Был смирный день - [40]

Васю то и дело посылали на улицу смотреть, не едет ли на лошади дядя Мишуха. Он каждый раз накидывал старую отцову куфайку и выбегал сначала на крыльцо, а потом немножко и на дорогу. Стоял слабый морозец. Светало медленно, но кое-где уже деловито посматривали кухонные окна. Все было тихо, только ныла по дворам скотина. Потом закружили, затрещали галки на березах и мешали прислушиваться, не едет ли лошадь.

Галки вдруг приутихли. Раздалось гиканье, проскрипели полозья, и послышалось фырканье приближающейся лошади.

Все были одеты и сидели сложа руки. Хотелось есть, но сейчас об еде заговаривать было не к месту — ждали, когда Вася прибежит и скажет, что Мишуха едет. Подарок дедушке — поддевка и носки — лежали завернутые в чистую тряпочку и тоже выжидали.

Вася пробежал через крыльцо и сени в переднюю. Морозный воздух расстилался по полу недавно выстроенного-и еще не просохшего дома. Мать заворчала:

— Что двери не захлапываешь, и так печь не топили сегодня, выстудил всю избу.

— Едет! — прокричал Вася. — Наверно, уже у́ дому.

Отец неторопливо вышел на крыльцо, заботливо закрывая все двери.

— Тррр, приехали, — сказал Мишуха то ли осипшим от мороза, то ли непроспавшимся голосом. — Нно, разворачивайся, — прогудел он уже веселее, вскидывая черной бородой, за которую в деревне его прозвали «лешим».

Дом заколотили. Взяли ватные одеяла, овчины, тулупы. Пока усаживались, Мишуха задавал сена лошади, закурил.

— Ну, готовы? С богом! Пошла!

Вася с отцом и матерью жили на окраине районного центра. Весь жилой городок был деревянный, кроме административных зданий и церкви. Передние окна дома выходили прямо на каменную церковную ограду, в выбоинах которой виднелись верхушки тяжелых крестов.

Дорога огибала кладбище и уходила к бору, а за ним, на краю горизонта, разбросались несколько деревень, как будто нанизанные на одну беспорядочную неуловимую нить.

Ехали долго. Вася почти задремал, а когда открыл глаза, то увидел, что совсем рассвело. Проезжали бор. Вася смотрел по сторонам и думал: если тряхнуть вон ту сосну, то завалит снегом и не выберешься. И почему всегда в лесу так много снегу? Наверно, зимой он здесь никогда не тает. Но бор скоро надоел, всю дорогу он был одинаков, ветра не было, сосны и ели стояли стеной, не шелохнувшись. Вася поежился и стал дышать в варежку. Нос запотел, и высунуться, открыться на морозе было нельзя, и он с головой залез под одеяло.

Взрослые тоже попрятались под тулупы. Лишь громадный Мишуха, привыкший к открытому простору, стоял всю дорогу на коленях на задке дровней.

Показалась деревня. Там уже свиньи вовсю визжали на дворах. Режут их всегда по первому морозу. Бабы стояли в очередь у колодца, звякая ведрами и ругаясь из-за иссякавшей воды.

Когда въезжали в деревню, дядя Мишуха всех растормошил.

— Гости едут! — загалдели у колодца. — Ну эти небогаты, только что пожрать, — выкрикнул чей-то задиристый голос.

Приезжие скромно поздоровались и проехали мимо.

Вот и знакомый дедушкин дом на отшибе у пруда, вокруг которого стоят кряжистые ветлы и тополя. Летом тут плавали утки, гуси. Бабы мыли половики, ботали картошку в корзинах. Рыбы не водилось, а только головастики, лягушки да циклопы. Ребята все же купались, но дно было зеленое, илистое, ноги вязли. Самая потеха бывала весной, когда плавали на самодельных плотах. Зимой же снег расчищают и катаются кто на чем умеет.

Несколько лошадей уже стояло в заулке у крыльца. Как только подъехали, гостей выбежали встречать:

— Дуняшкины приехали!

Дяде Мишухе поднесли погреться, и он завернул обратно на ближнюю станцию — встречать самого почетного гостя — старшего сына дедушки, который работает на важной руководящей должности в областном центре.

— Колбасы, наверно, привезет и дорогой подарок. За то ему почет и уважение, — говорили бабы на колодце.

Вася сразу полез на печь. Там уже грелись Петька с Танькой и Валька — дети Павла и Доната, сыновей дедушки, которые жили в этой же деревне.

— Ну-ко, бабы, с горячих кирпичей шасть! Дайте человеку отогреться, — скомандовал Петька, постоянно загорелый, с широким лицом и острыми скулами.

Замерзшие руки Вася положил на каленые кирпичи, и их заломило так, что того гляди взвоешь. Печь была жарко натоплена — целые сутки пекли пироги и варили всякое варево.

Валька стала рассказывать, как давеча приходили в деревню волки. И они сторожили с мамкой на дворе, где стояла скотина.

— Так и стучат клыками, так и тявкают. А Найда наша то подбежит к лазейке, то у нас под ногами вертится. Волки ее вызывают, а она боится.

— Ой, какая страхота, — передразнил ее Петя. — Мы в это времечко с тятькой с конюшни шли. Я как махну уздой, так они и разбегаются. А лезли тоже, могли бы зажрать. Да все равно, я их не боюсь. А тут на дворе — закрыт ведь он был.

— Ну, так и что же, что закрыт, — поддержала Таня подружку, — у Маховых вон и на крышу залезли, дыру проделали и овцу утащили. А у лесника Ивана летошнего кутенка в будке разорвали. Они и человека могут. А что вас не тронули, так, наверно, светло еще было, и лампочки по домам горели.

— Ну, вас не переспоришь, — отмахнулся Петя. — Расскажи-ко, Васютка, как в городу-то вас обучают. Наверно, лучше нашего?