Буря - [50]

Подойдя к будынку, Морозенко увидел, что проникнуть в него было не так то легко, как казалось сначала. Высокий частокол окружал его со всех сторон, и пробраться во двор не было никакой возможности; да если бы это и удалось ему, то не повело бы ни к чему, так как двор был переполнен народом, а у входа в ворота стояли вартовые. Но, несмотря на всю невозможность пробраться в дом, Морозенко не мог заставить себя удалиться оттуда: то ему казалось, что он слышит подавленный стон Оксаны, то ему мерещилось в высоких окнах будынка ее обезумевшее от ужаса лицо.

Шатаясь все время вокруг двора, он обратил наконец на себя внимание вартовых.

— Эй ты, добрый человек, — окликнул его наконец один из них, польский жолнер с сытым и полным лицом, — не ищешь ли ты здесь того, чего никогда не имел?

Товарищ его разразился громким смехом и добавил:

— Так, так, это, кажись, из тех птахов, что любят в чужом саду вишни клевать.

— Врешь ты, песья морда, — вскрикнул запальчиво Морозенко, — это вы любите чужими руками жар загребать да на чужом добре свои туши откармливать.

— Го–го–го! Да это шпак, да еще и ученый, — проговорил первый, — знакомую песню поет! Надо бы его поймать — да в клеточку; наш пан любит на них в клеточках глядеть!

И неизвестно, чем окончилась бы эта перебранка, если бы, на счастье Морозенка, не появилась из–за угла скорченная фигура Лейзара, который и потащил его почти силой домой.

— Ой вей, на бога! Что пан козак себе в голову заклал? — шептал он торопливо, поспешно уводя Морозенка и оглядываясь со страхом назад. — Погубит всю справу… и девушка так даром пропадет! Я ж пану говорил, чтобы он не выходил из дому, да еще в такой жупан… Чтоб пан подстароста велел изхватить его и засадить в подвал, и тогда энде… ферфал![25] Цс! цс! — причмокивал он губами и качал укоризненно головой. — А вот вечером придет ко мне в корчму один из слуг пана подстаросты, мы узнаем тогда, куда он запрятал дивчыну… только чтобы тихо, чтобы пан не кричал, не шумел и не выходил бы из корчмы ни на шаг!..

XVIII

До вечера томился Морозенко, забившись на сеновал Лейзара, куда тот доставил ему и пищу. Казалось, мучительному дню не будет конца. Но наконец настал и вечер. Лейзар взобрался на сеновал и вызвал Морозенка, — пусть пан только сядет в угол, пьет себе потихоньку мед и не кричит, кто что бы там ни говорил…

Беспрекословно спустился Олекса в харчевню и уселся за указанным ему местом. В комнате не было ни одной души. Вскоре однако у дверей послышался тихий стук.

Лейзар поспешно отворил ее и впустил человека средних лет, в костюме надворной милиции, с опухшим лицом и красным носом, обличавшим в нем верного служителя Бахуса.

Впустивши его, Лейзар закрыл старательно двери и окна и пригласил вошедшего к столу.

— На того не смотрите, — шепнул он жолнеру, заметив, что он поглядывает на Морозенка, — то наш, совсем наш, дарма что на нем козацкий жупан, да и служит он больше бочке, чем коронному гетману.

— Го–го! — рассмеялся новоприбывший. — Это, значит, из нашего полка! Одначе показывай, что там у тебя?

— Зараз, зараз, Ясноосвецоный пане, — заторопился Лейзар, — прошу сначала отведать вот этого медка, — подмигнул он многозначительно жолнеру, пододвигая кувшин и оловянный стакан.

— Ого–го, Лейзар! А откуда у тебя такой медок, га? — устремил шляхтич на Лейзара изумленные глаза и налил себе второй стакан.

— Из суботовского льха, — хихикнул хитро Лейзар, — оттуда и те штуки, что я пану говорил. Панство не все забрало с собой, ну, люди добрые позбирали и продали мне.

— Ну, ну, показывай скорей!

— Ой! ой! Какие ж там добрые вещи были, — закивал головой Лейзар. — Когда б не пан, никому бы я не продал за такие гроши такую вещь!

— Да, надо сказать правду, наш пан подстароста ласый шматок заполучил!

— Ой–ой! Еще и какой ласый! — зажмурил глаза Лейзар и, вытянувши из–под прилавка дорогую саблю и два пистолета, поднес их жолнеру. — И чтобы такое добро за два червонца? — поворачивал он саблю перед светом то той, то этой стороной. — А слышал пан, что пан сотник поехал жаловаться на пана подстаросту в Варшаву на сейм?

— Го–го! Черта лысого он там поймает, как и в здешних судах поймал! Суботова ему уже не увидеть, как мне воды не пить.

— Хе–хе, — усмехнулся Лейзар, — да он, говорят, не так за Суботов, как за тех двух девушек, что пан подстароста себе взял.

Морозенко приподнялся и весь замер в ожидании.

— Каких двух? — изумился жолнер. — Одну шляхтянку взяли, да она сама с радостью кинула сотника и обвенчалась с подстаростой, как и следовало быть.

— Вот оно что? А чего вже люди не набрешут? — протянул Лейзар. — Говорили вже, будто взял и другую, красавицу Оксану.

— Оксану? — повторил жолнер. — Это, может, черномазенькая, курчавая?

— Так–так, курчавая, — кивнул головой Лейзар.

— Эге, была и такая… и боронилась же, шельма, как дикая кошка! — усмехнулся жолнер. — Подстароста должен был бы ее нам за труды отдать, а он уступил ее зятю своему Комаровскому… вот тот и возится теперь с ней, как кот с салом, в Райгородке.

Громкий, яростный крик прервал его слова, и, опрокидывая по дороге столы и лавки, бросился Морозенко, как безумный, вон из корчмы…