Быль и миф Петербурга - [24]

Шрифт
Интервал

Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Над морем город основался…
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе,
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О, мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте уздой железной
Россию поднял на дыбы?

Пристально всмотримся в это видение поэта. Является ли оно только элементом внутреннего, замкнутого бытия Пушкина, или же в нем мы узнаем знакомые черты вознесенного перед нами Медного Всадника? В этом описании замечательно подчеркнуто двойное движение статуи Фальконе. С одной стороны, огненный конь, устремленный в неведомую и страшную даль, с другой — грозный всадник с великой думой на челе, с великой силой в нем сокрытой, мощным движением останавливающий бег у самой бездны. Общее впечатление застывшего бурного движения. Здесь не следует искать иллюстрации к романтической теории тождества всех искусств. Здесь мы не будем утверждать, что одна и та же «Идея» воплотилась в статуе и в образе художественного слова субстанционально тождественных. И личность творца и индивидуальность эпохи возложили на то и другое свою особую печать, присущею каждому из них. Но о проникновении одного художественного образа другим мы говорить вправе, и теперь перед нами прекрасный пример созвучия между двумя памятниками различных видов искусства. Общее основное впечатление — застывшее бурное движение. Медный Всадник, неподвижно возвышаясь на своем звонко скачущем коне среди окрестной мглы, преисполнен древнего ужаса.

В этом отрывке нашей поэмы мифа — апофеоз Петра его обожествление. Его воля названа роковой. Почему? Означает ли это осуждение его дела? Конечно, нет. Роковая она потому, что дерзнула преступить пределы, положенные человеческому творчеству. Законы, наложенные на волю человека, нарушены. На бой вызваны космические силы. Действующим лицом трагедии становится самый рок. Покарает ли он Медного Всадника, как карал всякого, дерзнувшего выступить на борьбу с ним в античной трагедии? Пророчески насторожился поэт перед разверзшейся бездной грядущего.

Будет еще не одна схватка света (творящего гения) и мрака (безликих стихий). Ведь темные силы хаоса и после победы космократора Мардука «превращали все светлое в мрак».[212] Восстали укрощенные стихии против града чудотворного строителя. Но не одолеть его мрачным стихиям. Пушкин верит в судьбу Петра творения. Трагедия разрешается не на античный лад.[213] Гений человеческий является мощным властелином судьбы.

… Утра луч
Из-за усталых, бледных туч
Блеснул над тихою столицей
И не нашел уже следов
Беды вчерашней. Багряницей
Уже покрыто было зло.
В порядок прежний все пришло.

В поэме Пушкина есть еще один герой неведомый античной трагедии. Этот герой — рядовой человек, сознающий свое право на личное счастье. Это — герой нового времени, индивидуалистической культуры, на почве которой прозвучали слова: человек — самоцель. После восстания укрощенных Петром стихий наступил самый напряженный момент поэмы: бунт маленького человека, потомка тех, на чьих плечах создался Петербург, строился мир новой России.

Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал.
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный!»
Шепнул он, злобно задрожав
«Уже тебя!..» И вдруг стремглав
Бежать пустился.

После восстания стихий, бунт одного из миллионов принесенных в жертву русской государственности. Конец один и тот же. Торжествует Петр.

Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось…
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой
Как будто грома грохотанье
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
И озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине
За ним несется Всадник Медный
На звонко скачущем коне.
И во всю ночь, безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.

Всмотримся теперь уже прощальным взглядом в Медного Всадника. Представим себе, как «грозного царя, мгновенно гневом возгоря, лицо тихонько обращалось». В ритме его движения мы ощутим ритм строф Пушкина:

Как будто грома грохотанье
Тяжело звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.

Мистерия закончилась. Победил Медный Всадник. Кто он, этот Георгий Победоносец новой России, на огненном коне, повергающий во прах змия! Попирая стихии, попирая судьбы маленьких людей, влечет он великую страну в неведомое будущее…

* * *

Он стоит перед нами и теперь, олицетворяя в себе миф Петербурга. Как в каждом мифе, скрыта и в нем правда зловещего преданья, быль, преображенная творческим сознанием в космогонический миф.

Великие силы вызвали к жизни Петербург, страшные препятствия стояли на пути его развития, но с ясною верою можно и нам вместе с Пушкиным взирать на его будущее.

Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;

Еще от автора Николай Павлович Анциферов
Петербург Достоевского

В этом этюде охарактеризованы пути, ведущие к постижению образа города в передаче великого художника слова. Этим определен и подход к теме: от города к литературному памятнику. Здесь не должно искать литературной характеристики. Здесь отмечены следы города в творчестве писателя. Для исследования литературы, как искусства, этюд может представить интерес лишь, как материал для вопросов психологии творчества. Эта книжка предназначена для тех, кто обладает сильно развитым топографическим чувством и знает власть местности над нашим духом.Работа возникла из докладов, прочтенных в Петербургском Экскурсионном Институте.[1].


Душа Петербурга

Это уникальный по собранному материалу поэтический рассказ о городе, воспетом поэтами и писателями, жившими здесь в течение двух веков.В предлагаемой книге Н. П. Анциферова ставится задача, воплощающая такую идею изучения города, как познание его души, его лирика, восстановление его образа, как реальной собирательной личности.Входит в состав сборника «Непостижимый город…», который был задуман ученицей и близким другом Анциферова Ольгой Борисовной Враской (1905–1985), предложившей план книги Лениздату в начале 1980-х гг.


Петербург Пушкина

С Петербургом тесно связан жизненный и творческий путь Пушкина. Сюда, на берега Невы, впервые привезли его ребенком в 1800 году. Здесь, в доме на набережной Мойки, трагически угасла жизнь поэта. В своем творчестве Пушкин постоянно обращался к теме Петербурга, которая все более его увлекала. В расцвете творческих сил поэт создал поэму «Медный всадник» — никем не превзойденный гимн северной столице.Каким был Петербург во времена Пушкина, в первую треть прошлого века?


Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Николай Павлович Анциферов (1889–1958) — выдающийся историк и литературовед, автор классических работ по истории Петербурга. До выхода этого издания эпистолярное наследие Анциферова не публиковалось. Между тем разнообразие его адресатов и широкий круг знакомых, от Владимира Вернадского до Бориса Эйхенбаума и Марины Юдиной, делают переписку ученого ценным источником знаний о русской культуре XX века. Особый пласт в ней составляет собрание писем, посланных родным и друзьям из ГУЛАГа (1929–1933, 1938–1939), — уникальный человеческий документ эпохи тотальной дегуманизации общества.


Из дум о былом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Эпоха Возрождения

Есть события, явления и люди, которые всегда и у всех вызывают жгучий интерес. Таковы герои этой книги. Ибо трудно найти человека, никогда не слыхавшего о предсказаниях Нострадамуса или о легендарном родоначальнике всех вампиров Дракуле, или о том, что Шекспир не сам писал свои произведения. И это далеко не все загадки эпохи Возрождения. Ведь именно в этот период творил непостижимый Леонардо; на это же время припадает необъяснимое на первый взгляд падение могущественных империй ацтеков и инков под натиском горстки авантюристов.


Культурогенез и культурное наследие

Издание представляет собой сборник научных трудов коллектива авторов. В него включены статьи по теории и методологии изучения культурогенеза и культурного наследия, по исторической феноменологии культурного наследия. Сборник адресован культурологам, философам, историкам, искусствоведам и всем, кто интересуется проблемами изучения культуры.Издание подготовлено на кафедре теории и истории культуры Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена и подводит итоги работы теоретического семинара аспирантов кафедры за 2008 – 2009 годы.Посвящается 80-летнему юбилею академика РАЕН доктора исторических наук Вадима Михайловича Массона.


Духовная культура средневековой Руси

Книга состоит из очерков, посвященных различным сторонам духовной жизни Руси XIV‑XVI вв. На основе уникальных источников делается попытка раскрыть внутренний мир человека тех далеких времен, показать развитие представлений о справедливости, об идеальном государстве, о месте человеческой личности в мире. А. И. Клибанов — известнейший специалист по истории русской общественной мысли. Данной книге суждено было стать последней работой ученого.Предназначается для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, всех интересующихся прошлым России и ее культурой.


Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика

Автор, на основании исторических источников, рассказывает о возникновении и развитии русского бала, истории танца и костюма, символике жеста, оформлении бальных залов. По-своему уникальна опубликованная в книге хрестоматия. Читателю впервые предоставляется возможность вместе с героями Пушкина, Данилевского, Загоскина, Лермонтова, Ростопчиной, Баратынского, Бунина, Куприна, Гоголя и др. побывать на балах XVIII–XX столетий.Это исследование во многом носит и прикладной характер. Впервые опубликованные фигуры котильона позволяют воспроизвести этот танец на современных балах.


Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Страх влияния. Карта перечитывания

Издание является первым полным русским переводом двух книг выдающегося американского литературоведа Хэролда Блума, представляющих собой изложение оснований созданной им теории поэзии, в соответствии с которой развитие поэзии происходит вследствие борьбы поэтов со своими предшественниками.