Буржуа - [141]

Никакой пуританизм не втянул предпринимателя в водоворот бессознательной деятельности — сделал это капитализм. И он смог это сделать только после того, как был сломан последний барьер, защищавший предпринимателя от засасывания его бездной, — религиозное чувство. Он не нуждается ни в каком чувстве долга, чтобы сделать эту бессознательную деятельность содержанием своей жизни: время научило его создавать себе жизненные ценности и в пустыне, окружив своеобразным очарованием саму эту его деятельность.

Этой последней метаморфозой вносится величайшее напряжение в хозяйственную жизнь; теперь уже не только вынужденная воля живет как движущая сила в мире хозяйства — сама любовь предпринимателя Живет в нем. Предприятие стало его возлюбленной, которую он теперь со всею страстью лелеет. Понятно, что теперь процесс вновь увеличивает свою мощь и благодаря его усилению и ускорению душа экономического человека вновь побуждается к последнему напряжению своих сил.

Теперь, полагаю я, ясны зависимости, осветить которые было нашей задачей: душа современного экономического человека больше не тайна для нас.

Заключение

Глава двадцать девятая Взгляд назад и взгляд в будущее

Я могу себе представить, что впечатление, которое эта книга оказывает на многих читателей, если они проштудировали ее до сих пор, является мучительным. Множество нового материала, множество новых точек зрения и постановок вопросов, согласно которым этот материал был обработан, должно вначале создавать чувство беспокойства и необычности, всегда мучительное. Мы всегда становимся непонятливыми при разборе научных проблем, когда нам кажется, что мы как бы теряем почву под ногами, а это бывает с нами всегда, когда у нас отнимают, лишают ценности удобную формулу, в которую мы вложили многообразие явлений. Тогда нам сначала кажется, что мы потонем в материале, пока мы опять не почувствуем где-нибудь почву под ногами или не научимся плавать.

С формулами, объясняющими чувство и генезис капиталистического духа, эта книга, правда, основательно расправилась. Не говоря уже о тех упрощающих ходячих словах, которые в социалистической литературе заполняют главу о «буржуа», — и такие остроумные гипотезы, как например, Макса Вебера, не могут быть оставлены в силе. И так как я сам не могу поставить никаких формул на место прежних, то многие с чувством неудовлетворенности отложат в сторону эту книгу.

Что же, разве книга лишается вследствие этого ценности? Один остроумный человек сказал: только такая книга хороша, содержание которой можно выразить в одном предложении. Этого я, правда, не могу. Или разве только предложение будет гласить: проблема капиталистического духа, его природы, его возникновения необыкновенно сложна, бесконечно сложнее, чем считали до сих пор, чем думал я сам.

Но несмотря на то что результат этих исследований может состоять только в углублении понимания проблематического характера нашей темы, я все же хотел бы в этих последних строках сам еще чем-нибудь способствовать уничтожению или по крайней мере ослаблению того состояния беспокойства и неудовлетворенности, в которое я, быть может, поверг читателя. Не тем, правда, что дам ему простую формулу, которая освободит его от дальнейшего изучения, но тем все же, что набросаю род схематической картины, с помощью которой он, быть может, легче разберется в массе материала.

Что в особенности способно вызывать чувство неудовлетворенности — это множественность причин, которые я сделал ответственными за возникновение капиталистического духа. На это мне указывалось глубоко понимающими критиками уже в отношении моих прежних исследований. Но я хочу попытаться установить как бы иерархию причин, т. е. не ограничиваться простым перечислением многочисленных причин, которые все участвовали в образовании известного исторического явления, но указать, в каком отношении главенства и подчиненности причины взаимно находятся.

Мне представляется, однако, совершенно безнадежным начинанием предпринимать это упорядочение путем сведения всех действующих причин к одной основной причине, causa causans¹³¹. Что подобное начинание, например, в духе материалистического понимания истории (в его закоснелом применении) при современном состоянии нашего знания является невозможным, это я пытался показать в ходе настоящего изложения по разным случаям, опираясь на факты. Противопоставить строго экономическому каузальному объяснению какое-нибудь иное единое истолкование я чувствую себя не в состоянии, так что для удовлетворения своей потребности в иерархическом упорядочении многообразных отдельных причин я должен ограничиться сведением совокупности действующих условий в единое целое исторического процесса, в котором, правда, некоторые из приведенных причин являются в отношении главенства и подчиненности, другие, напротив, в отношении сочиненности. Эти сочиненные причины составляют то, что можно также обозначить как «случайные» события, которые, однако, были не менее необходимы для наступления общего результата, чем необходимые, т. е. с необходимостью вытекающие из данных предпосылок.