Буревестники - [113]

— Тебе, батя, не надзирателем быть, а братом милосердия! — хохотнул прапорщик Цирпицкий. — Ты пойми, курья голова, что это-то как раз и хорошо, что у него тиф. Не он расскажет, так его болезнь. Понял?

Под вечер, когда красные закатные лучи ненадолго окрасили серый потолок камеры, Гриша снова очнулся. И снова, приподнявшись на локте, диким, недоуменным взором шарил вокруг себя, вглядывался в соседа. Потом, видимо вспомнив, откинулся на подушку.

— Может быть, покушаете, товарищ? — вкрадчиво начал плешивый человек. — Вон как исхудали…

— Здесь был кто-нибудь? — разлепил губы Гриша.

— Надзиратель был, обед принес, а больше никого-с. Э… я извиняюсь, товарищ, как будет ваше имечко?

— А зачем вам?

— Да не знаю, как к вам обращаться. Меня, к примеру, Харитоном Степановичем Шанежкиным зовут, а вас?

— Григорий.

— А по батюшке?

Доколе слабо усмехнулся.

— Молод я для отчества, мне всего двадцать два…

— Да неужто?! — непритворно всплеснул руками Шанежкин. — А я-то думал: поболе сорока будет. Вот она, хвороба, что с вами исделала! Небось и матушка родная не признала б…

— Уж это точно: не признала б.

— Дом-то поди далече?

— Дальше не бывает: на другом конце света! Карлсруэ Лондонской волости – моя родина.

«Бредит? — покосился плешивый на Гришу. — Карлсруэ – это ведь немецкий город, дай бог памяти, недалеко от знаменитого Баден-Бадена, а Лондон и вовсе в Британии… Какая волость?..»

— А есть такая? — спросил он растерянно.

Но Гриши уже не было в камере, он унёсся на другой конец света – на родную Украину, в местечко Карлсруэ Лондонской волости Одесского уезда Херсонской губернии…

Мягкая звёздная ночь, мазанки, голубеющие во тьме, яблони, лепечущие листьями спросонок… Он тоскливо предчувствует, что видит всё это последний раз, он припал бы к нагретой за день и не потерявшей тепло земле, обнял вон тот до боли знакомый тополь, стукнул бы в ставень одного заветного окошка, но рядом с ним те, при ком он никогда не станет обнаруживать свои чувства, его «почетный эскорт» – жандармы. В их сопровождении он покидает свою родину, уходит из детства…

В пятом году Грише исполнилось двадцать. За два десятка лет он многое видел и пережил. Он видел горе-нужду и пережил Кровавое воскресенье, он видел соседа-калеку, вернувшегося с русско-японской бойни, и пережил еврейские погромы, захлестнувшие Украину; он видел броненосец «Потёмкин» на Одесском рейде и пережил радость от первого выполненного задания Николаевского комитета РСДРП – участвовать в охране маевки… В том пятом году Гриша родился как революционер.

Из полицейского досье на члена РСДРП Г. М. Шамизона (Доколе).

«…Шамизон Григорий Моисеевич является членом Николаевского комитета Российской социал-демократической рабочей партии и пропагандистом, распространяет нелегальную литературу и участвует во всех противоправительственных сходках… При обыске у Шамизона обнаружена чековая книжка с печатью Николаевского комитета РСДРП, прокламации, нелегальные брошюры и газеты… Отдан под особый надзор полиции с высылкой…»

Его выслали в Оренбургскую губернию. Он там, однако, не засиделся и пошёл в свой великий пеший поход по Руси, который, спустя два года, закончится на берегах Тихого океана. Гриша работал в деревнях, поднимал мужика на борьбу с царём.

— Доколе, братья, страдать будем под гнётом царя и помещиков, — надрывался он на сходках.

— А мы вот тя ща повяжем да к становому, — лениво отвечали из толпы, плюющейся подсолнухами.

— Не тратьте, куме, силы! — с усмешкой сказал Грише в одной из таких деревень старик ссыльнопоселенец. — Неужели вы не видите, кто перед вами: куркули, казаки, староверы… Эти не пойдут за вами. Войска надо поднимать. Ульянов был прав, когда писал об этом…

Григорий последовал этому совету и в начале девятьсот седьмого года пошёл на военную службу. Он попал во 2-й Восточно-Сибирский сапёрный батальон. Это подразделение «проштрафилось» своим участием в Читинском восстании, поэтому было выведено в самую что ни на есть глухомань – в урочище Березовку Забайкальской области – и состояло на военном положении. Большинство солдат было революционно настроено, возможности для пропагандиста огромные, и Доколе с присущими ему энергией и жаром принялся за дело. Он начал с создания подпольной солдатской организации – военного союза Верхнеудинского гарнизона. Но, чтобы усыпить бдительность ретивых отцов-командиров, Григорий старался не иметь замечаний, слыл примерным солдатом. А кроме всего прочего стремился получить военные знания, необходимые революционеру.

Из рапорта командира 1-й роты 2-го Восточно-Сибирского саперного батальона штабс-капитана Уткина.

«..К изложенному для характеристики Шамизона считаю необходимым добавить, что с первых дней пребывания его в командуемой мной роте он резко выделялся из среды молодых солдат… своим усердным отношением к изучению как строевой службы, так и необходимых первоначальных для молодых солдат сведений, таковые знает в настоящее время чуть ли не наизусть. В смысле же внешней дисциплинированности, соблюдения всех правил внутреннего порядка в роте в выправки не заставляет желать ничего лучше…»