Буря (сборник) - [88]

Шрифт
Интервал

Стоит ли говорить, что вышел я к завтраку как варёная курица.

И ладно если бы выйти в освежительную прохладу раннего утра (в шесть утра у нас всегда свежо), а то всё наоборот: из прохлады номера – в баню.

Шведский стол на этот раз устроили в холле, где вчера был зал, расставив вокруг больших круглых столов, покрытых белыми скатертями, зачехлённые кумачом стулья, а перед сценой расположили стойки с едой. В отличие от ужина, на завтрак был подан тонко нарезанный из круглых караваев пшеничный хлеб, но сколько я не смотрел, нигде не нашёл сливочного масла. Было только клубничное варенье и многие китайцы намазывали его на хлеб, которым покрывали небольшие пиалы с молоком – в отличие от грандиозных сооружений и посуда, и порции были миниатюрными. Увидев молоко, я даже обрадовался. Было оно горячим, но без пенки. Я налил в пиалу, положив сверху четыре склеенных между собой по два вареньем куска хлеба – наконец-то хоть душеньку отведу! Но молоко оказалось вовсе не молоком, а какою-то безвкусной жидкостью, может быть, разведенной соевой мукой или уж очень обезжиренным. Насилу выпил. Затем опять помучился с вермишелью – на этот раз никто вилки не предложил, обглодал какие-то косточки, может быть, утиные, съел несколько кусков несладкого арбуза и следом за дочерью поднялся. Она вообще съела только кусок хлеба с двумя кусками арбуза.

– С такой пищи немного напоёшь, – сказал я.

– Зато мне кажется, я уже похудела.

– А через три дня будешь говорить, дошла.

Она улыбнулась. И тут мы нос к носу столкнулись с инструментальным квартетом. Лица их были сонными, волосы прибраны кое-как, движения тягуче-вялыми, но от этой домашней растрёпанности на меня как будто пахнуло притягательностью супружеской постели.

Остановились.

– На каком этаже выступаете? – спросила Таня.

Я ответил:

– На третьем. А вы?

– На первом. Списки уже вывесили. Мы выступаем восемнадцатыми и сорок пятыми. До вечера, видимо, сидеть придётся.

– Сразу по два номера? Говорили же – по одному, – сказал я.

– Китайцы опять всё переиначили. За один день решили прогнать всех. Завтра отдых. Послезавтра перед гала-концертом объявление результатов и награждение.

– Ничего себе новости! Ну что – удачи!

– И вам.

И мы разошлись. Разговаривая с Таней, я специально старался не смотреть на Свету, но именно оттого что не смотрел, то грозовое и влекущее, что началось между нами вчера, лишь усугубилось. Когда симпатизирующие друг другу люди постоянно общаются, как правило, стирается первая острота обоюдного влечения, но если на пути поставить плотину, вряд ли она долго устоит. Нечто похожее происходило и с нами. Чем упорнее мы старались избегать встречаться взглядами, тем сильнее нас друг к другу влекло. Очевидно поднявшаяся вчера во время разговора с Ли буря, обнажив фланги, сделала меня уязвимым, образно выражаясь, для стихий мира сего. А может, это климат китайский, благоприятствующий размножению, на меня так одурманивающе действовал. Как бы то ни было, а спокойствия в душе после этой минутной встречи не осталось нисколько. И всё вставал и вставал перед глазами с какою-то навязчивой очаровательностью образ голубоглазой блондинки, на которую вчера с таким неприкрытым восхищением смотрели китайцы.

Разумеется, я себя и укорял, и осуждал, и чего только не делал, но всё это лишь усиливало эффект запретного плода. Да ведь ничего ещё и не произошло, говорил я себе, и скорее всего, не произойдёт, и потом, что такого предосудительного в том, что мы друг другу понравились, это же ведь так естественно восхищаться прекрасным. А что может быть прекраснее молодой красивой женщины? Всё это было бесспорно. И было только одно маленькое «но». И оно уже не первый раз вставало передо мною. И вся разница была лишь в том, что тогда, в Питере, была совершенно иная, как бы недостаточно удобная ситуация, теперь более удобного случая, казалось, и придумать нельзя. И если тех молоденьких девчонок влекло ко мне чистое любопытство, а может быть, просто льстило внимание (молодой эгоизм, к сожалению, требует внимания только к себе, даже есть в нём нечто воинственное, что-то вроде, ах так, ну и катись), теперь было совсем другое – передо мною оказалась не просто всё прекрасно понимающая молодая женщина, но ещё и прекрасно сознающая силу и обаяние своей красоты.

Между тем мы поднялись на третий этаж. Наши номера оказались 37 и 51. Всего было около ста участников.

Но вот чего мы никак не ожидали, так это того, что прослушивание сделают закрытым. И по этому поводу сразу поползли слухи, что китайцы хотят протащить на первые места своих, поскольку жюри состояло в основном из них. Ирина так прямо и сказала: «Золота не ждите. Заберут китайцы».

– Именно поэтому ты должна выложиться на полную, – сказал я дочери, когда мы вошли в номер. – И это очень хорошо, что ты выступаешь не с самого утра, когда ещё не проснулся голос. Ложись и лежи. И ни с кем не разговаривай. Внутренне настройся. В том числе и на победу. Нужно как можно больше сохранить сил для выступления.

– Я не могу лежать, я уже сейчас как на взводе.

– А я говорю, лежи. Я буду следить за очередью.


Еще от автора Владимир Аркадьевич Чугунов
Авва. Очерки о святых и подвижниках благочестия

Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде, служил в ГСВГ (ГДР), работал на Горьковском автозаводе, Горьковском заводе аппаратуры связи им. Попова, старателем в Иркутской, Амурской, Кемеровской областях, Алтайском крае. Пас коров, работал водителем в сельском хозяйстве, пожарником. Играл в вокально-инструментальном ансамбле, гастролировал. Всё это нашло отражение в творчестве писателя. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Член Союза писателей России. Автор книг прозы: «Русские мальчики», «Мечтатель», «Молодые», «Невеста», «Причастие», «Плач Адама», «Наши любимые», «Запущенный сад», «Буря», «Провинциальный апокалипсис» и других.


Буря

В биографии любого человека юность является эпицентром особого психологического накала. Это — период становления личности, когда детское созерцание начинает интуитивно ощущать таинственность мира и, приближаясь к загадкам бытия, катастрофично перестраивается. Неизбежность этого приближения диктуется обоюдностью притяжения: тайна взывает к юноше, а юноша взыскует тайны. Картина такого психологического взрыва является центральным сюжетом романа «Мечтатель». Повесть «Буря» тоже о любви, но уже иной, взрослой, которая приходит к главному герою в результате неожиданной семейной драмы, которая переворачивает не только его жизнь, но и жизнь всей семьи, а также семьи его единственной и горячо любимой дочери.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.