Бунтарка. Берег страсти - [36]

Жюль оказался по соседству с группой людей, среди которых оказались Иниго Мэтьюз, юный виконт де Куаньи и несколько других, кого он едва знал, включая барона де Ронсея.

Зачинщиком разговора был Мэтьюз.

— Граф, каково ваше мнение о Фарруччи?

— У нее великолепный голос.

— Мы попадаем в царство восторга, когда военные впадают в лирику.

Почувствовав издевку в его голосе, Жюль ответил:

— Вы полагаете, что грубый солдат не способен преклоняться перед совершенством? — Вспышка враждебности заставила его добавить: — Собственно, преклонение перед совершенством может дать ему оружие для подкрепления своего суждения.

Ронсей сказал с ледяной холодностью:

— Прежде чем слушать чье-либо суждение, мы обязаны спросить себя — кто судья? Если некто считает себя поклонником, то поступит благоразумно, задав вопрос: кто опередил его?

— Кто опередил кого? — переспросил Жюль.

— Неужели это не понятно? Кто раньше завоевал ее благосклонность.

Жюль догадался, что Ронсей, скорее всего, уже пытался заигрывать с дивой, иначе не стал бы придавать разговору такой поворот. Внимательно посмотрев в глаза барону, граф де Мирандола получил ответ: тот до сих пор не добился благосклонности итальянской певицы.

— Я хвалю лишь голос. Сама дива, по моему мнению, выше всяких похвал. — Жюль не отвел взгляда, пока барон холодно смотрел на него.

Остальные почувствовали неловкость, но Ронсей неверно истолковал слова Жюля, считая, что одержал верх. Он, вскинув голову, высокомерно заявил:

— Да, находясь среди знатоков, вы поступили бы верно, если бы оставили свое мнение о Фарруччи при себе.

— Вы не согласны с ним? — тихо спросил Жюль и, не сдержавшись, добавил громче: — Не думаю, чтобы эта дама стала бы выслушивать ваше мнение.

— Правда? Тогда интересно, почему она подарила мне вот это?

Широким жестом Ронсей достал из нагрудного кармана роскошный платок, прошитый серебристыми нитками, смял его в руке и поднес к своему лицу, будто наслаждаясь его ароматом.

Мэтьюз, нашедший этот жест вульгарным, вступил в разговор:

— Пожалуй, это зашло слишком далеко.

Виконт де Куаньи, еще более встревоженный, чем Мэтьюз, обратился к Жюлю:

— Граф, если вы уезжаете, подвезите меня в своем экипаже, — похоже, нам по пути.

Между тем Жюль сказал Ронсею:

— Вы могли стащить этот платок где угодно. Так издеваться над ее репутацией…

— Репутацией? У Фарруччи есть репутация? — Барон расхохотался. — По этой части она в защите не нуждается. Она будет чертовски рада, если заслужит мое внимание.

— Ваше внимание — оскорбление для любой женщины.

Эти слова сорвались с уст Жюля, прежде чем он успел подумать. Их породила нахлынувшая на него волна гнева.

Ронсей вздрогнул, затем выражение ненависти исказило красивые черты его лица, и он поднес платок к самым глазам Жюля, чуть не касаясь их, и сказал тихо, но так, что его слова слышали стоявшие рядом:

— Я требую удовлетворения за это.

Куаньи затаил дыхание, Мэтьюз взял Жюля за руку, но тот стряхнул ее и ответил:

— Вы его обязательно получите. И немедленно.

Мэтьюз отошел в сторону и быстро оглядел фойе:

— Я советую забыть обо всем и разойтись. Еще немного, и вам обоим угрожает арест.

Ронсей побледнел больше прежнего и коснулся руки своего приятеля:

— Безер, вы будете моим секундантом. Месье, назовите своего секунданта.

Жюля все еще обуревал гнев, но, оглядев стоявших рядом людей, он почувствовал, что остался в одиночестве. Его взгляд встретился со взглядом Куаньи, и молодой человек шагнул к нему, глядя на Жюля с бравадой и ужасом, что в любое другое время могло бы лишь позабавить. Куаньи пробормотал:

— Месье, для меня было бы честью…

Жюль долю секунды стоял в нерешительности, затем сказал, глядя мимо Ронсея:

— Моим секундантом будет месье де Куаньи. Через час он нанесет визит месье де Безеру. Поскольку вы вызвали меня, за мной остается право выбора оружия. Мне говорили, что вы никогда не держали в руках шпагу, поэтому я выбираю пистолеты.

Сказав это, он взял Куаньи за руку и вывел юного виконта из театра. Оба отправились в кофейню, где Жюль молча уселся за столик. Наконец он взглянул на полное тревоги лицо Куаньи и печально улыбнулся:

— Извините меня за ужасный пример, который я подал вам сегодня. Безо всякой веской причины я только что согласился драться с презренным человеком ради женщины, с которой никогда не встречался.

— Если вы хотите помириться, месье, в разговоре с Безером я…

— Черт возьми, если я говорю, что стану драться, так оно и будет. Просто жаль, что мне выпал недостойный противник.

У Куаньи был вид человека, которого терзают отчаянные муки.

— Должен сказать вам, что Ронсей — гнусный трус. Наверно, он лишился рассудка: раньше он так никому не бросал вызов. Но он опасный человек, и у него опасные друзья.

Жюль задумался над этим, потом его лицо озарилось такой улыбкой, от которой Куаньи стало холодно, и сказал:

— От ожидания разум этого прекрасного джентльмена может помутиться еще больше, чем от самой дуэли. Если сможете, договоритесь с Безером, чтобы она состоялась на рассвете. Тогда посмотрим, как он будет выглядеть утром.

Жюль встал, молодой человек тоже поднялся с места:

— Граф, где я могу вас найти?