Буреполомский дневник - [11]

6–54

А если сейчас, в эту "подачу" в УДО откажут (в чём нет никакого сомнения), то, конечно же, протянуть ещё полгода, до следующей подачи, в состоянии такого же вот относительного мира с начальством, ясное дело, не получится. Тогда, – увы, раз ШИЗО ещё не разнесено в руины взрывами реактивных снарядов, то в нём, видимо, и придётся сидеть, не вылезая. За всё – что не здороваюсь с этими ублюдками в форме, не стригусь, как они хотят, не бреюсь, не выхожу на зарядку, и т. д. и т. п. Поводы–то найдутся у них всегда, – а если при этом их ещё и ненавидеть так же люто и смертельно, как я, то вряд ли удастся долго скрывать эту ненависть и изображать верноподданническое согласие с ними. Если очень упорно и сознательно нарушать режим, – сказал мне отрядник ещё при первом знакомстве, – то они могут обратиться в суд с просьбой о замене мне общего режима на строгий на оставшийся срок. Это бы ещё ничего. А вот если ударить кого–то из этой мрази в погонах, – даже просто ударить, не говоря уж: попытаться убить, как должно с ними поступать, – то, конечно же, они накрутят ещё одно уголовное дело и ещё один срок, причём немаленький...

22.1.08. 6–30

Ура, сегодня на "прогулку" не выгоняли, и мусора до сих пор ещё не приходили. Можно было не выходить, чем я, конечно же, и воспользовался. Но этот урод завхоз стоял в вестибюле, как обычно, и кого–то, кто там тусовался и тоже не хотел выходить, пугал тем, "что про нашу прогулку говорят в штабе" и что у нас хотят сделать "как на 8–м", – на 8–м бараке не так давно 4 дня подряд были шмоны, их "трясли" достаточно сильно, “мусора” приходили туда десятками, человек по 30. Бедные, трусливые рабы, ничтожества, уже потерявшие свободу, но всё равно боящиеся ещё что–то потерять! Никому из этих генетических рабов в 10–м или 20–м поколении даже в голову не приходит: “мусоров” придёт, ну, положим, даже 30 человек. А в отряде (кроме нашего) – 180, 185, 190 человек... Эти 30 могут быть убиты, просто на клочья разорваны за несколько минут. Да, конечно, потом они (начальство) могут вызвать ОМОН, спецназ, начать бить дубинками, калечить, ломать кости, даже стрелять... Этого–то и боится трусливая уголовная сволочь в лагерях, и на этом–то их страхе государство базирует свой режим, свои подъёмы, зарядки, проверки и т. д. Тогда как на самом деле – после одного, а тем паче МНОГИХ таких вот актов физического уничтожения “мусоров” – у самих “мусоров”, ещё живых, должен сформироваться непреодолимый страх идти в переполненный барак к зэкам и что–то там шмонать, вообще "наворачивать режим", как здесь говорят. У них должен быть инстинктивный ужас перед тем, что зэки их там просто убьют, как убили уже многих до них, и дети останутся без отца...

А сегодня ещё идти в эту проклятую больницу – делать кардиограмму. Анализы крови и мочи уже брали, теперь вот это... Готовят к приезжающему на днях ВТЭКу, который – ясно заранее – ничего мне не даст, даже и 3–ю группу инвалидности, несмотря на все мои переломы, боли и т. д. И третью–то здесь получить крайне сложно, а уж о первых двух, при которых по закону запрещено закрывать в ШИЗО, – и говорить нечего! Впрочем, тут есть примеры, что и с этими группами в ШИЗО всё равно закрывали...

16–03

Почему–то в основном утром получаются все эти записи, когда острее всего ненависть и тоска, когда нервы взвинчены и только и ждёшь, что сейчас вот придут выгонять, может быть, сцепишься с ними наконец по–настоящему... А в остальное время состояние – тихая тоска. Отвлекают, конечно, книги, читаемые тут запоем, – вот сейчас только что дочитал 3 томика Керсновской из 6–ти, присланные той же Е. С. Сегодня вечером надо будет к 19 часам идти на телефонные переговоры с ней, на переговорный пункт в посылочной (нашли же, идиоты, где его разместить! Там за криком и чтением перечислений вложенного в посылки по телефону хрен чего услышишь...). Всё бы ничего, даже не так холодно на улице, только вот ветер пронизывающий. Утром таскался в больницу, сделали мне эту никому не нужную кардиограмму – для ВТЭКа, видимо. Делала её, как я потом узнал, старшая медсестра, – немолодая, рыжая, хамло хамлом, и что уж, не знаю (общая подавленность и отсутствие настроения?) помешало мне с ней сцепиться как следует, по–крупному...

А так – тоска, тоска, тоска... Через 5 дней – длительное, трёхдневное свидание с матерью, которое, по "облегчённому режиму", было мне положено ещё месяц назад. Жду я его, зная психическое состояние матери, её тупую упёртость, и памятуя опыт прошлого свидания, скорее с ужасом, чем с нетерпением. Ещё три дня непрерывного скандала и истерик я не выдержу, а без них она не умеет. И говорить, получается, не о чем и не о ком, – ВСЕ, абсолютно все, у неё плохие! Е. С., Карамьян, Фрумкин, Зимбовский... Все, кроме, пожалуй, Майсуряна и Миши Агафонова, но это – ПОКА...

Будет ли это моложавое ничтожество Медведев президентом? Скорее всего, да. Изменится ли от этого что–то к лучшему? Едва ли. Даже на то, что меня, с моим совершенно вопиющим делом, раньше срока выпустят, я надеяться не могу, не говоря уж – что внутренний курс хоть как–то глазом заметно либерализируется... Хоть он и из "Газпрома", а не чекист, – этот единственный плюс его почему–то надежд не внушает...