыру землю.

Тревожишь ты русийского богатыря?»

Как взглянет на дру́гую шатра еще другу сторону,

Ажно там-то ведь стоит красна девушка.

Как тут-то он, Михайлушка, подскакивал,

А хочет целовать, миловать-то ю,

Как тут она ему воспрого́ворит:

«Ай же ты, удалый добрый молодец!

Не знаю я теби да ни имени,

Не знаю я теби ни изотчины.

А царь ли ты есте, ли царевич был,

Король ли ты, да королевич есть?

Только знаю, да ты русский-то богатырь здесь.

А не целуй меня, красной девушки:

А у меня уста были поганые,

А есть-то ведь уж веры я не вашии,

Не вашей-то ведь веры есть, поганая.

А лучше-то возьми ты меня к себе еще,

Ты возьми, сади на добра коня,

А ты вези меня да во Киев-град,

А проведи во веру во крещеную,

А тожно ты возьми-тко меня за себя замуж».

Как тут-то ведь Михайло сын Иванов был;

Садил он-то к себе на добра коня,

Повез-то ведь уж ю тут во Киев-град.

А привозил Михайлушка во Киев-град,

А проводил во веру во крещеную,

А приняли оны тут златы венцы.

Как клали оны заповедь великую:

Который-то у их да наперед умрет,

Тому идти во матушку сыру землю на три году

С тыим со телом со мертвыим.

Ино оны ведь стали жить-то быть,

Жить-то быть да семью сводить,

Как стали-то они детей наживать.

Да тут затым князь тот стольнокиевский,

Как сделал он, заде́рнул свой почестный пир

Для князей, бояр да для киевских,

А для русийских всих могучиих богатырей.

Как вси-то о́ны на́ пир собираются,

А вси тут на пиру наедаются,

А вси тут на пиру напиваются,

Стали вси оны там пьянешеньки,

А стали вси оны веселешеньки;

Стало красно солнышко при вечере,

Да почестный пир, братцы, при веселе.

Как тут-то ведь не ясные соколы

Во чистом поле ещё разлеталися,

Так русийские могучие богатыри

В одно место съезжалися

А на тот-то на почестный пир.

Ильюшенька приехал из чиста поля,

Хвастает Ильюшенька, спроговорит:

«А был-то я ещё во чистом поли,

Корил-то я языки всё неверные,

А прибавлял земельки святорусские».

Как хвастает-то тут Добрынюшка:

«А был-то я за славным за сини́м море́м,

Корил там я языки всё неверные,

А прибавлял земельки святорусские».

Как ино что Михайлушке да чим будет повыхвастать?

Сидит-то тут Михайло, думу думает:

«Как я, у меня, у молодца

Получена стольки есть молода жена.

Безумный-от как хвастат молодой женой,

А умный-от как хвастат старой матушкой».

Как тут-то он, Михайлушка, повыдумал:

«Как был-то я у корбы у темныи,

А у тыи у грязи я у черныи,

А у того царя я Вахрамея Вахрамеева.

Корил-то я языкушки неверные,

А прибавлял земельки святорусские.

Еще-то́ я с царем там во дру́гиих,

Играл-то я во доски там во шахматны,

А в дороги тавле́и золоченые;

Как я у его ещё там повыиграл

Бессчетной-то еще-то золотой казны,

А сорок-то телег я ордынскиих;

Повез-то я казну да во Киев-град,

Как отвозил я то на чисто поле,

Как оси-ты тележные железны подломилися;

Копал-то тут я погребы глубокие,

Спустил казну во погребы глубокие».

На ту пору еще, на то времячко

Из Киева тут дань попросилася

К царю тут к Вахрамею к Вахрамееву,

За двенадцать лет, за прошлые годы, что за нунешний.

Как князи тут-то киевски, все бо́яра,

А тот ли этот князь стольнокиевский

Как говорит-промолвит таково слово:

«Да ей же вы, бояра вы мои всё киевски,

Русийски всё могучие богатыри!

Когда нунь у Михайлушки казна ещё повыиграна

С царя с Вахрамея Вахрамеева, —

Да нунечку ещё да теперечку

Из Киева нунь дань поспросилася

Царю тут Вахрамею Вахрамееву, —

Пошлем-то мы его да туды-ка-ва

Отдать назад бессчетна золота казна,

А за двенадцать лет за прошлые годы, что за нунешний».

Накинули тут службу великую

А на того Михайлу на Потыка

Вси князи тут, бояра киевски,

Все российские могучие богатыри.

Как тут-то ведь Михайло отряжается,

Как тут-то он, Михайло, снаряжается

Опять назад ко корбы ко темныи,

А ко тыи ко грязи ко черныи,

К царю он к Вахрамею Вахрамееву.

А ехал он туды да три месяца.

Как приезжал он тут во царство то,

К царю он к Вахрамею Вахрамееву;

А заезжал на его да на ши́рок двор,

А становил он добра коня ведь середь широка́ двора

К тому столбу ко точеному,

А привязал к кольцу к золоченому,

Насыпал коню он пшены белояровой.

Сам он шел тут по новым сеням,

А заходил в палату во царскую

К царю он к Вахрамею Вахрамееву.

Как скоро он, Михайлушка, доклад держал,

Клонится Михайло на вси стороны,

А клонится на четыре сторонушки,