Буря - [94]

Шрифт
Интервал

Площадь оказалась огороженной метровой железной оградой, в окружении широких улиц, по которым, хотя и не так интенсивно, но всё-таки двигался транспорт. Парадный вход на площадь, теперь служивший выходом, знаменовало грандиозное сооружение, как сказала Эля, императорские ворота, очень напоминавшие часть высокой стенной башки, увенчанной своеобразной черепичной крышей с загнутыми на углах вверх карнизами. Если войти через эти ворота, а точнее через невысокий арочный проход, взору открывался вид на мавзолей, размером превосходящий наш раза в три и по высоте и по объёму, да и по архитектуре был несравненно оригинальнее, с такою же своеобразной крышей. Фасад украшали круглые колонны, напоминая заносчивую архитектуру сталинской поры. Из дверей мавзолея в несколько ручьёв вытекал народ. Вход был с левой стороны, а вот очередь, состоявшая из одних китайцев, хотя на самой площади было немало иностранцев, плотным кольцом окружавшая обрамлённое зелёными насаждениями здание мавзолея, начиналась прямо от фасада. Проход был обозначен передвижными ограждениями. В очереди стояли в основном простолюдины, некоторые были с детьми. И всё это под гнетущей жарой. Эля заметила мимоходом, что часа четыре надо стоять, чтобы попасть. Я спросил: «А ты была?» — «Та». И невозможно было понять, по влечению сердца она там была или по обязанности. Я уже успел заметить, что китайцы избегают говорить о Мао. Никогда и ничего. Вот мавзолей, в нём мумия Мао, а вот нескончаемая и притом в будний день очередь желающих на эту мумию посмотреть. Выводы делайте сами.

За мавзолеем огромное пространство площади было заполнено гуляющим народом. Стояло несколько автолавок — вода, мороженое, соки, сувениры. Собственно, кроме мавзолея да императорских ворот, тут и смотреть было нечего. Поэтому, обогнув мавзолей, мы подошли к арке, где велено было собраться рассеявшейся по всей территории группе.

Свету я потерял из виду ещё когда, оказавшись на площади, стал снимать. Куда-то они вчетвером сразу исчезли. И появились ровно к назначенному часу вместе с Элей как раз в тот момент, когда я с любопытством рассматривал одноногого нищего, сидевшего неподалёку от императорских ворот на раскладном стульчике. Рядом валялись костыли. Перед нищим стояла картонная коробка, в которой лежала горстка мелочи и кусок жареной кукурузы. По его запеченному морщинистому лицу трудно было определить возраст, а также невозможно поверить, что это именно нищий — всего лишь один единственный нищий на весь многомиллионный Пекин.

— Вы уже всё посмотрели? — Я обернулся. Весь квартет в полном составе вместе с Элей стоял за моей спиной. — А мы знаете, где были? В Императорском дворце! Там, в конце площади, переход. Вход платный. Такая красота!

— А мы и не знали, что там дворец. И даже никто не подсказал.

Валя с Ксенией ели мороженое. Таня продолжала описывать достопримечательности дворца. Эля в знак согласия кивала, а вот Света явно специально смотрела либо себе под ноги, либо по сторонам. Во время завтрака, сонные, мы вяло кивнули друг другу, в автобусе, оперативно орудуя камерой, я даже не поинтересовался, где сидела она (может быть, даже спала), при выходе на площадь мы сразу потерялись, и вдруг оказались лицом к лицу. Сказать, что всё во мне сразу взволновалось, нельзя. От трёх бессонных ночей, от угнетающей жары я едва стоял на ногах. И всё-таки приятно было отметить, что присутствия моего стесняются, а может быть, в очередной раз доказывают пристававшим по этому поводу подругам, что ничего между нами нет. Как бы то ни было, а подошли они всё-таки именно к нам, а не к другим.

Постепенно к нам присоединились все остальные. И когда выделил себя из толпы гид, мы через тот же подземный переход вернулись к автобусу. Уличные торговки нас осадили опять. И не было от них никакого спасения. Говоришь им: «Не надо! Ноу! Найн! Нон». А они: «Сикока? Тесят? Сикока? Сем? Сикока? Пят?» — «Ну, за пять-то уж можно купить, — заметил кто-то. — Человеку, может, есть нечего». «Да вы посмотрите сикока их тут».

Обедали в кафе. Кудрявый суп, клёклый рис, перчёные подливки из сои и пресмыкающихся. Так называемые узбеки вообще есть не стали и во всё время застолья только и делали, что расхваливали узбекскую кухню: «Каму жирний баран? Каму жирний баран?» И даже пронеслось по группе что-то вроде возмущения. Многие из принципа даже пошли и накупили довольно дорогих «уток по-пекински» продававшихся, практически, на каждом шагу — полуфабрикат доводился до ума в течение пятнадцати минут. Я съел несколько слипшихся кусков несолёного риса исключительно из медицинских соображений его полезности — для удаления предполагаемых солей из суставов. И, выйдя на улицу, ради любопытства побродил по пристроенным к дому ларькам. Водка, пиво, чай, отвратительнейшего, как нам сказали, качества сигареты — вот основной их ассортимент. На обратном пути, чтобы заехать на китайский рынок, а по-местному шопинг, водитель попросил взятку в тысячу юаней, и все отказались. И когда прибыли в гостиницу, организаторы ради реабилитации сводили нас в охраняемую Чингисханом оранжерею и до отвала накормили мантами.


Еще от автора Владимир Аркадьевич Чугунов
Авва. Очерки о святых и подвижниках благочестия

Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде, служил в ГСВГ (ГДР), работал на Горьковском автозаводе, Горьковском заводе аппаратуры связи им. Попова, старателем в Иркутской, Амурской, Кемеровской областях, Алтайском крае. Пас коров, работал водителем в сельском хозяйстве, пожарником. Играл в вокально-инструментальном ансамбле, гастролировал. Всё это нашло отражение в творчестве писателя. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Член Союза писателей России. Автор книг прозы: «Русские мальчики», «Мечтатель», «Молодые», «Невеста», «Причастие», «Плач Адама», «Наши любимые», «Запущенный сад», «Буря», «Провинциальный апокалипсис» и других.


Буря (сборник)

В биографии любого человека юность является эпицентром особого психологического накала. Это – период становления личности, когда детское созерцание начинает интуитивно ощущать таинственность мира и, приближаясь к загадкам бытия, катастрофично перестраивается. Неизбежность этого приближения диктуется обоюдностью притяжения: тайна взывает к юноше, а юноша взыскует тайны. Картина такого психологического взрыва является центральным сюжетом романа «Мечтатель». Повесть «Буря» тоже о любви, но уже иной, взрослой, которая приходит к главному герою в результате неожиданной семейной драмы, которая переворачивает не только его жизнь, но и жизнь всей семьи, а также семьи его единственной и горячо любимой дочери.


Рекомендуем почитать
Сучья кровь

Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гангутский рубль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Под влиянием минуты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Благословенное дитя

«Благословенное дитя» — один из лучших романов Лин Ульман, норвежской писательницы, литературного критика, дочери знаменитого режиссера Ингмара Бергмана и актрисы Лив Ульман.Три сестры собираются навестить отца, уединенно живущего на острове. Они не видели его много лет, и эта поездка представляется им своего рода прощанием: отец стар и жить ему осталось недолго. Сестры, каждая по-своему, вспоминают последнее лето, проведенное ими на острове, омраченное трагическим и таинственным случаем, в котором замешаны все.


Нападение (= Грустный рассказ о природе N 6)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.