Буйвол - [22]

Дау спросил у Чо, зачем он собирается плести веялку. Сын ответил:

— Хочу помочь Куангу.

Отец велел Чо отдыхать, но увидев, что Чо приготовляет бамбук для работы, отец тут же помог ему нарезать бамбуковые палочки.

«Если основательно поработать сегодня вечером и завтра утром, — веялка будет готова к полудню. Завтра же вечером или послезавтра утром я отнесу ее лекарю Куангу», — думал Чо.

* * *

Когда Хьеу пришла к Куангу, Сон приветствовал ее появление радостным криком. Мальчик лежал в углу комнаты на циновке. Куанг перевязывал девушку с переломленной рукой, которая лежала на циновке.

Лекарь обернулся к гостье:

— А, Хьеу! Пришла навестить нас? Передай, пожалуйста, отцу или брату Сона, что его можно забрать домой. Видите, он вынужден лежать на земле. Рана у него пустяковая, я дам ему с собой лекарство, пусть лучше лечится дома. А вот эти люди тяжело ранены, но дня через два их тоже нужно будет забрать отсюда, у меня им неудобно. Мы оставили их здесь только потому, что боялись причинить им вред при переноске.

В доме находилось только две кровати и обе были заняты. Мужчина, раненный в бедро, лежал на кровати, которая стояла недалеко от Сона. Услышав слова Куанга, он громко спросил:

— Зачем же тогда привезли меня сюда? Почему вы хотите, чтобы нас увезли? Пусть лучше меня отвезут в больницу и там ампутируют ногу. Зачем вы сделали мне эту бамбуковую повязку? Только лишние муки из-за нее…

Во время последней облавы его ранило в бедро: кость была раздроблена, голень болталась. Куанг сделал ему перевязку, наложил на ногу бамбуковую шину, но острая боль не прекращалась. Мужчина все время стонал и жаловался, просил отправить его в больницу и сделать ампутацию. Куанг повернулся к больному и спокойно сказал:

— Если вы настаиваете на ампутации, я могу это сделать… только зачем же без конца жаловаться?..

— Я хочу, чтобы меня оперировал хирург, под наркозом, при помощи настоящих инструментов. А вы ведь начнете пилить обыкновенной пилой и причините мне невероятные страдания.

Куанг отвернулся от него и с раздражением сказал:

— Вот именно поэтому я не спешу с ампутацией, а наложил шину. Попробуем сохранить вам ногу.

Куанг массировал руку девушки. Рана у нее была выше локтя. Лекарь вытащил осколки и начал вправлять кости. Девушка тихо стонала, а когда Куанг нажимал сильнее, коротко вскрикивала. Девушка внимательно слушала разговор лекаря и человека с шиной на ноге, и это ее немного отвлекло от собственной боли. На руку нужно было наложить шину, но прежде всего следовало вправить вывихнутую кость. Как только лекарь пытался вправить кость, девушка начинала кричать.

Мужчина с раненой ногой продолжал громко стонать. Лекарь обернулся к нему:

— Нельзя ли потише? Вы так отчаянно стонете, что французские летчики могут услышать вас и начать обстрел.

Но раненый кричал еще громче:

— Мне больно! Почему вы не разрешаете мне стонать? Что за лекарь!

Куанг, осторожно прощупывая руку девушки, грубовато ответил раненому:

— Если вам так хочется кричать и жаловаться, то позовите французов и пожалуйтесь им. Зачем жаловаться односельчанам?

Раненый резко приподнялся на кровати:

— Жаловаться французам? Они сразу же свернут мне голову. Разве можно им жаловаться?

В это время девушка громко вскрикнула. Раненый мужчина замолчал. Куанг снова наклонился над девушкой, внимательно осмотрел ее руку и с облегчением вымолвил:

— Ну, вот! Теперь все в порядке!

Мать девушки, которая все время сидела возле дочери и держала ее, взволнованно спросила:

— Все в порядке? Кость встала на место?

Куанг нарочно завел разговор с раненым, чтобы отвлечь внимание девушки. Воспользовавшись случаем, он внезапным сильным движением вправил кость. Теперь можно было наложить шину. Куанг попросил подать ему лекарственные травы и банановые листья. Хьеу раздула огонь и принесла в комнату печурку.

Хотя Хьеу пришла сюда ради Сона, ей так и не удалось поговорить с ним. Мальчик попросил взять его домой, Хьеу обещала сказать об этом Дау и Чо. Прощаясь с Хьеу, лекарь наклонился к ней и тихо прошептал:

— Если французы опять устроят облаву, я не смогу спрятать всех раненых. Здесь их оставлять нельзя: французы перестреляют.

Пока Хьеу добиралась до жилища Дау, стало уже совсем темно. Дау и Чо ужинали. Дау приветливо пригласил Хьеу присаживаться к столу. Но Хьеу поспешно отказалась от еды, сказав, что она уже ела в деревне Тхай-Хок.

— Мы там сидим сложа руки. Мама сказала, что есть нужно только два раза в день. Мы стараемся делать это до наступления темноты: если вечером готовить ужин, будет виден огонь.

Дау, зевая, пожаловался:

— Вот беда какая! Несколько дней назад удалось достать немного рыбного соуса, а сегодня и этого нет. Да уж ладно, чем богаты, тем и рады, что-нибудь поедим.

Они сидели в хижине, но в ней было свежо, как под открытым небом. Несмотря на то, что лампу не зажигали, Хьеу ясно видела плошку с солью, перец на бамбуковом подносе, сушеные бататы, рис на дне кастрюли. Даже в доме Хьеу рис давно уже заменили бататами, а многие семьи питались только молодой маньокой. Французы безжалостно уничтожали посевы, кроме того, стояла сильная засуха, на деревни надвигалась угроза голода. Скоро у крестьян не будет даже маньоки и бататов.