Бунтарка - [67]

Поскольку дождь усиливался, Ольга спустилась в бар, выпила кофе, а потом перешла в зал, где терпеливо ждали прибытия на остров Йе бледные пассажиры, страдавшие от качки. Она сразу же увидела сидящего через три ряда Сиприана де Реаля, который, склонясь над калькулятором, быстро-быстро набирал вереницы цифр. Рот у него при этом был полуоткрыт, и создавалось впечатление, будто его волевая челюсть отвисла. Ольга собралась незаметно ретироваться в бар. Но было уже поздно: барон поднял голову с завитками волос на висках. Какой-то миг он еще весь пребывал в своих расчетах, но тут же расплылся в радостной улыбке, словно наконец-то вновь обрел утраченную подругу. Немка тоже улыбнулась в ответ, но вдруг удивленно вытаращила глаза, так как, вместо того чтобы встать, Сиприан покатился к ней. Сунув калькулятор в карман, он положил руку на подлокотник, нажал на кнопку, снял с тормоза хромированное кресло на колесах, стоявшее на месте для инвалидов, и вот оно покатило вперед на тонких велосипедных шинах.

Растерянная, Ольга наморщила лоб в несколько недоуменном ожидании. Барон же, как обычно пребывающий в прекрасном настроении и увлеченный новым своим планом, поспешил успокоить ее:

– Ничего особенного, дорогой друг! Был небольшой ударчик.

Не без героических ноток он подробнейшим образом поведал ей свою драму. Среди ночи дочка обнаружила его лежащим без сознания возле холодильника в кухне их замка; и все-таки, как ни велико было несчастье, ему повезло: инсульт был небольшой, хотя рука и нога оказались парализованными. Правда, в эйфории Сиприана чувствовалась некоторая деланость. С тех пор как барону пришлось возмещать бездействие своих членов механикой кресла на колесах, стала еще явственней некая механическая принужденность его поведения: желание обязательно продемонстрировать, какой он жизнеспособный, активный и волевой, упрямое стремление не сдаваться и выглядеть жизнерадостным во что бы то ни стало.

– Дорогая Ольга, как я рад видеть вас!

И после паузы, уже не так громогласно, он сообщил заговорщицким тоном:

– Я еду по одному сумасшедше выгодному делу. На острове Йе предполагается установить две сотни ветродвигателей… Не хотите выпить бокал вина?

Судно взлетало с волны на волну. Барон пытался направить свое кресло к бару, но колеса не могли преодолеть постоянно возникающий подъем, и Ольга предложила помощь. Она подкатила барона к стойке, и там он, поставив свой экипаж на тормоз, заказал бокал белого вина. Голова его была чуть ниже стойки, которая находилась на уровне подбородка генерального директора, и это как-то способствовало их сближению. Ольга, которая была потрясена тем, что произошло с бароном, заказала еще чашечку кофе и воскликнула:

– Боже мой, как ужасно то, что с вами случилось!

Сиприан ответил с неизменной своей жизнерадостностью:

– Рука у меня восстанавливается очень быстро. И специалисты утверждают, что скоро я смогу ходить с палкой.

Он прикурил сигарету и вернулся к давней теме:

– Жаль, что вы отказались от пояса ветроэлектростанций. Это же гарантированное состояние.

После первой их встречи Ольга Ротенбергер испытывала некоторую симпатию к этому нелепому барону, расчетливому льстецу, но гедонисту, каким может быть только француз. Она охотно встретилась бы с ним снова, если бы только его настойчивое стремление сбагрить свои ветроустановки не вынуждало ее держаться на расстоянии. В рентабельность ветра она не верила, а главное, не терпела смешивать деловые отношения и чувства. Однако сейчас она предпочла не спорить с ним, а он тоном дальновидного финансиста разливался:

– Экология – это перспективнейший рынок. С тех пор как начались катавасии с климатом, для ветроэлектростанций открылись самые благоприятные условия.

– Ну полно, дорогой Сиприан, этого хватит, чтобы заставить крутиться стиральную машину, но не больше. Если серьезно, перспективы я вижу только у ядерной энергетики.

Продолжая свои доказательства, продавец ветроустановок действующей рукой сделал красноречивый жест:

– Я тоже, но вам никогда не удастся внедрить эту идею, так как ядерная энергетика – это воплощенное зло, сатана, правые, насилие, фашизм. В конце концов, даже в умах людей, которые думают как мы…

Его задор позабавил Ольгу. Она чуть насмешливо поинтересовалась:

– И вы серьезно полагаете, что жители позволят вам покрыть остров целым лесом белых стальных мачт и никак не станут реагировать?

– Я не могу вам сказать всего, эта встреча в некотором смысле… конфиденциальная. Меня попросили приехать сегодня вечером, чтобы переговорить об этом. Но если, дорогая Ольга, это вас интересует, я буду постоянно держать вас в курсе.

Что-то у всех сегодня назначены секретные встречи на острове Йе. Удивленная Ольга Ротенбергер подумала, уж нет ли тут какого-нибудь подвоха со стороны Менантро. А Сиприан в своем коммивояжерском запале продолжал разливаться:

– Вы исключительно умная женщина. Истинное удовольствие беседовать с вами…

Ольга посмотрела ему в глаза, и барон подумал, что его обаяние сработало и на этот раз. Да, совершенно несомненно, сегодня он тронул немку, но так, как трогает марионетка, ведомая нечистыми целями, которые зрители прекрасно видят. Уже слегка поломанный паяц продолжал демонстрировать упорную витальность, убежденный, что он умней и хитрей других, и в этой зажигательной, порой гротескной игре крылась трагическая и таинственная глубина… Ольга извинилась и, оставив инвалида наедине с бокалом белого вина, вернулась на палубу глотнуть свежего воздуха. Через несколько секунд бегущие по небу серые тучи, соленый запах ветра, мерный бег волн вернули социальным волнениям их подлинный размер. Глядя на море, она еще острей прониклась тем ощущением бесконечности, какое даже какая-нибудь искорка способна придать игре марионеток. «Вандея» приближалась к острову, на котором директриса ВСЕКАКО попыталась представить огромную чащу ветроустановок. Совершенно очевидно, этот проект был каким-то безумием, ложью Сиприана или тех, кто его вызвал, какой-то очередной махинацией. Не без тщеславия Ольга наблюдала за суетой прочих людей, убежденная, что она-то принадлежит к другой категории – тех, кто молча, без излишнего шума выстраивает мир.