Буря - [9]
Пожалуйста, не мучай меня! Я сейчас отнесу дрова домой.
У него, видно, сейчас приступ: плетет оно какую-то чепуху. Дам-ка ему глотнуть из моей бутылки. Если оно еще никогда не пробовало вина, припадок может пройти. Только бы мне вылечить его да сделать ручным, а там уж я на нем наживусь. Тот, кто захочет его получить, мне за него заплатит. И заплатит как следует быть!
Пока ты, еще не очень больно дерешься. Но я знаю, что сейчас будет больно, потому что ты дрожишь. Это Просперо тебя науськивает.
Кис-кис-кис! Открой ротик. Здесь у меня есть что-то – оно развяжет тебе язык, киска.[13] Открой рот. Поверь моему слову, это снадобье стряхнет с тебя твою трясучку; ручаюсь – стряхнет. Ты не понимаешь, кто тебе друг, а кто враг. Ну же, открой пасть еще разок.
Знакомый голос: это… Не может быть, он ведь утонул. Это, верно, нечистая сила! Ой! Господи помилуй!..
Четыре ноги и два голоса – ну и ловко же устроено это чудище! Передним голосом оно может расхваливать своих друзей, а задним – клепать на них и поносить их последними словами. Я вылечу его от лихорадки, если даже для этого потребуется опорожнить всю бутылку. Ну, лакай!.. Аминь!.. Теперь немножко в твою другую глотку.
Стефано!..
Другая глотка зовет меня по имени? Вот так штука! Это не чудище, а сам сатана! Нет, надо уходить, у меня нет длинной ложки.[14]
Стефано, – если только ты Стефано, – дотронься до меня, поговори со мной. Это я, Тринкуло. Не бойся, это я, твой закадычный друг Тринкуло.
Если ты Тринкуло, то вылезай. Я буду тебя тащить за те ноги, что поменьше. Если тут есть ноги Тринкуло, то это они. И правда, ты настоящий Тринкуло. Как тебя угораздило выползти из этого урода? Или он испражняется Тринкулами?
Я решил, что его убило громом, и… Но разве ты, Стефано, не утонул? Кажись, ты и вправду не утонул. Гроза уже прошла? Я спрятался от грозы под тряпьем этого урода. Так ты жив, Стефано? Ура, Стефано, вот уже два неаполитанца спаслись!
Послушай, не верти меня так: меня стошнит.
А ты-то как спасся? Как ты сюда попал? Поклянись на этой бутылке, что расскажешь мне правду. Я спасся на бочке хереса, которую матросы выкинули за борт, – клянусь этой бутылкой! Я собственноручно сделал ее из древесной коры, как только очутился на суше.
Я буду служить тебе верой и правдой – клянусь этой бутылкой, потому что в ней божественный напиток.
Поклянись, что расскажешь чистую правду. Как ты спасся?
Я просто пустился вплавь к берегу, как утка. Я, друг ты мой, плаваю как утка, ей-богу!
На, приложись к моему евангелию. Хоть ты и плаваешь как утка, но вообще-то ты хорош гусь.
Ах, Стефано! А у тебя больше нету?
Говорят тебе – целая бочка. Мой винный погреб на берегу, под скалой. Там спрятано мое винцо. Ну как, образина? Как твоя лихорадка?
Скажи, на остров с неба ты сошел?
А как же! С луны свалился. Разве ты не знаешь – я ведь жил да поживал на луне.
Да? Тогда приложись к моему евангелию. Я скоро наполню его новым содержанием. Поклянись, что не врешь.
Да это, ей-богу, ерундовое чудище! А я-то его боялся! Жалкое чудище!.. Человек с луны! Ха-ха-ха! Ну и простофиля же это несчастное чудище. А ты неплохо лакаешь, чудище, право слово!
Клянусь, это чудище – хитрец и пьянчуга. Как только его бог заснет, чудище выкрадет у него бутылку.
Ладно. Становись на колени и клянись.
Нет, я просто лопну со смеху, глядя на это безмозглое чудище! Мерзкое чудище! Так бы и стукнул его…
На, целуй.
…не будь несчастное чудище таким пьяным. Поганое чудище.
Ой, умора! Ай да чудище! Из ничтожного пьянчужки бога себе сотворило!
Ладно, хватит болтовни, показывай дорогу. – Послушай, Тринкуло, раз король и все остальные вкупе с ним потонули, нам придется принять тут бразды правления. – Эй ты, неси мою бутылку! – Мы сейчас наполним ее снова, дружище Тринкуло.
Вот горластое чудище! Вот пьяное чудище!
Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.
Шекспира-поэта очень высоко оценили уже знатоки литературы, жившие в его время. Они уподобляли Шекспира великим писателям античности. Большей похвалы нельзя было придумать в эпоху Возрождения, когда искусство античности считалось высшим образцом. «…Если бы музы знали по-английски, они стали бы творить изящными фразами Шекспира», — писал о поэте его современник Франсиз Мерез. Позднее, в XIX веке, сонетами Шекспира восхищался Джон Китс: «…Они полны прекрасных вещей, сказанных как бы непреднамеренно, и отличаются глубиной поэтических образов».В настоящем издании загадочные, волнующие своей красотой «Сонеты» Уильяма Шекспира представлены в переводе замечательного поэта и переводчика С. Я. Маршака.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Трагедия Шекспира в переводе Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник.Примечания к тексту составлены А. Смирновым.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В эту книгу вошли не слишком известные широкому читателю поэмы в русских переводах Золотого и Серебряного века. «Венера и Адонис» и «Лукреция» считаются, бесспорно, шекспировскими поэмами, что же касается поэм «Страстный пилигрим», «Феникс и голубка», «Жалоба влюбленной», тут авторство Шекспира сомнительно, хотя и отрицать его с полной уверенностью нельзя.