Бурное море - [49]

Особо надо упомянуть о сигаевских неводах, они его собственной конструкции: есть облегченные тресковые, есть донные камбальные, есть с бобинцами на нижней подборе — это шары, нанизанные на нижнюю подбору невода, они катятся по грунту и предохраняют невод от зацепов, — есть и с оленьей шкурой на кутце, на нижней части его, — шкура бережет невод от изнашивания. Впрочем, чего у него только нет на судне!

Сигай есть Сигай.

Другая знаменитая личность, восседавшая за этим столом, Сережа Николаев. Прежде всего внешность: рост ровно два метра, плечи, грудь, руки, ноги — редко встретишь в мужской фигуре столько соразмерности, гармонии, могучести и красоты, разве что на чемпионате мира по гимнастике. Волнистоволосый, профиль лица чистейшего античного рисунка. Девушки без ума от него, я лично слышал разговор между конторскими. «Какая гениальная внешность у Сережи», — сказала одна из них. «В кино бы его показать... или на сцене Большого театра», — добавила другая. Правда, главбух Андрунь, услышав этот разговор, добавил: «Сцену надо переделывать тогда... погнется там все».

Серега мастер вертеть заметы. В любой толпе и толчее — в толпе и толчее сейнеров, когда много судов мечут невода на небольшом участке моря, когда не поймешь, где чей невод, кто куда тащит, кто куда сыплет невод, — он выложит, обойдя чужие невода, так что все удивляются, как же он никого не пересыпал, никому не помешал, и больше всех рыбы поднимет. У рыбацкого капитана это, пожалуй, самое главное достоинство: выметать невод именно так, чтобы он поймал, захватил косяк. Вот, положим, треска. Ведь она, особенно в начале хода, когда подлетает с океана, носится как бешеная, и догнать косяк, определить и отгадать, куда он летит и упредить его движение, чтобы невод упал перед носом косяка, захватил его, надо иметь не только опыт и умение, но и еще что-то, что не дается никакими науками. Может, интуиция, талант...

Команда у Сергея тоже выдающаяся. Вообще, приглядываясь к экипажам сейнеров, можно увидеть закономерность: команда как-то соответствует не только характеру и способностям капитана, но и по внешности похожа на него. У Сергея все парни могучие. Тут вступает в свои права испытанная и проверенная временем и поколениями людей поговорка: «Каков поп, таков и приход».

И третий из компании рыбацких богов — это наш Вовка Джеламан. В общество асов он попал впервые, не попал, а точнее, вломился: блестяще — с самого первого дня путины — идет впереди Сергея и самого Сигая. И далеко впереди.

Роста он тоже, как и Сигай, среднего, но это сгусток энергии, комок нервов. Еще в детстве он мог прыгать с крыши идущего на полной скорости поезда... Пределов или ограничений каких для него не существует... Во время замета или когда догоняет косяк, он кипит весь. Рыбу же любит так... ну, если при сортировке ткнешь багорком не в голову рыбке, а в брюшко или в спинку, он до слез расстроится.

Впрочем, все они помешаны на рыбе. Сигай как-то в дружеском разговоре высказался: «И вот она на палубе трепещется, извивается... так уж ей жить хочется... и, чтоб парни не видели, возьмешь ту, которой больше всего жить хочется, и отпустишь в море...»

И вот все трое восседали за столом. Молчали. Наконец, Джеламан закурил длинную тонкую папиросу с фильтром и, щурясь, сказал:

— Ну что парни? Что у нас будет призом?

— Может, пару ящиков вот этого? — Серега взглядом указал на высший коньяк.

— Сережа! — сморщился Сигай. Он сморщился так, будто встретил или увидел что-то смешное, неприятное и достойное сожаления. — Сережа! Ой...

— Ой, Сережа! — еще насмешливее, с еще большим расстройством и обидой сморщился Джеламан.

— Прошу прощения.

Опять замолчали. Сергей насупился. Сигай задумался, а Джеламан окутался дымом.

— А лучше вот как, — сказал Сигай и положил на середину стола свою руку, вверх броней костистых мозолей.

На его ладонь легла не менее победитовая ладонь Джеламана, и сверху накрыла их Сережина ладонь, покрытая буграми мозолей чистейшей дамасской стали — попадись в эти трехстворчатые тиски булыжник, что валяется на морском берегу, из этого булыжника бы брызнула вода.

Это было в начале второго квартала.

И вот до конца второго квартала оставалось три дня. Весь квартал все три сейнера — Сигаев «Два раза пятнадцать» — «МРС-1515», николаевский «Две двойки» — «МРС-1522» и наша «Четверка» — «МРС-4304», — шли нос в нос: сегодня мы на первом месте, завтра Сергей вырвался, сдал на несколько центнеров больше, а через три дня, смотришь, Володя Сигай уже лидирует... через неделю опять наша «Четверка».

И сегодня после сдачи — пока мы идем впереди, впрочем, неизвестно еще, что привезут Сергей с Володей, — Джеламан достал свою личную, «особливую» промысловую карту, где всякими крючками и закорючками были отмечены «огороды», время прихода и ухода рыбы на них — в общем, ту карту, над составлением которой он «страдал» последние годы и особенно в эту зиму, когда рисовал ее.

Он достал ее, ласково и мечтательно улыбаясь, нежно разостлал по штурманскому столику. Погладил и достал новенький, остро заточенный, приготовленный для этого торжественного момента карандаш. И замурлыкал свою любимую мелодию: «Злая буря шаланду качает, мать выходит и смотрит во тьму...»