Бунтарь - [35]

— Можешь прочесть, что на кольце написано? — поинтересовалась Салли.

— Могу.

— Прочти мне.

Он посмотрел ей в глаза и потупился. Желание сводило его с ума.

— Так что там написано, мистер?

— Это по-французски.

— И? — пальчик слегка вдавился в кожу.

— Это значит: «Я люблю тебя». — он так и не поднял головы.

Она снова засмеялась и медленно повела линию по его кисти до ногтя среднего пальца:

— Будешь сулить мне жемчуга? Как Итен?

— Буду. — мысленно честя себя тряпкой, угрюмо ответил он.

— Скажу тебе одну вещь, священник…

Он осмелился метнуть на неё исподлобья короткий взгляд:

— Какую?

— У тебя глаза, как у моего отца…

— Да?

— Я ведь не взаправду замужем, так? — она оставила игры, и говорила серьёзно.

Старбак молчал.

— Ты поможешь мне?

В короткой фразе прозвучало беспредельное отчаяние. Природная отзывчивость, помноженная на влечение, смела в душе юноши последние барьеры здравомыслия, и он сказал:

— Да.

— Я здесь больше не могу. Мне надо вырваться отсюда.

— Я помогу. — хрипло уверил девицу Старбак, — Помогу.

Он обещал больше, чем мог себе позволить. Он готов был обещать, что угодно, лишь бы завоевать её доверие. Он хотел было взять её за руку, но девчонка вдруг отпрянула, услышав, как открывается дверь в лачугу.

— А, ты здесь, девочка? — произнёс Труслоу, — Тогда займись ужином. Там дичь в горшке.

— Я тебе больше не кухарка. — огрызнулась Салли, увернувшись от отцовского подзатыльника, и принялась за готовку.

Старбак закрыл Библию и сидел до самого ужина тихо-тихо, боясь, что Труслоу догадается о сговоре дочери с гостем. Глядел в огонь, мечтал.

Поутру Томас Труслоу передал свою землю, свою дом и свой лучший кожаный пояс Роберту Деккеру, попросив только ухаживать за могилой Эмили.

— Ропер тебе пособит с землёй. Он в курсе, что и где лучше всходит, и со скотиной моей обходиться привычен. Ропер арендует у меня, то бишь, теперь у тебя, надел. Смотри, не обижай его. Он — добрый сосед, а с добрыми соседями надо жить в мире и согласии.

— Да, сэр.

— Ещё Ропер попользуется ямой с пилой пару дней. Хорошо?

— Хорошо, сэр.

— А ремешок мой ты не стесняйся почаще трепать на спине Салли. Не давай ей крутить собой. Хорошая взбучка — и она, как шёлковая.

— Да, сэр. — сказал Роберт Деккер с сомнением.

— Я иду воевать, парень. Теперь лишь Боженька ведает, когда я вернусь. И вернусь ли.

— Мне бы следовало тоже пойти, сэр.

— Тебе нельзя. — возразил коротыш, — У тебя жена и дитё вот-вот родится. А я сам себе хозяин, так что могу пойти вправить мозги янки. Нечего им совать нос в нашу кормушку.

Он смахнул с губы табачную крошку и, помедлив, попросил:

— Роберт, проследи, чтоб она не потеряла кольцо. Это единственное, что осталось мне от Эмили. Хоть она и завещала его Салли, я и сейчас не уверен в том, что правильно сделал, отдав кольцо девчонке.

Салли не вышла провожать отца, а Старбак так надеялся увидеть её напоследок, перекинуться словечком, уверить вновь, что она может рассчитывать на него, когда решится бежать. Увы, Салли оставалась в лачуге, и Труслоу её затворничество никак не задевало. Он даже не попрощался с ней. Забрал из дома охотничий нож, ружьё, пистолет, постоял несколько минут у могилы жены, оседлал злобно фыркающего конька и, не проверяя, следует ли за ним Старбак, поскакал к выезду из долины.

Наверху Труслоу остановился, но не для того, чтобы бросить прощальный взгляд на дом, столько лет служивший ему пристанищем. Нет, он смотрел вперёд, на землю Америки, тянущуюся километр за километром до самого океана.

Землю, с содроганием ожидающую, когда мясники примутся за её разделку.

Часть вторая

5

Пылища клубилась над ярмарочной площадкой Ричмонда. Пыль взбивали одиннадцать полков, марширующих по площадке, на которой не найти было ни травинки, — всё вытоптали солдаты, ибо по мысли генерал-майора Ли лишь неустанные экзерциции могут превратить волонтёрский сброд в реальную силу, что защитит Конфедерацию. Ветер разносил красноватую пыль по окрестностям, покрывая ею каждую стену, каждую ограду, каждое дерево в радиусе полукилометра от ярмарочного поля, так что даже магнолии, которыми было оно обсажено, имели унылый кирпичный оттенок. Пыль осела и на форме Итена Ридли, придав серой ткани зловещий кровавый отлив, когда будущий зять Фальконера приехал на ярмарочное поле в поисках единоутробного братца. Бельведер Делани, восседая на вёрткой игривой лошадке с грацией бегемота, глазел на марширующих солдат. Одет он был в штатское платье, что не мешало ему время от времени отдавать полкам честь, и делал он это, надо сказать, с достоинством и сноровкой прирождённого полководца.

— Тренируюсь заранее. — объяснил он вместо приветствия Ридли, ничуть не удивившись его появлению, — Когда вступлю в армию, мне будет не до подобных пустяков.

— Ты не вступишь в армию, Бев. Ты — неженка.

— Вступлю, Итен, ещё как вступлю. Буду самый, что ни на есть, офицерский офицер. Но, как ты верно заметил, я — неженка, а потому я сам подберу или придумаю себе пост, а губернатор мне его с радостью предоставит. Пока что мне предлагают капитанское звание, но, по-моему, это низковато для человека моих вкусов и склада ума. Отлично, ребята! Отлично! Молодцы!