Бузулуцкие игры - [17]

Форма представляла собой обтягивающие икры и ляжки шаровары и не менее узкие рубахи, на которых белыми буквами было выведено имя неизвестного демона «Adidas». К этой одежде прилагались также короткие сапожки в разноцветных нашлепках, снабженные совсем уж загадочными надписями, и черные шерстяные шапочки.

Центурион растерянно оглянулся.

Легионеры молча смотрели на него. «Штаны, — подумал центурион. — Штаны — это серьезно. Это уже позор. Какой уважающий себя воин штаны наденет? Лучше уж в эргастусы! Но я же обещал! Проклятие!» Штаны были частью галльской национальной одежды, одеждой их заклятых врагов. Римляне презирали штаны.

Центурион брезгливо поворошил одежды. Штаны были с длинными красно-белыми полосами с обоих сторон. Легионеры неодобрительно переговаривались, наблюдая за действиями своего начальника. Слыша их ропот, центурион поднял вверх расправленную ладонь:

— Квириты! — сказал он. — Не насмешки ради прислали нам эти одежды, а ради маскировки. Судьба забросила нас в этот странный край. Не будем же подводить достойных людей, радушно встретивших нас, принявших власть цезаря и оказавших знаки уважения нашему легиону. Я приказываю надеть эти одежды, подчинившись судьбе и року. Доспехи всем сложить в каптерке казармы. Легионеры загомонили.

— За свои решения я отвечу перед высокими римскими собраниями! — сказал центурион и повернулся к легионерам широкой спиной, показывая, что это его решение окончательное. Нрав Птолемея Приста его подчиненным был хорошо известен.

— А мечи? — крикнул кто-то из легионеров. Судя по акценту, кричавший был из овладского пополнения.

— Мечи? — Центурион выпятил подбородок. — Мечи нужно носить. Вивере эст милитари! (Жить — значит сражаться! (лат.)

Опустив головы и все еще неохотно, легионеры потянулись к новым одеждам. Загремели сбрасываемые доспехи.

— Проследи! — приказал Птолемей Прист манипулу. — Головой отвечаешь за порядок.

— Там старикашка один приходил, — сообщил Секст, неодобрительно глядя на переоблачающихся легионеров.

— Старикашка? — удивился центурион.

— Ну, сенеке. Он у тебя три дня назад был, — напомнил Секст. — Участник Второй Пунической. Янусный такой, помнишь?

— Второй Отечественной! — поправил центурион. — Гони его! Если этого седобородого послушать, то мы должны половину города повесить как врагов империи!

— Он вчера списки какие-то принес, — доложил манипул. — Недовольных и бунтовщиков. Он их еще со Второй Пунической составлял. Для немцев.

— А это кто такие? — вскинул брови центурион.

— Я учителя спрашивал, — сообщил Секст. — Учитель сказал, что это племя вроде галлов.

— Всякий враг галлов — друг подданных цезаря, — назидательно сказал центурион. — И наоборот: кто друг галлам, тот — враг цезарю. Надеюсь, ты поступил достойно? Что ты сделал с доносчиком?

— А что я с ним должен был сделать? — удивился манипул. — Я его местным властям сдал. Выяснилось, что он под чужим именем со Второй Пунической скрывался!

— Со Второй Отечественной, — поправил центурион.

— Какая разница, — пожал плечами манипул. — Нас начальник милиции поблагодарил. Сказал, что мы крупную рыбу поймали.

— А ты что — на рыбалке был? — заинтересовался центурион.

— С чего ты взял? — удивился манипул.

— Где же ты тогда крупную рыбу поймал? — удивился и центурион.

— Это он так старую вонючку обозвал, — пояснил манипул. — Доносчика этого.

— Человека назвал рыбой? — Центурион был поражен.

— Лукентиа поэтика, — объяснил манипул. — Поэтическая вольность.

Глава седьмая,

в которой говорится о любовных победах Гнея Квина Муса, языке человеческого общения и ловле карасей на кладбищенского червяка

Не зря в народе говорят: встречают по одежке, а провожают по уму. Римские легионеры, хоть и были в большинстве своем крепкими и красивыми хлопцами, но из-за голых ляжек да бицепсов почитали их в Бузулуцке за дикарей. А надели они спортивные костюмчики, и сразу выяснилось, что среди дикарей этих штучные красавчики имеются. Двадцатилетний Гней Квин Мус сразу же стал предметом воздыхания бузулуцких девиц — уж больно похож он был на наглого и обаятельного Адриано Челентано из зарубежного фильма «Блеф», что показывали в Доме культуры месяц назад. Шляпу бы еще на бритую голову Гнея Муса, черную такую, широкополую, — вылитая Челентано бы получилась. И наглость та же, и походка ленивая, и борзость, с которой он взялся за бузулуцких вдовушек и за которую его почти неделю пытались подловить бузулуцкие ребятишки, — все совпадало.

Гней Мус и подумать не мог, что накрепко к нему прилипнет кличкой имя звезды зарубежного кинематографа конца XX века.

Мус был знаменосцем легиона, ему был доверен значок легиона: серебряный орел на заостренном древке, и надо было видеть, как ловко управляется этот молодой солдат со знаком воинской доблести и чести.

Как мы уже говорили, легионом отряд Птолемея Приста было назвать трудно. Численностью он не дотягивал и до когорты. Собранный из старослужащих воинов отряд легионом назвал сам Птолемей Прист. А значок с орлом — это все, что уцелело от первого легиона, которым командовал Прист в одном из бесславных парфянских походов. Командовать новым легионом Птолемею Присту светило только в греческие календы, до начала африканской войны Прист держал волка за уши, и только заступничество одного из сенаторов, чье имя центурион предпочитал не оглашать (сильный благодетель — благодетель тайный), позволило центуриону возглавить этот небольшой, но славный и храбрый отряд, в котором были собраны те, кто умел держать волка за хвост, а не искал благодетелей в нундины.